крепчайшего кофе, и непрерывно что-нибудь мурлыкал под нос.
Набор исполняемых песен был у Борцы особый: он признавал только песни собственного сочинения. Иногда — в крайнем случае — он к известному тексту придумывал свою мелодию.
Чужой музыки для Борцы не существовало.
Нельзя сказать, что сочиненные им мелодии отличались высокими достоинствами — во всяком случае, упомянутых достоинств не находили ни старые друзья Борцы, ни Зарика. Однако в том, что касается исполнения собственных песен. Борца был тверд как скала. Даже к «Балладе о вине», любимой поэтической вещи Федора Икарова, Борца умудрился придумать свою мелодию и частенько напевал, ковыряясь в развороченном чреве машины синтеза:
В отличие от музыки, его собственный стихотворный опус о звезде, которую «распирает лава идей», и о «немыслимом Фарадее», который ставит грандиозные космические опыты, браня своих подручных, был высоко оценен Зарикой. И Борца тут же, что называется, не сходя с места, положил это стихотворение на музыку.
И хотя Зарика демонстративно затыкала уши, едва Борца начинал исполнять свежеиспеченную песню, он не исключал и отнюдь не собирался исключать эту песню из своего «репертуара».
Не проходящее увлечение Борцы машиной синтеза доставляло ему немало хлопот и огорчений: аппарат не ладился, капризничал, не желал включаться. Борца, однако, не терял надежды. Характер у него был кремневый, под стать характеру Зарики.
С Зарикой они каждый день общались по биосвязи. Борца рассказывал о своей работе, о новых кораблях, возвратившихся на Землю, делился огорчениями, связанными с машиной синтеза, одиночеством и тоской. Зарика хвасталась научными успехами — они и впрямь были удивительны.
У Зарики выявился прирожденный талант биолога. Живая клетка была для нее открытой книгой.
Борца не раз порывался прилететь к Зарике на биостанцию, посетить Ласточкино гнездо, но девушка не разрешала этого:
— Понимаешь, у меня здесь налаживается работа. Кажется, начинает что-то получаться.
— Я тебе не помешаю. Поговорим немного, побродим у моря — и я улечу. Думаешь, от работы отвлеку?
— Не в том дело, Борца… — Биосвязь была еще несовершенной, голос Зарики дрожал и прерывался. — Я боюсь, что едва только увижу тебя в Ласточкином гнезде — и вся моя работа полетит вверх тормашками. — Где же мы встретимся?
— Где угодно.
— В таком случае предлагаю встретиться у меня, за городом. Организуем лыжную прогулку.
— Хорошо, — соглашалась Зарика.
Но Борца чувствовал, что мысли ее витают вдали от лыж, что Зарика продолжает размышлять о своих биологических экспериментах.
— Не откладывай.
— Мне необходимо завершить опыт. Если я его прерву, все погибнет. Придется начинать сначала.
— Сколько тебе для этого потребуется времени? — спрашивал Борца, предчувствуя худшее.
— Думаю, недельки полторы — две, — невинным тоном отвечала Зарика.
— Но ведь к тому времени наступит весна! — с отчаянием восклицал Борца. — Снег осядет, какие тогда лыжные прогулки, скажи, пожалуйста?
Но Зарика оставалась неумолимой: вне биостанции она себя не мыслила.
Каждодневные переговоры Борцы и Зарики всегда, таким образом, заходили в тупик. Кончался один эксперимент, тут же начинался другой — у Зарики всегда находился веский довод, чтобы отказаться от лыжной вылазки.
— Ты променяла меня на свои вирусы, — заявил ей однажды Борца.
— Ну миленький, ну подари мне еще денька три — четыре! — взмолилась Зарика.
— В последний раз?
Зарика рассмеялась:
— В предпоследний!
Снова и снова увлекаясь все больше и больше, она с восторгом рассказывала Борце о биостанции, о замечательных людях, которые там трудятся, о лаборатории, которую ей недавно выделили, но том, насколько перспективна и многообещающа ее новая работа. Зарика мечтала синтезировать универсальную вакцину, пригодную на случай неведомой болезни, могущей вдруг поразить человечество. На биостанции в этом отношении были богатые традиции: именно здесь изобрели противоядие, которое в сочетании с невесомостью спасло Борцу, Зарику и других…
— Не хочу, чтобы вновь мог повториться тот кошмар, — говорила Зарика Борце.
— Скоро ты получишь свое снадобье? — спрашивал Бориа. — А то снег растает, и мы так и не покатаемся вместе на лыжах.
— Снег еще не раз выпадет и растает… Да и не все гладко у меня.
— У того, кто изобретает, путь не устлан розами. По себе знаю, — утешал Борца.
— Не в розах дело, хотя по цветам ты, как известно, мастер. Трудностей много, — жаловалась Зарика. — Как головы дракона: срубишь одну — вырастает другая.
— Но Ласточкино гнездо поддерживает тебя? — этим традиционным вопросом всегда заканчивались их беседы.
— Поддерживает пока, — отвечала Зарика, и Борца по голосу чувствовал, что она улыбается.
Оба называли биостанцию, на которой трудилась Зарика, не иначе, как Ласточкино гнездо. Так повелось с той памятной ночи, когда Борца провожал Зарику к Чертову пальцу. Название привилось.
Однажды, когда день выдался особенно погожий, и солнце припекало совсем по-летнему, и сосульки на крышах и карнизах таяли, обдавая прохожих брызгами, Борца почувствовал, что больше ждать невозможно: он должен сейчас же, немедленно, услышать Зарику, должен увидеть ее — не по видео, а рядом. С трудом выбрав свободное местечко на скамейке городского сквера, по которому он проходил, Борца сел и постарался сосредоточиться, готовясь к разговору с Зарикой. Затем сунул руку в карман и, сжав в кулаке маленький шарик биосвязи, закрыл глаза. Перед его мысленным взором выплыло лицо Зарики.
— Ты не на работе? — изумилась Зарика.
— Уже освободился. И завтра у меня свободный день. И по этому поводу предлагается, чтобы научный сотрудник биостанции Зарика обратилась к своему профессору с просьбой…
— Знаешь, Борца, — перебила Зарика, — мне пришла счастливая идея: взять в работу сок трабо. Я все время чувствовала, что в нем есть необходимый для опыта ингредиент, но он ускользал… Да его и немного в каждом плоде — всего несколько молекул. Но теперь, кажется, я нащупала правильный путь. Необходимо…
— Необходимо нам с тобой встретиться, — перебил Борца.
— Может быть, на той неделе…
— Сейчас.
— Милый, невозможно, — горячо заговорила Зарика; ее слова одно за одним отдавались в мозгу Борцы. — Это вещество — я еще не придумала ему названия, потому что даже не уверена в его существовании, — ведет себя ужасно капризно. Да, да, представь себе, какая-то мистика. Сегодня оно появляется в плоде трабо, а завтра бесследно исчезает. Именно сегодня…
— Именно сегодня я хочу тебя видеть. А таинственные молекулы появятся и завтра, — сказал Борца.
