ему вдруг показалось, что он наконец понял, почему Род все же решил захватить с собой на сцену хирургическую сумку. Он, вероятно, считал, что тончайшие детали «сценического бизнеса» скрасят его актерские изъяны.
Прошло несколько секунд. Род положил нож на столик и вышел из алькова, чтобы обсудить с полицейским происшествие.
– Самое быстрое в истории медицинской практики извлечение пули! – прошептал Базиль, наклонившись к Полине. – Видишь, чего на самом деле стоит этот «абсолютный реализм»?
Она улыбнулась. В эту минуту Базиль вздрогнул от неожиданности, когда вдруг раздалась знакомая ему реплика: «Ему не уйти теперь, все против него!»
Эту реплику произнес какой-то актер, которого до этого момента Базиль просто не замечал, – пожилой человек, он вышел сразу за Леонардом и сам объявил о себе, громко сказав, что он – по пьесе, разумеется, – Жан де Сириекс, сотрудник французского посольства. Базиль принялся торопливо листать увесистую программку, пропуская бесконечные рекламные объявления о самых модных товарах, о том, какие наряды будут носить истинные джентльмены в текущем году, пока наконец не нашел то, что искал, – состав актеров на сегодняшней премьере.
– Жан де Сириекс – Сеймур Хатчинс, – прочитал он.
Полина, наклонившись к Базилю, прошептала:
– Посмотрите, кто играет Владимира.
– Разве ты не знаешь?
– Понятия не имею. На прогоне они пользовались манекеном.
Базиль скользил взглядом по листу, на котором были отпечатаны фамилии актеров. Федора – Ванда Морли. Греч, полицейский, – Леонард Мартин. Лорек, хирург, – Родней Тейт.
– Здесь не указано, кто играет Владимира!
– Жаль! Он отлично играет. Вот это я и называю реализмом.
Базиль вновь поднял глаза на сцену. «Слишком реалистично, чтобы было реальным!» – подумал он про себя.
Базиль припомнил, что этот парень, которого он видел в баре, совсем не похож на актера. Теперь, глядя на него, Базилю казалось, что он сильно переигрывал. Поэтому то, что он делал, казалось фальшивым, неестественным – обычная ошибка любителя в искусстве. Базиль слышал от актеров, что сцена смерти в театре удается всегда, независимо от того, какой бы плохой ни были пьеса или актеры. Сам драматизм смерти преодолевает ограниченность актерских средств. Но на этот раз старое поверье не подтвердилось. Сцена смерти проваливалась прямо на глазах самым печальным образом. Владимир лежал абсолютно неподвижно с полузакрытыми глазами, впалыми щеками и бескровными губами, которые исторгали какой-то почти неслышимый стон. Хотя всем своим видом он пытался вызвать у зрителей сострадание и жалость к себе и даже заронить в их души ледяной ужас, все же вполне естественная реакция любого зрителя была примерно такой: «Черта с два меня обманешь! Как только дадут занавес, вскочишь как миленький и побежишь в буфет лакать шампанское!» Базиль почувствовал некоторое облегчение, когда Родней вернулся в альков и спиной снова заслонил Владимира от публики.
Теперь действие быстро набирало темп, достигая высшей эмоциональной точки. Налетчик, который ранил Владимира, скрылся. Этот факт позволил Леонарду – полицейскому Гречу – в коротком монологе представить, каким образом он поведет расследование, как поймает преступника.
Род вышел из алькова и, пройдя через сцену, подошел к Ванде Морли – Федоре.
– Мадам, все кончено.
Федора сцепила руки, бросила на него пронзительный взгляд.
– Умер? – выдохнула она. Род наклонил голову.
Ванда выжала все, что могла, из этой мелодраматической сцены, которая разыгралась за какие-то несколько минут.
– Владимир! – дико закричала она и вбежала в альков. – Разве ты не узнал меня?
Она обвила руками его неподвижное тело, целовала его застывшие губы.
– Владимир, скажи хоть одно слово! Ведь это я – Федора!
Она навзничь упала на неподвижно лежащего Владимира и разразилась рыданиями.
Базиль почувствовал легкое прикосновение. Это была Полина.
– Давай проскользнем поскорее, не дожидаясь суматохи!
Занавес пошел вниз, и она, торопливо увлекая за собой Базиля, быстрым шагом направилась по главному проходу, затем свернула в боковой, ведущий к двери на сцену. Они остановились в тесном пространстве между кулисами. Ванда с Леонардом и Роднеем выходили на аплодисменты, а посыльный, пройдя через весь зал с сияющей позолотой корзиной с роскошными розами в руках, передал ее Ванде через рампу. Когда занавес упал, Родней с Леонардом отошли к кулисам напротив того места, где стояли Базиль с Полиной. Последний раз вышла и поклонилась публике Ванда – она стояла одна на опустевшей сцене со своими кроваво-красными розами. Правда, не совсем. Владимир по-прежнему лежал на кровати в алькове. Базиль в душе был даже благодарен ему за это. Он терпеть не мог смешных метаморфоз в театре, когда вдруг труп поднимается и как ни в чем не бывало принимается раскланиваться.
Наконец занавес опустился в последний раз, и теперь уже все было кончено. Гром аплодисментов постепенно стихал. Ванда посмотрела на кулисы. Казалось, что она кого-то искала, потом оглянулась, посмотрела на альков и улыбнулась.
– Вставай, вставай, дорогой! – весело сказала она. – Первый акт сыгран, и твоя работа на этом закончена. Ну что, трудно было?
Никакого ответа. Ванда рассмеялась, взяла свою шубу со стула и подошла к нему поближе.
– Ну вставай же! Что за дурацкий розыгрыш! Сюда идут рабочие сцены. Они должны передвинуть сцену, сменить декорации. Следующий акт – в Париже.
Все еще смеясь, она наклонилась над Владимиром и дотронулась до его плеча. Улыбка замерла у нее на губах. Она стремительно поднесла руку ко рту, как будто хотела подавить рвущийся наружу вопль.
Базиль быстро подошел к ней. Полина, Родней и Леонард стояли за его спиной, почти рядом. Темно- желтые глаза Ванды были широко раскрыты, она молча уставилась на Базиля.
– Он… мертв. – Вырвавшийся тяжелый вздох едва разделил два слова. Она закрыла глаза, покачнулась, осела и повалилась на сцену. Полина опустилась на колени возле Ванды, накрыла ее меховым манто, вытащила из ее сумочки стеклянный флакончик с нюхательной солью. К ним подошел рабочий сцены и сказал:
– Послушайте, нам нужно передвигать сцену…
Никто не обращал на него внимания. Все смотрели, не отрываясь, на человека, лежащего на кровати. Его полузакрытые глаза уже подернулись непрозрачной пленкой, а раскрытые губы были бледными и сухими. В уголке рта скопилась слюна, а в ней – капелька крови. Может, это был след от укола булавкой.
Базиль стащил с Владимира пунцовое стеганое одеяло, под которым он пролежал весь первый акт. Ручка хирургического ножа торчала в его груди как раз напротив сердца. Он не дышал. Пульса не было. Свисающая с кровати Рука одеревенела.
– Кто этот человек? – спросил Базиль, обращаясь к Роднею и Леонарду.
– Не знаю, – ответил Родней.
Леонард кивком головы дал понять, что и ему об этом ничего не известно.
– Я никогда в жизни прежде его не видел.
Рабочий сцены выступил вперед.
– Я не знаю этого парня. Он здесь никогда не был. Что с ним?
– Мертв, – медленно и тихо проговорил Базиль. – вероятно, убит. Немедленно сообщите в полицию.
– Ну а как же представление?
На его лице промелькнуло что-то вроде гримасы.
– Это как раз тот случай, когда представления не будет…
Он посмотрел на часы.
– Сейчас девять часов сорок минут… и…
– Минутку, – перебил его Родней, – на моих девять тридцать…
