сыграл на том, что поколение, выросшее в современных школах, читает лишь то, что сочинено сегодня, и персонаж величайшего классика английской литературы останется неузнанным. Он оказался прав. Даже Эйвери ничего не понял. Сегодня эту поэму не читают даже те, кому полагается знать классическую литературу. Эйвери все же почувствовал что-то неладное — ведь Амос Коттл был компиляцией и мошенничеством, наглым надувательством. В литературе много таких мистификаций: Оссиан, Чаттертон, Сент-Бев. Сам прием псевдонима поощряет такие трюки, как «Молль Флендерс»[16] и т. д. Литературный ум предполагает склонность к фантазии и обману, и ему бывает трудно ограничить себя рамками книги. Психологическая общность лжи и выдумки понимается даже детьми, которые называют неправду сказкой…

Неудивительно, что Кьюэлл-Коттл не написал ни единой строчки в течение трех месяцев, пока с ним жила Вера. Он вообще ничего не писал, разве лишь письма, и Тони пришлось подыскать Вере работу в Голливуде. Ее возвращение должно было вас встревожить. Поживи она с ним хоть какое-то время, ей бы все стало ясно. К тому же Вера не из тех женщин, которые брезгуют шантажом, и вам нужно было держать ее подальше. В доме Коттла я не нашел ни черновиков, ни записных книжек, которые непременно оказались бы в доме настоящего писателя. Именно поэтому дом поспешили поджечь, пока я окончательно не убедился, что Коттл ничего не писал…

Так кто же из вас троих писал его книги? Первая была о морских пехотинцах, и это наводит на мысль о Гасе. С другой стороны, Лептон уж очень хвалит то место, где тибия — это кость руки, а мы знаем, как мало он сведущ в анатомии. Значит, и он тоже мог быть автором книги. Кстати, почему бы ему, чрезмерно хваля Коттла, не похвалить собственную работу? Вы однажды сказали мне, что художественная проза — более высокое искусство, чем критика, которую вы сравнили с обливанием серной кислотой. Ну какому критику это еще придет в голову? Нет, скорее так скажет писатель, ставший предметом критики…

Тот, кто писал книги Амоса, хорошо знает, как говорят у нас на Западе. Гас жил в Новом Орлеане, а Лептон родом из Чикаго, месте действия последнего романа Коттла. В то же время именно Тони постоянно повторяет анекдот о старухе из яблоневого сада, который Лептон расхвалил в своей статье. Я не понимаю только одного. Зачем вам понадобился Амос Коттл? Из-за телевидения? Может быть, вся эта история — современная версия «моего двойника, и как он меня погубил», доктора Хайда? Там ирландец заменял автора на лекциях, но однажды напился и провалил все дело. У меня, правда, есть одно объяснение. По-видимому, вы все трое в этом участвовали. Тони, Гас и Лептон — три трети призрака. Но ведь призраком, кажется, называют писателя, который тайно пишет вместо своего коллеги с именем. Тогда понятно и ваше финансовое соглашение. А иначе как поверишь, что такой порядочный агент, как Гас, берет двадцать пять процентов вместо десяти? Но стоит предположить, что Гас делал треть работы, и все встает на свои места: это единственный возможный способ получить четверть дохода, не вызывая ненужных вопросов у налоговых инспекторов. Четверть — потому что Кьюэлл-Коттл должен был все-таки иметь свою долю, и она выплачивалась ему как авторский гонорар. Тони получал пятьдесят процентов за то, что и писал, и публиковал, да еще ему надо было платить Лептону. Единственная sub rosa [17] оплата, но здесь невозможно ничего придумать другого, тем более что Лептон к тому же расхваливал книги Коттла в прессе… Да, еще одна эксцентричная деталь. Самый знаменитый исторический триумвират состоял из Октавиуса Цезаря, Августа Марка Антония и забытого Лепидуса, которого вполне можно было бы звать Леппи, будь у римлян обычай называть друг друга уменьшительными именами. Итак, Гас, Тони, Леппи — три трети призрака, байроновский Амос Коттл. Дьявольская шутка.

Лептон сидел, склонив голову набок и поигрывая кофейной ложечкой.

— Тони, придется все рассказать.

— Леппи прав, — поддержал его Гас. — Придется. Тогда, быть может, все останется между нами.

— Хорошо, — согласился Тони. — Но сначала я хочу, чтоб Бэзил понял: здесь нет никакого мошенничества. Премия получена людьми, которые действительно работали и писали книги. Псевдоним — это еще не мошенничество. Псевдонимом можно даже подписать договор, и юридически он будет неоспорим.

— Значит, как я и думал, вы все трое в этом участвовали.

— Мне придется начать с тысяча девятьсот пятьдесят первого года, — сказал Тони. — Сколько времени прошло! Мы все трое — старые друзья. Наши родители и все знакомые наших родителей работали на книжном рынке. Меня взяли редактором в маленькое издательство, над которым постоянно висела угроза краха. Тогда его хозяином был Дэн Саттон, старый олух и мечтатель. У Леппи дела шли еще хуже. Он пытался жить на гонорары, потому что все свои деньги потратил, стараясь создать что-нибудь стоящее, но у него ничего не вышло. Правда, критики хвалили его книгу — сборник критических статей, — и гонорар за шесть тысяч проданных экземпляров он получил, но это было все. Леппи сидел на мели и впал в депрессию. Гас только что демобилизовался, а у него уже были жена и двое маленьких детей. Он работал на радио и очень боялся, что не сможет приспособиться к телевидению. Тогда он организовал литературное агентство и разрывался между ним и радио в надежде, что агентство начнет приносить доход прежде, чем телевидение совсем вытеснит радио. В один прекрасный день мы случайно встретились в баре на Третьей авеню. Будущее не сулило нам ничего хорошего. Тогда-то Гас и сказал: «Все дело в том, что каждый из нас достаточно умен и знает все, что нужно, о создании и продаже книг, но использовать свои мозги с прибылью мы не умеем. Если бы мы могли объединиться…»

— Вот тогда и родился Амос Коттл, — продолжил Лептон рассказ Тони. — Идею мне подали наши имена, вы правы: Гас, Тони, Леппи — триумвират. Мы ведь и раньше пытались писать. Иногда какую-нибудь рукопись принимали, и мы жили надеждой. Однако мы часто получали отказы и прекрасно знали, что участь профессионального писателя самая горькая в мире.

В тот вечер я сказал: «В нашем деле чертовски важно количество продукции. Только так рано или поздно можно преодолеть сопротивление издательств. Многие писатели терпят неудачу, потому что не могут писать с такой скоростью, чтоб их имена не забывались. А если объединить все написанное нами и подписать одним именем? Мы могли бы поставлять продукции в три раза больше, чем любой писатель». Мы уже дошли тогда до точки и не мечтали об успехе, но неожиданно все получилось хорошо. Детали были так тщательно продуманы, как если бы мы занимались военной стратегией. При удаче Тони мог уговорить Дэна Саттона опубликовать первую книгу неизвестного писателя. Я к тому времени стал достаточно популярен как критик и мог обеспечить книге восторженную рецензию. Но нам нужно было замести следы на случай, если кто-нибудь заинтересуется писателем Коттлом, и Гас стал его агентом. Мы сочинили целую историю о том, как нашли Амоса и так далее — вдруг в будущем он добьется славы и какая-нибудь ученая крыса, вроде Хермион Фетерстоун, захочет на нем заработать…

— Итак, Гас должен был подбросить рукопись в кучу хлама, которую Мэг читала для агентства, и дать ей возможность открыть Коттла. Мы с самого начала решили не посвящать женщин в нашу тайну, потому что в противном случае она перестала бы быть тайной. Кроме того, Мэг была идеальной свидетельницей, если бы у кого-нибудь возникли сомнения. Все остальные рукописи, которые она читала в ту ночь, гроша ломаного не стоили, и наша не могла ей не понравиться. Все-таки мы трое что-то умели.

— Тони отдал рукопись девице, которая практиковалась у него, и только потом якобы взялся за нее сам. Это тоже было важно на случай, если бы кто-нибудь заинтересовался отношениями Тони и Амоса. А так — рукопись как рукопись из числа многих, постоянно поступающих в издательство.

Филиппа, не скрывая гнева, смотрела на Тони. В глазах Мэг были боль и упрек. Обе женщины думали о ежедневной четырехлетней лжи во имя сохранения мифа об Амосе Коттле.

— Прости. — Гас взял Мэг за руку. — Мы были тогда в ужасном положении. Надо же было что-то делать.

— Но ты мог рассказать, — ответила Мэг. — Ты должен был знать, что можешь положиться на меня. Как мне теперь доверять тебе? Столько лет лжи!

— Не лжи, а сказок, — вмешался Бэзил. — Сделайте скидку на литературный склад ума.

— Я всегда подозревал, — сказал Тони, злясь на Филиппу, — что ты восхищаешься человеком, которого принимаешь за Амоса Коттла. Ну, Фил? Ты всегда так старалась доказать мне, что тебе не нравятся ни он, ни его книги. Право, меня это забавляло. Я был уверен, что единственная причина этого обожания — якобы великий ум Амоса Коттла. А у бедняги была только половинка ума, да и то — была ли?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату