Фрэнки, Персик и я

Тете В. оно нравилось. Ну вот НРАВИЛОСЬ, и всё тут. Но надо сказать, тетя В. вообще повернута на звездах. Папа рассказывал мне, что, когда они были подростками, тетя В. больше всего на свете желала только одного — выступать в мюзиклах в Вест-Энде: в «Чикаго», или в «Отверженных», или во всяких других. Он говорил, что у нее есть энергия — он называет это «драйв» — и честолюбие, а также фигура и красивое лицо, чтобы этого добиться. Единственное, что ей всегда мешало развернуться, так это то, что танцевала она, словно выбравшийся на сушу морж, а пела голосом, похожим на кряканье утки, засунувшей голову в ведро. Так что она отказалась от своих грандиозных планов и вместо этого сделала не менее грандиозную вещь, а именно: стала агентом актеров, играющих в таких мюзиклах, как «Отверженные», и «Чикаго», и тому подобное. А потом, когда родилась ее первая племянница (то есть я) и получила имя Стелла, тетя В. решила, что это судьба и что я вырасту и воплощу в жизнь ее самые смелые мечты и честолюбивые замыслы, став звездой, чего ей сделать не удалось.

Вот так...

Но, к несчастью для тети В., оказалось, что я самая стеснительная девочка, которую я когда-либо знала. То есть внутри я очень даже раскованная личность, которой есть что сказать умными, язвительными, эффектными фразами, смешащими всех до колик — если бы только они могли их услышать. В моей прежней школе я всегда оставляла хохмы и болтовню для Фрэнки, Лорен, Нейши и всех остальных. Они никогда не обращали внимания, что я была молчуньей в нашей компании. (Эй, а может быть, я была такой тихоней, что они даже не заметили моего отъезда?)

— Очень хорошо, что сейчас каникулы, так что у нее есть целое лето, чтобы освоиться на новом месте, — услышала я мамины слова.

Глянув украдкой через перила, я увидела, что теперь она перешагивала через какие-то коробки, пробираясь в столовую.

— Ну конечно, я знаю, что для нее это будет тяжелым испытанием, Ванесса. Я знаю, как трудно начинать все сначала, когда тебе всего тринадцать.

Хм, похоже, тетя В. заступалась за свою застенчивую Стеллу-«звездочку», что, впрочем, не было большим сюрпризом, если подумать. Я хочу сказать, что, когда мама и папа сообщили о том, что распродают все и перевозят нас в Портки, прошу прощения, в Портбор, тетя В. просто расхохоталась.

«Ну, конечно! Чтобы вы взяли и просто так бросили свой дом, карьеру, друзей и все остальное! - усмехнулась она, думая, что мои родители просто шутят, заводя разговоры о новых проектах и о пользе морского воздуха. Но она перестала смеяться, когда они предъявили ей документы из агентства по недвижимости на эту заброшенную груду кирпичей и изъеденного жуками дерева, которая почему-то именовалась «коттеджем из натуральных материалов». Тетя В. побледнела и нахмурилась так сильно, что на лбу проступила сетка морщин; она с трудом выдавила из себя: «Вам что, кто-то заплатил, чтобы вы переехали в этот загон для скота?»

Надо сказать, что тетя В. предпочитает резкость утонченности. Она всегда говорит, что думает, — в отличие от меня, потому что я, как правило, думаю то, что ни за что не скажу. Поэтому, хотя временами тетя В. бывает столь саркастична, что я просто подпрыгиваю от ее слов, я обрадовалась, что она заговорила вслух о нашем переезде, чего я бы не сделала и через миллион лет. Она громко изумлялась, как это, будучи в здравом уме, можно добровольно променять одну из самых больших, самых шумных столиц в Европе на обветшалый, скучный, старый городишко южного побережья.

«Малышам понравится расти у моря!» — такой аргумент постоянно приводил отец.

(Ну знаешь, папочка, на этот счет можно и поспорить!)

Она настойчиво хотела знать, почему кто-то выражает желание уехать от множества кинотеатров- мультиплекс, которые показывают все — от самых новых диснеевских фильмов до длиннейших пышных постановочных картин индийского Болливуда, — и поселиться в городишке, в котором, наверное, нет даже магазина видео.

«Более простая жизнь нам подойдет больше».

(Говори за себя, папочка. )

«А как насчет всех тех культурных мероприятий, которых теперь будут лишены твои дети?» — настаивала тетя В., напомнив моим родителям, что не далее как на прошлой неделе наше семейство имело бледный вид в марокканском ресторанчике в Кэмдене, поскольку Джейми и Джейк устроили сражение, бросаясь друг в друга мясом кускуса. Отныне самым экзотическим местом, из которого нас могли попросить, была забегаловка «Рыба и чипсы» на приморском бульваре.

«Нас это больше сплотит как семью», — попыталась объяснить мама тете В., которая фыркнула так громко, что я даже развеселилась.

Но все саркастические шутки тети В. по поводу того, что мы променяли первоклассную, с комнатами на разных уровнях квартиру в Кентиш-Таун на развалюху где-то на краю света, не имели никакого эффекта. Так что на прошлой неделе я начала снимать постеры с моих окрашенных в сиреневый цвет стен. Теперь же мне нужно было прикреплять эти постеры на стены, на которых вообще не было краски. И даже штукатурки, если на то пошло. Но самое ужасное, еще хуже, чем променять нормальные стены на булыжные, было в том, что мне пришлось променять лучшую в мире компанию друзей (Фрэнки, Лорен, Элени, Нейша, Парминдер) на... одиночество. Просто пустоту. И если уж даже уверенная в себе тетя В. считала это слишком суровым испытанием, то для меня одиночество было самой ужасной вещью в жизни...

— Цеюешься, цеюешься с майсиком!

Несколько мгновений я не могла понять, о чем талдычит Джейк: следя за мамой, которая то исчезала в гостиной, то снова выходила из нее, я только сейчас заметила, что Джейми, счастливый от того, что его раскачивали вверх ногами, теперь стал цвета спелой сливы, потому что вся кровь прилила ему к голове.

Я поставила своего братца на ноги и опустилась на колени, придерживая его за плечи, чтобы он не упал. Но Джейми немедленно просиял и сказал: «Еще!» Я поняла, что с ним все в порядке.

А потом краем глаза я заметила, что собирается сделать Джейк...

— Немедленно отдай мне это, Джейк! — скомандовала я, чувствуя, как замерло сердце, едва я разглядела фотографию, которую он зажал в своих липких пальцах.

Боже, как глупо!

Когда кто-нибудь из моих братцев схватит что-нибудь, чего не должен брать, нет никакого способа с ними договориться. Все, что вы можете сделать, это игнорировать их до тех пор, пока эта вещь им не надоест, а затем украсть ее у них или использовать грубую силу, то есть держать их вверх ногами до тех пор, пока уворованная добыча не вывалится из их карманов.

— Стейя цеюет майсика! — ухмыльнулся Джейк, держа фото подальше от меня в одной руке и одновременно отлепляя от своего века приклеившийся к нему кусок скотча.

— Я помогу тебе, Джейк, — поспешно проговорила я, отпуская Джейми, который тут же, хихикая, развалился на полу, и наклонилась, чтобы отлепить полоску скотча с лица Джейка.

На самом деле это больше походило на то, что «мальчик целует Стеллу» (да и то всего лишь в щеку), но сейчас это было не важно. А важно было то, что мне подвернулся единственный шанс: если притвориться, что я не замечаю того, что Джейк держит в руках фото, единственное фото Сэба, которое у меня есть (похоже, Джейк вместе с Джейми совершили набег на мою сумочку), может, мне удастся выхватить его из шаловливых ручонок моего братца, пока он не съел его или не подарил одному из рабочих, носивших вещи.

— Липкий, — пробормотал Джейк, показывая пальцем на скотч, удерживающий мои колготки на его голове.

— Я знаю, Джейк. — Я дружелюбно улыбнулась ему.

Быстрый рывок ленты, дикое восхищение моего братца тем, что половина его ресниц приклеилась к липкой коричневой ленте, и я могу вернуть себе Сэба, вернее, то, что от него осталось.

«Как жаль, что не осталось времени! С любовью С. », — нацарапал он на обратной стороне фото, сделанного на моей прощальной вечеринке вчера вечером.

Не осталось времени? Ну, это слишком слабо сказано... Я была влюблена в Сэба уже целый год, и он практически написал мне, что чувствует то же самое. И именно в этот момент я должна срочно уехать из Лондона!

— Так, осторожненько, — бормотала я, медленно отдирая ленту одной рукой и протягивая другую за