Архиепископ посмотрел на гроб, на котором лежали белый стихарь и епитрахиль покойного. Леру снова обратился к собравшимся:
— Подобно Иисусу, отец Анисе вознесся к своему Создателю. Помолимся за него…
После минуты молчания архиепископ продолжил:
— Помолимся также за несчастного, совершившего сей гнусный поступок… Я молю этого злосчастного грешника освободиться от своего бремени и предстать перед судом людей. Он может еще спасти свою душу, Бог есть любовь и умеет прощать…
Тут послышалась мелодия «Седьмой кавалерийской». Все повернулись в сторону Кюша. Капитан, извинившись, сразу выключил свой мобильник. Он посмотрит, что там, после мессы. А Леру тем временем продолжал:
— В ожидании вашего нового кюре во главе прихода я поставил моего викария, отца Клемана. — Он указал на него рукой. — Вы можете опереться на него, как опирались на отца Анисе. А теперь ступайте с миром и навсегда сохраните в своем сердце образ нашего друга.
Снова зазвучал орган на тему In Paradisum.[19] У Моники, голова которой была покрыта кружевным шарфом, выступили на глазах слезы… Шестеро рыцарей встали по обе стороны гроба. Взявшись за латунные ручки, они приподняли массивный шестигранный гроб из тополя, стоявший на подставке. Ради такого случая двери западного портала были открыты. Кортеж медленно двинулся в путь. Кюш внимательно оглядел присутствующих. Когда гроб оказался рядом с ним, его восхитила ювелирная работа резчика по дереву. Сбоку были вырезаны виноградные листья. На лицевой стороне отчетливо виднелись герб, геральдическая лилия и голова дракона. Священник в последний раз приветствовал своих прихожан. Отца Анисе не стало, а барон Анисе Лестрен де Лезиньян, последний в роду, направлялся к своим предкам. Согласно воле умершего, его останки будут покоиться в фамильном склепе на кладбище Лезиньяна.
Подавленную Луизу Рапо поддерживал Анж Дютур. Следуя за гробом, она неустанно крестилась. Перезвон колоколов сопровождал путь кортежа. У залитой солнечным светом паперти катафалк с широко распахнутыми дверцами, казалось, тепло принимал своего «нового клиента».
Когда дверцы закрылись, архиепископ, стоя позади похоронной машины, осенил ее крестным знамением:
— Requiescat in расе.[20]
Толпа в глубокой задумчивости покидала церковь маленькими группами. Букеты, венки и прочие свидетельства симпатии по очереди занимали место в машине. Собравшись в кучку, члены содружества о чем-то беседовали. Кюш тоже вышел из церкви, собираясь приступить к деликатной миссии. Надя Маджер в сопровождении лейтенанта Мартена ждала сигнала от своего начальника.
Мартен, молодой офицер двадцати шести лет, почти год уже состоял в команде капитана. Он был увлечен историей Второй мировой войны. От отца он заразился страстью к коллекционированию оружия. Лучший его экспонат — маузер С96. И он страстно мечтал раздобыть когда-нибудь аркебузу с фитилем XVII века.
С коротко подстриженными волосами, в джинсах и соответствующей обстоятельствам тенниске, он внимательно наблюдал за происходящим, терпеливо стоя рядом с Надей. К ним подошел Кюш:
— Не смог ответить на телефонный звонок. Привлек к себе внимание.
— Я поняла, босс, но знаешь, на твоем аппарате есть штука, которая называется «режим вибрации»…
— Да, знаю. Ты готова?
— Я в точности выполнила твои инструкции.
— Прекрасно, тогда пошли.
Три представителя порядка подошли к рыцарям виноделия. Показывая свое полицейское удостоверение, Кюш вежливо приветствовал собравшихся.
— Я понимаю, что момент не совсем удачный, но должен попросить вас отдать мне ваши кинжалы.
— Наши кинжалы, но зачем?
Капитан сразу узнал надменный голос напыщенного сенатора Жана Луи Фабра, элегантного мужчины лет шестидесяти пяти, с горделивой осанкой, напоминающей выправку прусских офицеров. Каждое свое слово он выделял легким повышением тона. Гордо устремленный вверх подбородок делал его еще более высокомерным. Кюш притворялся, будто не узнал его.
— Мне нет надобности оправдываться… Месье?..
— Я сенатор Фабр и считаю ваши манеры возмутительными! Неужели вы думаете, что момент для этого подходящий? На нас все смотрят.
Депутат призывал в свидетели толпу. Воспользовавшись суматохой, фотограф заснял сцену: Кюш попытался оправдать свою маленькую инсценировку.
— Не стоит воспринимать это так, сенатор. Я лишь хочу разоблачить убийцу. Я знаю, что момент не слишком удачный, но вы все в сборе… Поэтому я прошу положить ваши кинжалы в пластиковые пакетики с вашими именами.
— Я отдам то, что вы желаете получить, но знайте, ваше начальство меня услышит!
Сенатор отстегнул свой кинжал. Даже в таком простом жесте ярко проявился глубоко антипатичный характер депутата. Другие члены содружества последовали его примеру. Лейтенант Мартен начал собирать кинжалы, а капитан тем временем пытался успокоить разгоряченные умы:
— Напоминаю вам, что где-то скрывается убийца.
В момент сдачи кинжалов фотограф газеты «Сюд-Уэст» снова поспешно сделал несколько снимков.
— Мы еще с вами встретимся, можете мне поверить. Слова Фабра не расходятся с делом!
— Давайте сразу же назначим время встречи, согласны? Я должен снять с вас показания…
Разговор прервал немного смущенный Фернандо Барбоза. Он виновато заявил, что у него нет с собой кинжала, добавив при этом, что безуспешно перевернул весь дом.
Фабр упрекнул владельца гаража в том, что он снова дает повод для пересудов. Кюш начал проявлять нетерпение:
— Выпутывайтесь как хотите, берите бульдозер или металлоискатель, но отыщите мне кинжал. Иначе в моем списке вы будете подозреваемым номер один. Даю вам время до завтрашнего утра.
— Кроме него, все остальные на месте, патрон.
— Спасибо, Мартен, и благодарю всех за сотрудничество. Сенатор, когда я могу увидеть вас в своем кабинете?
— В четырнадцать часов, по крайней мере, хоть это будет улажено.
Капитан попрощался с присутствовавшими. Оба лейтенанта спустились с паперти, направляясь к мэрии. Довольный Анж Дютур обратился к полицейскому:
— Здорово! Это пойдет им на пользу. А то они слишком много о себе возомнили.
— А разве вам не надо менять колесо?
Раздраженный Кюш продолжил свой путь. А рыцари на паперти никак не могли прийти в себя. Трое журналистов, в том числе Дюкас, подошли к Фабру. Камера «Франс-3» увековечивает сцену.
— Ваши комментарии, сенатор?
Сидевший в холле мэрии служащий национальной полиции встал, чтобы поприветствовать своих молодых коллег, затем обратился к Наде:
— Конверт для вас, лейтенант.
— Благодарю вас.
