мне уж очень хотелось представиться вам, что я и сделал. И если вам потребуется помощник или боцман, я к вашим услугам и буду готов приступить к работе по первому вашему слову. — Длинный Том шагнул назад, готовый откланяться. — А сейчас, простите, я должен идти.
— Нет, нет, постой, — попросил Араван, жестом приглашая Длинного Тома присесть. — Не выпьешь ли с нами? Кружечку эля? Стаканчик рома?
— Хо, сейчас, конечно, кружка грога была бы очень кстати, да и напиток этот я очень уважаю, но, капитан, большое вам спасибо. Я ведь сказал вам, что мы поднимаем якорь, как только начнется отлив… — Казалось, Том не знал, что еще сказать тому, кто был для него легендой, и, может быть, поэтому его глаза остановились на Бэйре. Он обратился к юноше: — Я — Длинный Том, молодой человек, а вы?
— Бэйр.
Они пожали друг другу руки.
— Эй, Том, — донеслось от входной двери, — отлив вот–вот начнется.
Кивнув на прощание Аравану, моряк попятился назад, натягивая на голову свою смятую кепку, а затем, повернувшись к выходу, зашагал к поджидавшим его товарищам.
— Попутного ветра, Длинный Том, попутного ветра! — прокричал ему вслед Араван.
Бэйр проследил глазами за тем, как верзила моряк и его товарищи дошли до дверей. Длинный Том, оживленно жестикулируя, говорил, рассказывал, а его слушатели то и дело оглядывались и бросали удивленные взгляды на Аравана.
— Этот твой корабль — «Эройен», он, должно быть, был действительно замечательным судном, если рассказы о нем передаются из поколения в поколения с конца Первой эры, то есть почти восемь тысячелетий. И тайна того путешествия еще не раскрыта.
Глаза Аравана стали печальными, но он не сказал ни слова, а лишь уставил взор в кружку эля, затем прильнул к ней губами и сделал большой и долгий глоток.
В это мгновение за соседним столиком разгорелся громкий спор, вскоре крики сменились руганью и оскорблениями, а затем и звучными тумаками, и вскоре в зале уже вовсю шла общая потасовка с проклятиями, швырянием мебели и битьем посуды; женщины в цветастых нарядах бросились по лестнице наверх и, поднявшись на площадку, стали визгливо выкрикивать ругательства и подбадривать дерущихся, но их голоса тонули в невообразимом гвалте, которым сопровождалась потасовка, происходящая внизу. В этой сутолоке два широкоплечих гнома, стоя спиной к спине, молотили кулаками, нанося удары направо и налево, распевая при этом принятые у гномов траурные песни, а вокруг них на полу валялось множество поверженных матросов, не ожидавших подобной лихости от гномов.
Увернувшись от летящего в их сторону стула, Араван встал и, лавируя по залу, как танцор, повел Бэйра через толпу дерущихся к дверям. На пути им встретилось несколько вошедших в азарт драчунов, но они сразу же теряли решимость, разглядев двухметрового Бэйра с его тяжелой палицей и Аравана с Кристаллопюром в руке. Одного их вида было достаточно, чтобы удержать от опрометчивого шага даже самого неистового забияку.
Когда они вышли на улицу, Араван развел руками и спросил:
— Ну, мальчик мой, что ты думаешь об этом большом городе?
Бэйр оглянулся на потасовку, продолжающуюся в гостинице «Красные Шлепанцы»:
— Послушай, Араван, а ты уверен, что мы правильно выбрали место, где поселиться?
Араван засмеялся:
— Однако здесь не заскучаешь, не так ли?
Бэйр покачал головой и последовал за эльфом в контору управляющего портом.
— Секундочку, капитан Араван, — ответил регистратор, листая страницы портового журнала, — Ага, ну вот… хм… торговое судно Чаббейна через два дня отплывает в Албан, это на границе с Сарейном… ко это очень далеко от Кару. — Он поднял глаза от журнала. — И, кроме того, я не рекомендовал бы вам плыть на кораблях, принадлежащих этому Чаббейну. — Он перелистнул еще одну страницу. — О, вот, есть еще барк с ближайшей стоянкой в порту Калиш в Гирее; он отплывает на этой неделе… А вот что капитану Ваншану нужно в этом порту, надо бы выяснить. Но так или иначе, это рядом с Кару, чуть восточнее, как мне кажется. — Регистратор перелистнул еще несколько страниц, проводя пальцем сверху вниз по списку судов, находящихся сейчас в гавани. — А вот и еще один, под номером восемьдесят семь, а я его и не заметил. Это одномачтовое судно из Гжиниана, стоит сейчас под погрузкой. Оно отплывает завтра утром с отливом. Направляется в Сабру, именно туда, куда вы хотели. — Регистратор пробежал глазами лист до конца, захлопнул журнал и сказал: — Кроме этих трех, я не вижу никакого другого судна, направляющегося к южному побережью, хотя в любой момент может появиться от одного до сотни судов, идущих в этом направлении. Вот так–то, капитан.
Араван склонил голову в поклоне:
— Благодарю вас за помощь. — Он протянул регистратору серебряную монету, но тот отказался принять ее, заявив:
— Капитан Араван, для меня достаточной наградой является встреча с вами.
Улыбка мелькнула на губах Аравана, и он сунул монету в карман. Потом, когда они выходили из здания портовой администрации, Бэйр сказал:
— У тебя хорошая репутация в этом городе, хотя прошло уже восемь тысяч лет.
Араван отмахнулся:
— Действительные события с годами обрастают фантастическими деталями.
Бэйр нахмурился:
— Мне думается, это не тот случай, когда отношение можно объяснить фантастическими деталями. А куда мы сейчас идем?
Араван указал в сторону центра города:
— Перво–наперво нам надо соответствующим образом приодеться, чтобы люди из Гжиниана приняли нас, а потом договоримся о переправе через море.
— А чем плоха наша одежда?
— Видишь ли, гжинианские капитаны редко берут на борт чужестранцев. Поэтому нам надо выглядеть более… Ну, не такими чужестранцами, какими мы на самом деле являемся. А кроме того, наша одежда подходит для северных краев, но никак не для Кару, где яростно палит солнце, воды мало, а ночью можно окоченеть от холода. Одежда, которая нам нужна, должна защитить нас от дневной жары, помочь нам обойтись меньшим количеством воды и согреть ночью. Недалеко отсюда есть лавка одного купца, в которой мы найдем все, что нам необходимо.
— На языке кабла, на котором говорят обитатели пустыни, головной убор называется кафъя или гхутра, — объяснял Хасан, маленький смуглый купец, одевая Бэйра.
Хасан поселился на Арбалине двадцать лет назад — до этого он жил в провинции Кхем, примыкающей к западному краю пустыни Кару. Теперь он торговал материей, сотканной из превосходного кхемского хлопка, и организовал пошивочную мастерскую, где одевались в основном путешественники, направляющиеся в страны, лежащие на южном побережье Авагонского моря. И вот теперь он суетился вокруг Аравана и Бэйра, подбирая экипировку для рослого юноши.
— А держится на голове он при помощи агала, узкой повязки. Рубашка называется брусса, а штаны — томбон.
— Мы хотели бы, чтобы как можно больше голубых кисточек было пришито здесь и здесь, — попросил купца Араван, поворачиваясь перед зеркалом и оглядывая себя, облаченного в одежду кочевников.
— Конечно, что за вопрос, это же святейший из цветов, цвет млайки, — с готовностью отозвался Хасан.
— Млайки? — переспросил озадаченный Бэйр.
Хасан пытался найти соответствующее слово в общем языке, но не смог и обратился за помощью к Аравану.
— Фьердландцы называют их енгелами — это крылатые существа, живущие по ту сторону неба, — объяснил Араван.
