– Дорогой мистер Атсон, – Агата наклонилась чуть вперед. – У нас с вами вот здесь, – она дотронулась до лба, – по семнадцать миллиардов очень маленьких тихарей. Серых клеточек. Когда я их пускаю по следу…
– Понял, – сказал Атсон и обмяк.
– Еще один вопрос: верите ли вы в то, что именно Сэм (Вонючка) Бьюкеннен замочил Голландца?
– Не знаю, мэм, что там всякие брехуны пишут в своих грязных бумажках, которые и на подтирку-то срамно использовать, и что копы чикагские вякают, а только вот вам мое слово – слабо ему.
– Слабо?
– Слабо, мэм.
– Спасибо, мистер Атсон, вы очень помогли нам. Мистер Чен, когда вы вчера гадали по «Книге перемен», какие триграммы выпали последними?..
Вопрос поверг китайца в полный ужас.
– Попался чарли, – выдохнул Атсон. – Слушайте, Ник, она что – ведьма?
– Может быть, – сказал я. – Может быть, и ведьма…
В углу Петр Демьянович нервно курил.
Мы взяли еще по бокалу пива с неоскудевающего подноса.
– Если предположить, что Вселенная имеет форму бублика, – затравленно сказал Петр Демьянович, – то мы, хотим того или нет, становимся способны получать любые ответы на любые, даже еще не заданные, вопросы…
Атсон был близок к обмороку.
– Фраернуться хотел, – сказал он горько и безнадежно. – Купил самый дорогой билет. Думал, тихая компания соберется. Без стрельбы. Да. Как же. Вот фраернулся-то…
– Леди и джентльмены, прошу внимания! – Агата постучала карандашом по бокалу. – Итак, в результате обследования места происшествия, анализа так называемого завещания и бесед с вами мне удалось составить полную картину преступления. Но начать мне придется издалека. Готовы ли вы слушать? Прекрасно… Итак: та особа, которую мы знаем сегодня как виконтессу Луизу дю Трамбле, начинала свою блистательную карьеру на подмостках кабаре «Мулен-Руж» как Катрин Лануа. В возрасте тринадцати лет она убежала из кабаре с немолодым русским моряком и родила ему в России сына Николаса. Не выдержав, однако, северных холодов, она снова бежала, оставив безутешного моряка с младенцем. Это, кстати, безоговорочно подтверждают и триграммы мистера Чена. В родной Франции она не задержалась, путь ее лежал дальше, в Новый Свет. Там она некоторое время работала на ферме в штате Айова, и хозяин фермы уделял ей, скажем так, несколько повышенное внимание. Излишне повторять, что она бежала, оставив безутешного отца с младенцем Уильямом на руках…
Мое запястье сдавили железные пальцы Атсона. Боже мой, мне и самому вдруг стало не по себе.
– …Прибыв в Рим, она смутила покой старого князя Поццо ди Борго и наградила его близнецами…
– Бастардо… – зашипели друг на друга братцы-итальянцы. – Басссстардо…
–
Я уже понял, чем все это кончится, и начал нашаривать за собой кресло. Ах, Агата, ах, белокурая бестия!..
– …в Россию под чужим именем. Вот я почему спрашивала вас об улице Мари-Роз, Николас…
– Да-да, конечно, – хрипло отозвался я. В ушах пульсировала кровь.
– …и далее – в иезуитскую миссию в Кантоне. Там путь ее надолго…
– Вы куда, Ник? – вздрогнул Атсон. – Не вздумайте только…
–
– Билл, – тихо сказал я. – Крепитесь. Сейчас вы услышите по-настоящему сногсшибательную новость.
– Что же из этого следует, леди и джентльмены? – голос Агаты вдруг взлетел и затрепетал. Рояль в углу отозвался низким гудением. – Из этого однозначно и неопровержимо следует, что один из вас вечером двадцать седьмого апреля злодейски убил и выбросил за борт вашу родную мать!
– Вашу мать… – эхом откликнулся я.
Китаец тонко взвизгнул и повалился на ковер.
ГЛАВА 12
Они будут подобны змею Апопу в утро Нового года.
По вполне понятной причине встречу старого Нового года пришлось перенести на два дня…
Зато – какая это была встреча! Уже не только Гаврилов с банджо, но и Илья с гитарой посрамляли магнитофон; уже не только рыжая пассия, но и черная Светлана кого-то напоминали мучительно, кого-то из той, прошлой жизни… Было что праздновать, ох, было! Аня и Степка сидели на именинных местах, еще бледные, еще с жутковатым блеском в глазах, но уже по-настоящему здоровые – что никак не могло уложиться в голове бородатого доктора, которого тоже пригласили на это семейное торжество. И вряд ли кто из гостей мог видеть и понимать, что для хозяина и кое-кого еще ничто не кончилось. Деловито бродил по квартире Гусар, обнюхивая углы, прислушиваясь под дверью. Илья выглядывал за портьеру: по двору время от времени проезжал знакомый «Чероки». В кармане пиджака Ильи тихо потрескивала рация. Коминт
