— Браво, Арби! — не удержавшись, Линда несколько раз хлопнула в ладоши. — Ты сегодня превзошел себя.
«А Линда права, — подумал Арбен, чувствуя, как возбуждение сменяется глубокой апатией. — Мне сегодня предстоит бессонная ночь, полная кошмаров. Ну и ладно! Может, я импровизировал сегодня в последний раз? Вдруг этот дар небес исчезнет, когда Ньюмор начнет осуществлять свой проект?..»
Они сидели в беседке до самой темноты. Арбен все оттягивал минуту расставания, словно видел девушку в последний раз.
Вдоль аллеи зажглись фонари, похожие на желтые одуванчики, гуляющих становилось все меньше: каждому в городе было известно, что в позднее время в парке прогуливаться небезопасно.
— Пойдем, — сказала Линда.
— Погоди немного, — удержал ее за руку Арбен.
— А если бандиты?
— Через несколько дней, возможно, я буду сильнее всех этом городе, — произнес Арбен не то в шутку, не то всерьез. — Тогда я любых бандитов смогу расшвырять, как котят. Что ты скажешь на это, цыганочка?
— Туман, мистика… То ты исчезнешь, то изменишься, то станешь сильнее всех. Как это все понимать?
— Не могу я сейчас сказать тебе всего, цыганочка, — помрачнел Арбен.
Линда сгорала от любопытства, но чувствовала, что расспрашивать Арбена не следует. Если б хотел и мог — сам рассказал бы.
Из полутемной глубины аллеи показалась маленькая фигурка. Это был мальчуган. Можно было подумать, что мальчик заблудился, не держись он уверенно и спокойно. Видимо, просто возвращался с прогулки домой, оставленный без присмотра беспечными родителями.
Под фонарем близ беседки мальчик остановился и принялся надувать воздушный шарик. Легкая оболочка быстро наполнилась воздухом, вскоре на ней во всю рожицу улыбался оранжевый паяц с огромными ушами.
Закончив свой труд, мальчуган несколько раз подбросил шарик вверх, словно волейбольный мяч. Шар опускался медленно, как бы нехотя.
«Так, наверно, играют в мяч на космическом корабле, в условиях невесомости», — подумала Линда. В космосе она еще ни разу не бывала: летать в Пространстве простой продавщице не по карману, даже если она работает в таком шикарном универсаме, как ВДВ…
Забава мальчика кончилась неудачно. Он успел сделать всего несколько шагов, когда импровизированный мяч опустился на кустарник и испустил дух, наткнувшись на что-то острое.
Легкий хлопок — и шара как не бывало. Быстро съежившись, исчез улыбающийся паяц.
Линда прошептала:
— Паяц погиб.
— Мир погиб, — откликнулся Арбен.
Огорченный мальчуган повертел в руках лоскуток — все, что осталось от шарика, — безуспешно попытался надуть его, затем отшвырнул негодную игрушку в сторону, за кусты и двинулся дальше, вскоре скрывшись за поворотом аллеи.
Шар, которым играл мальчишка, всколыхнул в душе Линды давнее детское воспоминание, вызвав образ «всевидящего ока».
Когда мальчуган исчез, Арбен вдруг попросил у Линды записную книжку и, быстро листая, раскрыл ее на чистой странице. Он написал что-то, зачеркнул, вывел снова. Фонарь близ беседки давал скудное освещение, поэтому Арбен низко склонился над книжкой.
Писал он долго.
Линда отчаянно продрогла, но боялась произнести слово, чтобы не помешать Арбену. Она лишь молча посматривала на его хмурый лоб и плотно сжатые губы.
Аллея уже совершенно опустела, когда Арбен поставил наконец точку, закрыл записную книжку и протянул ее Линде, негромко сказав:
— Я теперь — словно мяч, из которого выпущен воздух.
Девушка сделала попытку раскрыть книжку, Арбен остановил ее:
— Не сейчас, Линда. Дома прочтешь.
Они пошли к выходу.
Сегодняшнее свидание оставило в душе девушки неприятный, тревожный осадок, его не смогло снять даже искусство Арбена в импровизации, неизменно поражавшее Линду. На душе было тревожно.
У выхода из парка змеилась бесконечно бегущая лента, спина ее, истоптанная тысячами ног, неровно лоснилась в свете мерцающих панелей.
Линда предложила:
— Пойдем на подземку?
— Ненавижу лезть под землю, — пробурчал Арбен. — А ты что, замерзла?
— Нет, ничего, — ответила Линда, у которой зуб на зуб не попадал.
Едва молодые люди ступили на ленту, осенний ветер набросился на них с удвоенной яростью.
Арбен снял куртку и накинул ее на плечи девушки.
Улицы, по которым они проносились, были безлюдны: здесь, вдали от центра, город, населенный трудящимся людом, засыпал рано.
— Город вымер, — нарушил долгую паузу Арбен.
— Окна светятся, — возразила Линда.
— Ну и что? Люди вымерли, а панели остались гореть, — упрямо мотнул головой Арбен.
— Ты слишком мрачно настроен… Даже не рассказал мне про свой день.
— Нечего рассказывать.
— Как ты поранил руку?
Арбен буркнул:
— Расскажу в другой раз.
Линда согрелась под курткой Арбена, и настроение ее немного улучшилось.
— Когда теперь увидимся, Арби? — спросила она. — Завтра понедельник, и я могла бы отпроситься пораньше.
— Не знаю, как теперь у меня сложится, цыганочка. Все зависит от того, как пойдет новое дело, о котором я тебе говорил, — сказал Арбен.
Когда они прощались, Линда спросила:
— У тебя теперь совсем не будет свободного времени?
— Пока не знаю. По видеофону договоримся, — ответил Арбен, голос его звучал глухо.
Придя домой, Линда, как всегда, прежде всего набросила цепочку на дверь — городские власти усиленно советовали это всем гражданам ввиду участившихся налетов грабителей на квартиры. Затем села в качалку, зажгла торшер и вытащила из сумочки записную книжку.
Поначалу от внезапно подступившего волнения девушка не могла ни слова разобрать из того, что написал Арбен, — у нее почему-то внезапно мелькнула мысль, что это последняя его записка, нечто вроде завещания, и что они никогда больше не увидятся. Наконец, продираясь сквозь частокол зачеркнутых строк и фраз, слово за словом она прочитала:
