Хансен откинулся в кресле и посмотрел в окно. Бэзил чувствовал, что Хансен расслабился, так как покончил с самой трудной частью своего рассказа и не вызвал у следователя ни одного опасного вопроса. Теперь он не так тщательно подбирал слова, да и вся его манера говорить стала гораздо свободнее.
— Это случилось в такой же дождливый зимний вечер, как сегодня.
— Какого числа?
— Четырнадцатого октября тысяча девятьсот пятидесятого года. Перед тем как пойти домой, Кьюэлл зашел в бар купить сандвичи. С ним была одна из наших сестер, мисс Линтон, очаровательная малышка, очень преданная Кьюэллу. Ну, это касается только ее… Тогда в баре никто не обратил на него внимания, но потом она рассказывала, что он был более подавлен, чем обычно. Мисс Линтон пригласила его в кино, и он, к ее удивлению согласился. Потом он заплатил за сандвичи, и они вместе пошли к главному входу. Там он купил пачку сигарет, они обсудили, какой фильм пойдут смотреть, кажется «Гамлет» с Лоуренсом Оливье, и вышли на крыльцо. Шел проливной дождь, и Алан сказал: «Подождите меня здесь, пойду поймаю такси. Я быстро». Он надвинул шляпу на лоб, поднял воротник и бросился под дождь. Она подождала пять минут, десять, двадцать. Больше его никто не видел. Через двадцать минут мисс Линтон под зонтиком направилась к ближайшей стоянке такси. Там были две машины, и оба шофера часто поджидали здесь клиентов, поэтому хорошо знали весь персонал клиники. Они сказали ей, что не видели мистера Кьюэлла, хотя подъехали не менее получаса назад. Она позвонила ему домой, но никто не снял трубку. Алан как будто растворился в дожде. Через двадцать четыре часа мы сообщили о случившемся в бюро розысков. Но все было безрезультатно. Ни у него, ни у его покойной жены близких родственников не было, и на полицию никто не нажимал. Знаете, как это бывает…
— Что вы можете сказать о финансовом положении Кьюэлла на день его исчезновения?
— В банке у него было около восьмисот долларов. Никаких долгов, за все уплачено, кроме разве самых последних счетов. У него не было ни машины, ни страховки.
— Кто-нибудь пытался получить эти восемьсот долларов?
— Нет. Когда его смерть была юридически признана, деньги отошли какому-то дальнему родственнику.
— Что вы думаете по этому поводу?
Хансен глубоко вздохнул.
— Доктор Кьюэлл тяжело переживал смерть жены. К тому же он знал, что мы не одобряем его пристрастие к выпивке. Может быть, он вдруг понял, что больше не в состоянии себя контролировать. Я думал, он покончил с собой, а тело так и не нашли. Амнезия мне кажется менее вероятной, но и она возможна. Так сказать, неожиданный провал всех личных воспоминаний, подсознательная попытка убежать от прошлого и начать новую жизнь.
— Но почему именно в этот день? — допытывался Бэзил. — Допустим, самоубийство как кульминация долгих страданий, но амнезию должно было что-то спровоцировать.
— Ну, это уж по вашей части, хотя, по-моему, я слышал о случаях внезапной амнезии без явной причины — как конечный результат стресса. И потом, разве амнезия не психологическое самоубийство?
— Могла ли смерть жены, в которой он не был повинен, привести к такому крайнему напряжению? — упорствовал Бэзил.
Хансен пожал плечами.
— У каждого мозга свой предел… Доктор Виллинг, мне любопытно было бы узнать, что все-таки случилось с Кьюэллом? Знаете, это похоже на попытку сложить две половинки сломанной монеты. Подходит ли моя часть монеты к вашей?
— Представьте себе, что Алан Кьюэлл был найден следующим утром на Вестчестерском шоссе с пробитой головой и в состоянии полной амнезии.
— Вестчестерское? Что он там делал?
— В то время в Стрэдфилде была клиника для алкоголиков… Кьюэлл мог слышать о ней. Может, он направлялся туда?
— Ночью? Пешком?
— Он мог идти от станции. В такой дождь, вероятно, такси поймать было трудно.
— А рана на голове?
— Есть свидетельства, что его сбила машина.
— И это стало причиной амнезии?
— До сегодняшнего дня я был уверен в этом. Но как объяснить его поспешное бегство от мисс Линтон? Нет, думаю, амнезия наступила сразу после того, как он пошел искать такси. Правда, мы знаем только то, что рассказывала мисс Линтон, но вдруг она о чем-то умолчала?
— Что случилось с Кьюэллом потом?
— В клинике он вылечился от алкоголизма, правда, память у него не восстановилась, но ему удалось стать знаменитым писателем, Амосом Коттлом, которого отравили в прошлое воскресенье.
Хансен, сохранявший до сих пор невозмутимость, вздрогнул от удивления.
— Мне кажется, вы на ложном пути, доктор Виллинг.
— Почему?
— Такой человек, как Кьюэлл, пустой внутри, не может писать книги. Я не психиатр и могу ошибаться, но…
— Ну что ж, это легко проверить, — сказал Бэзил и достал фотографию Амоса.
Хансен судорожно вздохнул.
— Прошу прощения, доктор Виллинг… Это Алан Кьюэлл. Никаких сомнений… — Он прикрыл пальцем бороду. — Да. Это его брови, глаза, нос.
— Вы ни разу не видели его по телевизору?
— Я ненавижу телевизор.
— Может, ваши коллеги видели?
— Врачи довольно занятые люди… как вы знаете. Если это дневная программа…
— Она шла в четверг днем.
— Именно поэтому никто из нас ее не видел.
— А сестры? И та девушка, компаньонка Гризель Кьюэлл?
— Деловые женщины не смотрят телевизор днем. Вот дети, домашние хозяйки…
— Мне бы хотелось поговорить с сестрой, которая последней видела Алана Кьюэлла. Вы сказали, ее зовут мисс Линтон?
Хансон прищурился.
— К сожалению, мисс Линтон у нас больше не работает. Когда началась война в Корее, она уехала туда. Сейчас она в Японии.
Разговор закончился, но Бэзил ушел из клиники с неприятным чувством, что узнал меньше, чем рассчитывал. Это был лишь скелет истории Алана Кьюэлла. Чего же не хватает, чтобы он обрел плоть?
Вернувшись в контору, он позвонил своему приятелю Ламберту из отдела экспертиз.
— Ты, кажется, когда-то работал в «Лернер-мемориал»?
— Да, было дело.
— Ты знал там врача по имени Алан Кьюэлл?
— Нет. Я уволился до его прихода, но слышал о нем. Это он исчез шесть лет назад?
— Да. Ты хорошо знаешь доктора Хансена?
— Кто же не знает Присси!
— А теперь скажи, поставил бы он меня в известность о чем-нибудь совершенно законном, но бросающем тень на клинику?
— Ну конечно же нет. А ты сам как бы поступил?
Бэзил рассмеялся. Скептицизм Ламберта всегда был отрезвляюще откровенным.
У Алисии Армитаж все было совсем не так, как в «Лернер-мемориал». Ничего монастырского. Здесь торговали роскошью, поклонялись ей. Здесь, с радостью позабыв обо всем, тоже исповедовали веру — языческую, без аскетизма и схимы.
