в бюллетень двадцать одну фамилию или хотя бы четырнадцать, а голосовать только за девятерых. Знаешь ли ты, сколько лет эта девятка держится в неизменном составе? Десять лет, и все время эти реликтовые ископаемые брюзжат и стонут по любому поводу, но никогда нога ни одного из них не ступала на поле для гольфа. Перед смертью они могли бы подыскать для себя какое-то другое занятие. Нам нужна свежая кровь…
Официант принес заказанные напитки. Я даже не взглянул на Маргарет, ведь мне и так было ясно, что за мина у неё на лице. Джонатан понимал, что стоит ему прекратить свои излияния, как Миджи может испортить все дело.
— Тем не менее, я сам не стремлюсь занять кресло в правлении, рассмеялся Джонатан, поднимая бокал.
— За все хорошее…
— И новый состав правления, — поддержала его Марта.
— И новый состав, — отозвался Джонатан.
Только мы все выпили за это, как загорелый мужчина лет тридцати пяти в полотняном пиджаке и серых фланелевых брюках похлопал его по спине и радостно затараторил, протягивая руку.
— Джимми! Вот в эту ладонь ты должен положить не меньше пятидесяти фишек…
— Привет, Джек, — сказал Джонатан. — Ты знаешь этих людей…
— Конечно. Привет.
— Это Поль Мэрфи. Джек Кейси.
— Привет, — откликнулся Джек, пожимая мне руку. Затем снова повернулся к Джонатану.
— Пятьдесят фишек, ведь ты сегодня даже не показался, — обернувшись к нам, он разъяснил. — Оставляю на ваш суд. Я беру его за пятьдесят фишек. Сегодня он так и не появился. Так должен он мне или нет?
Джонатан снова рассмеялся.
— Я был сегодня очень занят. Небольшое совещание с родителем…
— Мой Бог! Только не говори мне, что ты собираешься заняться делами.
— Разговор был на совсем другую тему…
— Какое облегчение, — сказал Кейси. — Я рассчитываю на тебя, чтобы оплатить сиделку и садовника. И кое-что еще, просто чтобы доказать, что я люблю тебя не только из-за денег, — с этими словами он вытащил бумагу с текстом обращения. — Уже шестьдесят подписей…
— Замечательно, Джек, — сказал Джонатан, рассматривая бумагу. — Я надеюсь, ты объяснил этим джентльменам, что подпись под этой бумагой автоматически ставит их вне закона.
— Я и сам заметил это. С одним из этих артритиков-директоров мне сегодня посчастливилось столкнуться в раздевалке. Он предпринимал единственно доступный ему моцион от карточного стола до… ну сами понимаете куда. Так он даже не заговорил со мной.
— Мы их очень расстроили…
— Да, сэр. Я слышал, Равенсвуд собирается подать в отставку.
— И не рассчитывай на это, — заметил Джонатан. — Когда такое ничтожество облекается властью, он никогда не откажется от нее, если только её не отобрать.
Он сложил и вернул лист бумаги.
— Действуй в том же духе…
Кейси убрал список в карман.
— Еще увидимся, — бросил он и исчез.
— Я надеюсь, что не слишком скоро, — тихо сказала Марта.
— Полностью с тобой согласна, — поддержала её Маргарет. — В конце концов, Джонатан, здесь не время и не место проводить совещания.
— Извините, — смутился он. — Поэтому я даже не предложил ему выпить. Хотелось поскорее избавиться…
— Уж ты старался из всех сил, — заметила Маргарет, в её голосе явно слышались нотки недовольства и раздражения.
Джонатан внимательно посмотрел на сестру, а потом повернулся к Марте.
— Почему бы вам с Полем немного не потанцевать?
Марта кивнула и в свою очередь поинтересовалась у меня:
— Как вы на это смотрите?
— С удовольствием, — откликнулся я.
Мне осталось только помочь ей встать со стула, и мы направились в соседний зал.
— Вы одноклассник Джонатана?
— Нет, я знакомый Маргарет.
— У-у, — почти простонала она.
— Я заметил, вы делали все, что могли…
— Благодарю вас.
Мы вошли в круг танцующих, зазвучала мелодия 'Заглуши свои страдания мечтой'. Тенор выводил припев, старательно подражая Мортону Дауни. Марту нельзя было назвать хорошей партнершей, как многие женщины-спортсменки она не умела расслабиться во время танца и была излишне напряженной. Но она была миловидной, приятной и со вкусом одетой.
— Вы превосходно танцуете, — похвалила она.
— Почти не танцевал долгое время, но когда-то я так же фанатично увлекался танцами, как Джонатан гольфом.
— А вы знаете, сколько времени Джонатан проводит на поле для гольфа?
— Ну, может быть и не с таким упорством, но я много работал над собой.
— Заметно. Вы приняты у них в доме?
— Что-то вроде того. Мой отец в молодости был другом его отца.
— Здесь или в Вашингтоне?
— В Вашингтоне.
Пора было уже начать строить фундамент своей легенды…
— Вы сюда надолго?
— Думаю, навсегда…
Она подняла голову и улыбнулась, от танца и коктейлей её щеки загорелись румянцем. Я заметил, что у неё очень красивая грудь.
— Хорошо. Тогда это не последняя наша встреча. Вы родились в Вашингтоне?
— В Мэриленде.
— Я знаю, это на юге.
— Проклятый акцент…
— Он очень мил.
— Вы и в самом деле так считаете?
— Да.
Сукин сын, это как раз для тебя. Веселые, приятные люди, дружески настроены и просто очаровательны, это как раз мой мир. Эдип умер. В качестве зятя Эзры Добсона я без всякой борьбы за право подняться выше уровня посредственности сразу приобрету и престиж и положение в обществе. Ну и подумаешь, на Маргарет бросают любопытные взгляды. С этим можно справиться. Где же ещё мое слабое место? В качестве её мужа и зятя Эзры Добсона мои фото будут появляться в газетах, но отпущенные усы и железный тыл послужат надежным прикрытием. Вот это карьера! Еще никто в истории человечества не брал такую вершину одним скачком…
— Кажется, вы отвлеклись, — послышался голос Марты.
— Извините, эта мелодия напомнила мне…
— Она разбила ваше сердце?
— Никакой романтики. Просто она напомнила мне о Миссисипи.
— Миссисипи? Где это?
— Я знаю где и могу найти с завязанными глазами. Однажды провел там целое лето на
