Отныне ему предстоит делать все это в одиночестве.
На верхней ступеньке лестницы лежала забытая Лорел домашняя тапочка. Бретт поднял ее и отнес в спальню Лорел, которая вновь стала просто гостевой комнатой. Теперь трудно было представить, что она прожила здесь несколько месяцев.
Она уехала.
И слава Богу.
Почему же тогда так больно?
Что-то на туалетном столике привлекло его внимание. Подойдя ближе, Бретт понял, что это музыкальная шкатулка, купленная им для Лорел в Рено. Он приметил, как она разглядывала ее в церкви, и решил купить в качестве свадебного подарка. Странно, что она хранила ее все это время. Еще у него осталось ее кольцо.
Взяв шкатулку в руки, Бретт закрыл глаза и представил, как Лорел шла к нему по церковному проходу. Скоро все повторится, только на этот раз у алтаря ее будет ждать Генри…
Если бы она хотела выйти замуж за Генри, разве стала бы она приезжать к Бретту? А если ей нужны только его деньги, разве она оставила бы такое дорогое кольцо?
Да, но у Генри полно денег…
Черт, как он сглупил! Лорел Уортингтон слушалась только зова своего сердца и следовала ему. Она хотела стать образцовой матерью для Джуниора и добиться всего в этой жизни самостоятельно. Сколько раз она говорила ему об этом, а он не слушал, вернее, не прислушивался.
Ничего удивительного в том, что она не захотела выходить за него замуж. Он готов был предложить ей все, что угодно, только не самого себя.
Всю свою жизнь он делал не то, что надо, и сейчас испытывал почти физическую дурноту, думая об этом.
Лорел сказала, что любит его. А он решил, что она притворяется, и промолчал. Он повел себя как ревнивый дурак. И потерял с ней не только настоящее, но и свое будущее. Ему хотелось, чтобы его приняли и полюбили. Лорел сделала и то, и другое, не обращая внимания на его прошлое. А он только посмеялся над ней.
Яблоко падает недалеко от яблони.
И он еще посмел обвинить ее в том, что она ничем не отличается от своей матери! А сам-то он чем лучше собственного отца?
Черт. Черт. Черт!
Отец нужен ребенку не только для того, чтобы обеспечивать его всем необходимым. Но и чтобы нянчиться с ним, любить его. Как и мать.
Джуниору нужны и отец, и мать. Они с Лорел могли ошибаться по одиночке, но вместе они оказывались правы. Вместе.
Наконец-то он понял то, что должен был усвоить много лет назад: за деньги можно купить все, кроме любви.
Глава одиннадцатая
Пожалуй, впервые в жизни у Бретта не было плана, стратегии. Зато было страстное желание видеть Лорел. Сейчас же. Сегодня же. И плевать на то, что уже поздно. Он просто не сможет дождаться утра.
Ворота у дома Генри были закрыты, но Бретт хорошо помнил не менявшийся годами код. Ворота раздвинулись, и он въехал на территорию особняка Давенпортов. Сколько раз он делал это в прежние годы? И каждый раз желал, чтобы это был его дом. А ведь так и было. Вон та комната над гаражом много лет была его домом, в этом саду он играл в детстве. Но он был буквально одержим идеей жить так, как живут богатые, вместо того, чтобы хоть раз задуматься над тем, как много есть у него самого.
Подойдя к дверям, Бретт нажал на звонок. Дверь открыла пожилая служанка.
— Я бы хотел видеть мисс Уортингтон.
— Мисс Уортингтон уже спит.
Не дожидаясь ответа, женщина с силой захлопнула дверь.
Ах так! Пусть не думают, что он сдастся так просто. Он давил и давил на звонок, пока дверь вновь не открылась.
На пороге стоял Фрэнк, старый шофер Давенпортов.
— Добрый вечер, Бретт.
— Здравствуй, Фрэнк. Ты ведь знаешь, зачем я пришел.
— Прости, но я не могу пропустить тебя.
— Дай мне хотя бы поговорить с Генри.
— Мистер Генри уже спит.
— Не смеши меня, Фрэнк. Нам обоим прекрасно известно, что Генри никогда не ложится раньше часа.
— Прости, Бретт, но я не могу впустить тебя.
— Я понимаю, дружище. — Бретт вспомнил времена, когда они с Фрэнком играли в прятки или копались в машинах. — Извини.
— Ты всегда можешь попасть в дом с помощью дерева, — подмигнув ему, Фрэнк закрыл дверь.
Старый добрый Фрэнк. Так, гости обычно останавливаются в восточном крыле дома. Ничего, что Бретт уже больше пятнадцати лет не лазил по деревьям. Подобные навыки так просто не забываются. Ради Лорел он сейчас забрался бы без страховки и на Эверест.
Ей никак не удавалось заснуть.
Лорел была гостьей в доме Генри, пользуясь всеми мыслимыми и немыслимыми привилегиями, включая сервис на уровне пятизвездочного отеля. Но стоило ей закрыть глаза, и Джуниор начинал ворочаться в животе, словно в отместку за то, что она покинула дом его отца.
Все кончено между ними.
Даже если бы она захотела вернуться, одной ей все равно не уладить возникших у них с Бреттом проблем. Его слишком часто обижали в детстве. Он слишком много беспокоился о деньгах, чтобы понять, что на самом деле имело в жизни смысл. Как и ее родители, он не понимал, чего лишает себя.
А теперь ее сердце было разбито, разбито оттого, что они никогда не станут семьей. Значит, она создаст семью, в которой будут только они с Джуниором.
Уйдя от Бретта, Лорел окончательно убедилась в том, как сильно она отличается от своей бабки и матери. Ведь она тоже могла выбрать легкий путь — выйти замуж за деньги, купить спокойную и обеспеченную жизнь для себя и Джуниора. Но она не стала этого делать.
Лорел прошла длинный путь, она уже не та избалованная девчонка, наследница многомиллионного состояния, которая с радостью согласилась обручиться с нелюбимым человеком. Теперь ее ждала судьба матери-одиночки, тяжелым трудом зарабатывающей на жизнь себе и своему ребенку.
Какой-то странный звук привлек ее внимание, словно что-то ударило по стеклу. Еще раз. Может, ей просто неудобно лежать, и, если поменять положение, сон придет быстрее. Лорел подложила одну подушку под ноги, а другую пристроила сбоку. Теперь надо считать до тысячи.
Опять этот стук. Что же это такое? С трудом выбравшись из кровати, Лорел зажгла лампу, подошла к окну и отдернула занавески. И едва устояла на ногах — через стекло на нее смотрел Бретт.
— Открой, — не столько расслышала, сколько поняла Лорел.
Поспешно ослабив задвижку, она распахнула окно.
— Господи, что ты здесь делаешь?
— Так, был неподалеку, решил заглянуть на огонек.
— Скорее лезь внутрь, — она поежилась от проникшего в комнату холодного воздуха, — пока ты не расшибся насмерть.
