В один из тихих вечером Фэрил, умывшись перед сном, уже собралась ложиться спать, и тут заметила Орифа, сидящего на крыльце. Она накинула на плечи одеяло, ибо ночи становились холоднее день ото дня, и подошла к человеку, который с грустью в глазах смотрел на тонкий серп луны. Холодный ветер гнал по небу обрывки облаков.
— Однажды далеко в пустыне, — заговорила Фэрил, — Гвилли вот так же посмотрел на луну — и вдруг ни с того ни с сего запел песенку о корове, собаке, кошке, скрипке, тарелке и ложке. Ох как я смеялась! А когда я спросила, откуда он знает эту милую белиберду, знаете, что он мне ответил?
Ориф, не скрывая текущих из глаз слез, посмотрел на дамну:
— Это я его научил. Он любил эту песенку больше всех других.
Фэрил крепко обняла Орифа и поцеловала в щеку.
— Именно так он и сказал.
Но вот семь дней прошли, и Фэрил с Араваном покинули осиротевшую ферму. Черныш двинулся было за ними, но Ориф окликнул его, и пес послушно поплелся домой. На повороте Фэрил обернулась и в последний раз помахала рукой Орифу и его жене. Дамна запомнила их стоящими рядом, обнявшись, и грустно смотрящими им вслед.
Лес Вейн был восхитителен в своем осеннем убранстве и буйстве желтых, золотистых и алых тонов. Друзья проехали по самой опушке леса, держа путь на юг, а затем на юго-запад. Заночевав в холмах, протянувшихся по левую руку от них, на рассвете они оказались наконец на Пересекающей дороге. Пошел мелкий моросящий дождик, и заметно похолодало.
Поздно вечером путники добрались до восточных ворот Стоунхилла и направились прямиком в гостиницу «Белый единорог», где их с распростертыми объятиями встретил ее владелец Хопсли Бройслер со своей женой Мюриам. Они были рады возвращению маленькой дамны, с которой познакомились пять лет назад, когда она разыскивала некоего Гвилли Фенна. Услышав о трагической гибели варорца, добрые люди очень расстроились.
Фэрил и Аравану отвели лучшие комнаты в гостинице. По всему городу немедленно расползлись слухи о лорде-эльфе, почтившем визитом их края, и в «Белый единорог» стали стекаться люди, чтобы пропустить по рюмочке и заодно поглазеть на заезжего лаэна.
Эльф не обманул их ожиданий: целый вечер он пел песни о дальних странствиях и морских приключениях — то залихватские и веселые, то лирические и печальные, то полные героизма, аккомпанируя себе при этом на шестиструнной лютне.
Фэрил и Араван провели в гостинице еще целые сутки, дожидаясь, когда небо прояснится и погода наладится.
На следующее утро дождь перестал, ветер затих, и из-за туч выглянуло солнце. Араван и Фэрил собрали вещи и хотели было расплатиться с радушными хозяевами, но те не приняли от дорогих гостей денег, сказав, что Араван и так заплатил им сполна, собрав такую толпу посетителей.
Друзья покинули Стоунхилл на рассвете, когда утренний туман еще не рассеялся. Путники повернули на север к Почтовой дороге, по которой каждые полгода проезжали Верховный Правитель Гаран и Королева Гайна, следуя из крепости Чаллерайн в Каэр Пендвир и обратно.
Дорога поворачивала то на запад, то снова на север. Оставив позади Долину Сражения и проехав по дороге Двух Фортов, на третий день, после того как покинули Стоунхилл, друзья увидели прямо перед собой огромную Терновую стену, кольцом опоясывающую земли Боскиделла. В некоторых местах колючий кустарник разросся на целую милю в ширину, а в самом узком месте его заросли тянулись не меньше чем на четверть мили. Через это природное заграждение проникнуть можно было только в нескольких местах, одним из которых был форт Стиндл, куда и направились путники. У входа в тоннель Араван спешился и подошел к Фэрил. Благодаря тому, что дамна сидела верхом на пони, они с Араваном сравнялись в росте.
— Фэрил, — я теперь спокоен за тебя: ты почти дома, — сказал Араван. — А мне еще предстоит сдержать клятву возмездия, которую я принес. Затем я снова отправлюсь на поиски желтоглазого похитителя меча и убийцы моего друга. Идрал это или нет — мне еще предстоит выяснить, но, как бы там ни было, миссия моя еще не выполнена. Теперь давай простимся, но помни: если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, пошли мне весточку — и я не замедлю явиться на твой зов, ибо я всем сердцем привязался к тебе, дорогой дружочек, и никогда тебя не забуду!
Глаза Фэрил наполнились слезами, она крепко обняла и поцеловала эльфа.
— Я тоже буду помнить тебя, алор Араван, всю жизнь! — с чувством сказала дамна на языке сильва.
Араван вскочил на лошадь и с криками «Йа! Йа!» унесся прочь.
Когда эльф скрылся из виду, Фэрил повернулась к проходу в терновнике и пришпорила пони.
Эту ночь дамна провела в лагере Терновых Стрелков, один из которых должен был на рассвете проводить ее домой.
К вечеру следующего дня они достигли опушки Северного леса, где и расположились на ночлег.
На рассвете Фэрил проснулась от холода. Все вокруг было покрыто белоснежным инеем. На земли Боскиделла пришла зима.
Весь этот день они провели в пути, а уже на другой день после обеда доехали до маленького домика, во дворе которого отец Фэрил рубил дрова. При виде своей дамсель варорец даже топор из рук выронил: ведь он не видел дочь целых пять лет. Немного придя в себя от огромной радости, он крепко обнял Фэрил и скорее повел ее в дом, во весь голос крича о ее прибытии. Лора чуть не задушила дочь в объятиях, приговаривая:
— Ну вот ты и дома, Фэрил, наконец-то ты дома!
В комнату прибежали братья дамны, а малышка, обнимая всех троих и оглядываясь вокруг, вдруг осознала, что хотя она сейчас опять с теми, кого любит, но… это вовсе не ее дом.
Глава 43
ВОЗМЕЗДИЕ
НАЧАЛО ВЕСНЫ 5Э991
Прикрыв за собой дверь в спальню, за которой остались его телохранители, эмир прошел по комнате, держа в руках свечу, затем остановился и широко зевнул. Свеча отбрасывала вокруг себя слабый свет, освещая только небольшое пространство.
Эмир понял, что кроме него в комнате кто-то есть, только когда блики света отразились в паре леденяще-холодных сапфировых глаз, которые мрачно смотрели на него с полуприкрытого темным покрывалом лица. Кто-то облаченный в просторный балахон и тюрбан стоял в тени, наблюдая за эмиром.
— Кто здесь? — испуганно спросил эмир по-гирейски, отступая в глубь комнаты и не выпуская свечу из рук.
Незнакомец медленно поднял руку и откинул покрывало с лица.
— Ты! — слабеющим голосом прошептал эмир.
Наверное, он громко кричал и долго бился в предсмертных судорогах, но точно никто уже теперь этого не скажет, ибо никто не знает наверняка — все комнаты в кроваво-красной цитадели были звуконепроницаемые.
Доподлинно известно одно: на следующее утро, когда мажордом Абад пошел будить своего господина, он нашел его мертвым, причем смерть эмир принял от некоего огненного оружия, ибо плоть вокруг раны была обожжена.
Кто был повинен в смерти эмира, так и осталось загадкой, но поговаривали, что это не кто иной, как
