прикован к его талии, но ничего необычного не заметил и спросил:
— Что-то не так?
— Но у тебя праща!
— Ну да… И что из этого? — недоуменно спросил Гвилли, снимая оружие с пояса.
— Откуда она у тебя? Ты умеешь из нее стрелять?
— Конечно. До сих пор…
Фэрил нетерпеливо перебила его:
— А серебряные шарики? Они у тебя есть?
— Серебряные?.. — Смутное воспоминание из детства промелькнуло в голове баккана.
— Гвилли, миленький, — затараторила Фэрил, — если бы только у тебя были серебряные шарики… Я бы тогда точно знала!
— Знала что? — Гвилли держался из последних сил. Ему казалось, что он сходит с ума. — При чем здесь моя праща? Что изменилось бы, будь у меня серебряные шарики? Я вообще не думаю, что серебро нужно переводить на снаряды для пращи.
Гвилли прислонился к перегородке между стойлами, чувствуя, что силы его иссякли. Он с искренним удивлением смотрел на Фэрил и никак не мог понять, чего она от него добивается. «Неужели все дамны так странно себя ведут? Эта перескакивает с одной мысли на другую, как кузнечик». Он попытался успокоиться и произнес как можно более членораздельно:
— И потом, зачем мне вообще серебряные снаряды?
— Откуда она у тебя?
Стараясь не выдать раздражения, баккан спросил:
— Что ты имеешь в виду? Серебряные снаряды? Я же сказал: у меня нет…
— Праща, — недослушала его Фэрил. — Откуда у тебя праща?
Гвилли едва сдерживался:
— Если верить Орифу, она принадлежала моему отцу.
Фэрил оживилась:
— Это уже интереснее.
У бедного баккана гудело в голове от этого бессмысленного стрекотания. Он даже не знал, как должен реагировать на слова дамны; но тут его раздумья прервал звон колокольчика, возвестившего приглашение к завтраку.
По дороге из конюшни в дом Фэрил, озадаченно покосившись на Гвилли, произнесла:
— Зря ты так сердито сжимаешь зубы. Давно у тебя эта привычка?
Гвилли устало развел руками и нервно рассмеялся.
За завтраком Нельда выглядела невыспавшейся и чем-то сильно обеспокоенной. Она явно избегала взгляда Орифа, но когда все уже собирались вставать из-за стола, Нельда наконец неуверенно взглянула на мужа и кивнула ему. Ориф вышел из комнаты и вскоре вернулся с небольшой шкатулкой из кедрового дерева. Поставив ее на стол перед Фэрил, он немного помедлил и проговорил:
— Вчера вы спрашивали, мисс Фэрил, не сохранилось ли вещей, которые помогли бы раскрыть тайну происхождения Гвилли. Я тогда как-то не подумал, но потом вспомнил вот что.
И Ориф поведал дамне о том, как много лет назад, оставив раненого Гвилли на попечении жены, он возвратился на место трагедии и нашел там пращу и стальные снаряды. Нынче утром мужчина невольно подслушал разговор дамны с сыном, а вопрос Фэрил о серебряной картечи напомнил ему настойчивые расспросы малыша о «блестящих шариках». Орифа осенило: он наконец понял, что имел в виду ребенок. Понял он и другое: алчные рюкки не могли пройти мимо серебряных снарядов и поэтому на месте убийства их не было.
Фэрил жадно внимала рассказу Орифа. Глаза ее горели лихорадочным огнем, и она еле сдерживалась, чтобы не перебить мужчину. Когда он замолчал, она уже было открыла рот, собираясь засыпать его градом вопросов, но в этот момент щелкнул замок шкатулки, и Ориф протянул ей два дневника:
— Вот что еще я там нашел. Вспомнил о них, когда мы уже легли спать.
Фэрил так и впилась взглядом в пожелтевшие от времени страницы дневников. Наконец, получив подтверждение своих догадок, она оторвалась от записей и, захлебываясь от восторга, воскликнула:
— Вот оно, Гвилли! Дневники первенцев, старый и новый… Новый написан рукой твоего отца… Смотри, тут на обложке ваше генеалогическое древо. Последний в роду — ты, Гвилли Фенн. Твоего отца звали Дарби, деда — Фрэк. А на вершине древа — Томлин, родоначальник семьи… Это же все доказывает, Гвилли!
Она протянула дневник баккану, который явно не знал, что с ним делать: он лишь с любопытством разглядывал его, поворачивая то так, то эдак и хмурясь при этом. Но Фэрил ничего не заметила и, взяв в руки второй дневник, продолжала:
— А вот этот старый — копия с дневника самой Пэталь, которую сделал Малыш Урус. Подумать только, ему уже тысяча лет! Ах, Ориф, если бы вы только прочитали его! Но не подумайте — я вас не виню: вы столько сделали для Гвилли, да и как бы вы смогли разобрать твилл — древний язык варорцев!
Ориф с Нельдой переглянулись, а Гвилли, отложив в сторону бесполезный дневник, объяснил:
— Дело не в языке: мы не умеем читать вообще.
— Не умеете читать?.. — Фэрил даже представить себе такого не могла.
Гвилли пожал плечами:
— Здесь в лесу это не нужно.
Дамна была потрясена до глубины души:
— Но все варорцы из Боскиделла… — Она запнулась на полуслове.
Ориф виновато отвел глаза:
— Мы всегда хотели послать Гвилли в Стоунхилл…
Тут Фэрил прорвало — она слишком долго сдерживалась:
— Это все теперь не имеет значения. У нас впереди целых два года, и я научу Гвилли всему: читать по-твилльски и по-пелларски, писать, считать.
Баккан обиженно возразил:
— Я умею считать. Ведь мне приходится продавать товары с фермы!
Фэрил поспешила исправить свою оплошность и перевела разговор на другую тему:
— Кстати, давай я почитаю всем о твоих храбрых предках. Когда ты узнаешь о пророчестве, ты поймешь, почему я здесь, откуда у меня эти ножи, почему мы с тобой должны разыскать эльфийку Риату в долине Арден и отправиться вместе с ней к Великому Северному Глетчеру, который находится в далеких Гримволлских горах.
Нельда ахнула; в глазах ее отразился неподдельный ужас.
Фэрил уже стала засыпать, когда до ее слуха снова донесся приглушенный шум голосов Орифа и Нельды. В этот раз дамна даже смогла разобрать, о чем они говорят.
— Когда-нибудь он все равно уйдет, Нельда; его тянет к таким же, как он сам. К тому же они с Фэрил просто созданы друг для друга.
— Но, Ориф, она хочет взять его с собой в Гримволл, где полно ночного отродья! Они убьют его, как убили его родителей! И этот барон Стоук… Зачем ему уезжать — зачем им уезжать? С нами им будет лучше. Разве не мы вырастили Гвилли? Неужели он забыл об этом?
— Конечно не забыл. Как бы там ни было — решать Гвилли.
— Но он такой маленький…
— Не такой уж и маленький для варорца.
Фэрил было ужасно жаль Орифа и Нельду. Хоть Гвилли и был им лишь приемным сыном, они любили его всем сердцем. Как всякие истинно любящие родители, они не хотели отпускать его из родного дома навстречу новой взрослой жизни, которая к тому же была полна опасностей.
Но Фэрил ничего не могла поделать. Ни она, ни Гвилли были не в силах изменить судьбу, которая была предначертана последним первенцам. Это почувствовал и сам Гвилли, хотя до сего дня и не знал о
