самим собой.
— Ладно, доктор, а что определил её врач?
— Что, смотреть не будете?
— Теперь, после того, как вы её так разделали? Как будто она стала жертвой обряда кровожадных May-May. Что стоит в свидетельстве о смерти?
— Сердечный спазм.
— А что было на самом деле?
— Велосипедная спица.
Крамер содрогнулся. Господи, вот это да! Черный, убивающий черного — это ничего особенного. Белый, убивающий белого — немного похуже, но тут вступали в дело адвокаты, способные разжалобить даже железный арифмометр. Но если в деле замешаны и черные, и белые — огромные заголовки в газетах гарантированы! И уж совсем запахнет жареным, если станет известно, что было использовано типичное оружие черных бандитов.
Крамер нетерпеливо махнул врачу, чтобы он повернул мертвое тело в его сторону.
— Не знаете, что он задумал? — спросил доктор Стридом Принслоу.
— Ищет следы укола в печень, — шепнул Принслоу, — место, куда ткнули спицей, чтобы её искалечить, как Шу-Шу.
Доктор Стридом самодовольно ухмыльнулся.
— Она мертва, а не искалечена, дружище. Да, проделали нечто подобное, но совсем с другой целью. Подумайте немного. Когда негры пользуются спицей подобным образом, они прежде всего стерилизуют спицу в пламени спички или зажигалки. Для чего? Чтобы не произошло заражения. Чтобы жертва осталась в живых и могла долго ещё мучиться, сожалея о своих ошибках. Как тот ваш Шу-Шу.
Но здесь все было проделано таким образом, который лет тридцать назад я видел в Ранде, в негритянских пригородах Иоганнесбурга. Не слишком часто, должен вам сказать, и всегда так мастерски проделано, что мы, по понедельникам занимаясь урожаем покойников с уикэнда, многих случаев, вероятно, так и не обнаружили. Это профиль крутых негритянских банд. Вот, взгляните.
Доктор Стридом отвел в сторону правое предплечье трупа и опер его под прямым углом о край стола. Показал пальцем.
— Скажите, что вы там видите?
Крамер не сказал ничего. Уставился на подмышку, на маленькую нежную ямку, покрытую пушком. Девушка не пользовалась бритвой, необычно, но не имеет значения.
— А теперь взгляните снова, — настаивал доктор Стриддом, раздвинув волоски пинцетом.
— Блошиный укус?
— Все очень просто, — наставлял его врач. — Берется спица, остро наточенная, и вводится между третьим и четвертым ребром. Ваша цель — аорта, в том месте, где она выходит из сердца.
— И это вы называете «очень просто», — усмехнулся Принслоу.
— Конечно просто. Достаточно целиться снизу вверх, к правому плечу. Аорта довольно прочна, так что заметите, что попали в нее. Опытной руке это удается сразу, новичку придется попотеть — вроде как наколоть на вилку спагетти.
Принслоу отступил на шаг. Высокий, тучный, он, казалось, даже осунулся.
— И что потом? — Крамера это заинтересовало.
— Давление крови в аорте просто фантастическое, — продолжал доктор Стридом. — Я был свидетелем, как однажды во время операции на расширенных сосудах кровь била до потолка. Но когда вы вынимаете из неё такую тонкую штуку, как эта спица, то все затягивается, понимаете? Мышцы, ткани, кожа все. Достаточно обернуть спицу платком или тряпкой — и никаких следов.
Крамер выпрямился, похлопал себя по карманам в поисках сигарет и наконец взял одну у врача.
— Неплохо, доктор, неплохо.
Доктор Стридом скромно потупился.
— Я обнаружил все это, пытаясь найти, откуда вся эта кровь, оставшаяся в легких. Думаю, что Мэтьюза упрекнуть не в чем.
— А это кто?
— Ее врач, из Морнингхалла. Внешние признаки действительно были как при остановке сердца. А оно у неё с рождения было неважным, насколько я знаю.
Тут он проговорился. Насколько знал Крамер, в свидетельствах о смерти не упоминаются врожденные недуги. Значит, Стридом уже беседовал с Мэтьюзом. Жаль — теперь они будут твердить одно и то же, но с профессиональной круговой порукой врачей приходится считаться: она не менее прочна, чем мафия и часто также смертельно опасна. Но Бог с ними. У Крамера оставалось ещё несколько вопросов.
— И как быстро она могла умереть?
— Минут через десять, от силы пятнадцать; но если шок был достаточно силен, могла умереть и сразу.
— Ага. Полагаете, она кричала?
— Возможно, но достаточно было одеяла и… На лице повреждений нет. Во всяком случае, как только кровь перестала поступать в мозг, все было кончено.
— А синяк на предплечье?
— Он мог появиться, когда она корчилась в судорогах.
Почему-то эта картина показалась Крамеру особенно отвратительной, и он почувствовал, — с него достаточно.
— Теперь она в полном вашем распоряжении, сержант. Когда управитесь со снимками для своего семейного альбома, я попросил бы о серии штук из шести «голова-плечи», и чтобы она на них не казалась слишком хмурой.
Доктор Стридом проводил его до дверей.
— Где Аббот? — по пути спросил Крамера…
— Я здесь, лейтенант, — робко донеслось из часовни.
И хотя жена его уехала и Фартинга тоже не было, хозяин заведения настоял, чтобы разговор происходил в выставочном зале, за звуконепроницаемыми дверьми.
Доктор Стридом откланялся, ибо вспомнил о своей ежедневной обязанности присутствовать при экзекуциях в местной тюрьме. Те, кому предстояло подвергнуться порке, уже наверняка выстроились в ряд и ждут только его. Он ведь должен подтвердить, что они в хорошей кондиции, присмотреть, чтобы все шло по правилам и следить за их реакцией. Зад — отличное место для воспитательных целей, но злоупотреблять ими не следует.
— Ладно, идите, но заключение мне понадобится ещё сегодня. — Крамер повернулся к нему спиной. Подождал, пока Аббот проводит его к дверям, и выбрал себе большое кресло за большим письменным столом. Но не сел. В результате и Аббот застыл на середине движения, собираясь устроиться в кресле напротив.
Крамер усмехнулся.
Аббот тоже попытался улыбнуться.
Потом он все же поднялся и подошел к одному из гробов, выставленных в зале.
— Глупая ошибка, — начал он.
— Ага, — сказал Крамер.
— «Арабелла», — поправил, не поняв его, Аббот и показал на табличку.
Крамер подошел поближе. Потом наклонился, чтобы прочитать имя в серебристой рамке.
— Не настоящее, — пояснил Аббот.
— Угу.
Крамер с интересом взглянул на свое отражение в безупречно отполированной крышке гроба. Все- таки очень интересно, как будешь когда-то выглядеть сам. Но, если на то пошло, смерть не могла так уж сильно изменить эти запавшие щеки, ввалившиеся глаза и выступавшие передние зубы. Лицо суровое и унылое, по правде говоря. Крамер подмигнул себе так, чтобы Аббот не видел. Потом вернулся к креслу и наконец уселся. На этот раз Аббот не удержался и тоже присел на краешек кресла.
— Нечего сказать, ситуация, — серьезно сказал Крамер. — Полковник Дю Плесси не знает, что с вами
