на белых, левые на правых, правые на левых… Поди разберись. Поручать такие дела можно только высококвалифицированным профессионалам и к тому же абсолютно надежным. Как вы! Мы вам верим (кто “мы”, интересно?).
Он еще долго нас накручивает. Потом переходит к делу.
Неподалеку от столицы должен состояться какой-то митинг, созываемый коммунистической партией. На нем ожидается выступление трех ораторов, рабочих лидеров. Известно, что они будут призывать ко всеобщей забастовке. Правые газеты уже ругают этот будущий митинг, а те правые организации, которые еще правее правых, даже грозятся.
Вот эти трое ораторов на митинге выступить не должны.
Одним из них, металлистом, займемся мы с О’Нилом и он. Высокий чин (какая от него помощь, мы уже знаем, так что придется действовать вдвоем), шахтером и докером займутся другие.
Дело очень трудное. Металлисты не лидеры оппозиции, их защищают не профессиональные детективы, а такие же рабочие. Но я бы предпочел иметь дело с первыми, нежели со вторыми. Зато рабочие будут считаться с официальными представителями власти, а детективы еще неизвестно Они, как мы, сначала стреляют, потом разбираются.
Выясняем, что поедет на митинг наш клиент на своей машине (какой-то старой БМВ), и с ним будет четверо.
Размышляем и с помощью Высокого чина, великого стратега, который так же любит составлять планы операций, как не любит в них участвовать, намечаем наши действия.
Как было дело? Расскажу. Все очень просто.
В двенадцать часов дня в трех километрах от ближайшего населенного пункта два мотоциклиста в форме дорожной полиции (я и О’Нил) на одной машине догоняют БМВ с металлистом и приказывают остановиться. Останавливается.
Мы вынимаем пистолеты, подходим к БМВ, велим всем пятерым пассажирам выйти, проверяем у них документы (для солидности).
— Кто владелец машины? — спрашиваю.
— Я, — отвечает металлист, — вот бумаги.
Я просматриваю и эдак иронически спрашиваю:
— И дорого заплатили? Эта липа и пяти монет не стоит.
— Как липа, как липа! — горячится. — Да у меня эта машина уже семь лет, да я…
— Да я, да вы… — усмехаюсь. — Взгляните-ка.
И показываю ему полицейский циркуляр на розыск автомобиля марки БМВ, регистрационный номер такой-то, мотора такой-то, шасси такой-то, цвет серый… (Циркуляром этим нас снабдил Высокий чин). Показываю заявление “подлинного владельца” о краже его машины.
— Ну, что, — говорю, — дальше будешь врать?
Он растерян, его спутники тоже.
— Не может быть, это моя машина, — вяло протестует, — тут какое-то недоразумение.
— Вот поедем в участок и там выясним. — Говорю и эдак добродушно добавляю: — Если все в порядке, отпустим, заедешь за своими друзьями, и счастливого пути. А если нет, сядешь за угон.
— Но я спешу на митинг, это мои…
— Не валяй дурака, — говорю уже грозно, — а то припаяют за сопротивление властям. Пока ты для нас вор, так что марш в машину, и поехали!
Его товарищи протестуют, требуют, чтобы их тоже взяли. Но я неумолим.
— Как же! — направляю на них пистолет. — Мало мне одного гангстера в машине, так я пятерых повезу! Вы мне там шею быстро свернете. Ждите здесь. А хотите, добирайтесь сами, тут недалеко, — и я называю первый попавшийся адрес дорожной полиции.
Они еще что-то кричат, но мы уезжаем. Металлист за рулем. Я — на заднем сиденье. Впереди на мотоцикле — О’Нил. Проехав километр, сворачиваем на проселок.
— Куда мы едем? — спрашивает металлист, он начинает беспокоиться (поздновато!).
— Здесь путь короче, — отвечаю.
Когда въезжаем в рощу, я приказываю ему остановиться и выйти из машины, он отказывается, сопротивляется, а парень здоровый. Подбегает О’Нил, стукает его по голове.
Мы вытаскиваем тело, привязываем к его ногам домкрат, который достаем из багажника его же машины, и бросаем труп в болото. Через пять минут раздается бульканье, и поверхность болота опять становится гладкой. И то место на шоссе, и проселок, и болото нам указал Высокий чин (он все-таки голова), мы только раз съездили заранее, ознакомились на месте.
Проселок соединяет два шоссе, мы добираемся до второго, бросаем старую БМВ и уезжаем на своем мотоцикле. Ищи-свищи ветра в поле. Тело не найдут, машина никому ни о чем не скажет. Циркуляр на розыск полиция никогда не выдавала. А лица наши никто не разглядел — мы ведь “дорожники- мотоциклисты”, на нас шлемы, огромные очки…
В брошенной машине мы оставляем знак “Черного эскадрона”.
Так же без вести исчезают и два других оратора.
Конечно, как всегда, в последующие дни поднимается в газетах великий шум.
Митинг сорван, правые радуются, левые кричат, что это политические убийства. Но убитых нет, и кто убил, неизвестно. “Черный эскадрон”, оставивший на месте свои визитные карточки? Возможно, но тогда он не имеет никакого отношения к полиции, полиция, вернее, ее “Черный эскадрон”, убивали уголовников, да и то лишь по утверждению Дора, а тут политические убийства.
Все ясно, убийства совершили те правые, что правее правых, не зря же они грозились. А значит, “Черный эскадрон” — это не организация, и нечего было Дору выдумывать.
Короче говоря, возникает путаница, все выдвигают свои версии, расследование полиции заходит в тупик.
И тут происходит невероятное.
Утром летучка, на которой наш милый начальник, как всегда, пичкает нас всякими бесполезными и не имеющими никакого отношения к нашей текущей работе сведениями. И как всегда, на примере Америки.
— Знаете ли вы, — с пафосом восклицает он, — что в Соединенных Штатах информацию о незаконопослушных гражданах, помимо министерства юстиции и полиции, собирают двадцать шесть федеральных органов! Двадцать шесть! Вдумайтесь в эту цифру. Вы, конечно, хотите знать, какие? (Мы, конечно, не хотим, а хотим спать или, наоборот, заняться срочными делами.) Пожалуйста, раз вы просите. — И он начинает перечислять: — Служба внутренних государственных сборов, секретная служба, управление по налогам на табачные изделия и алкоголь, бюро наркотиков, служба генеральной бухгалтерии, федеральная комиссия по энергии, департаменты армии, флота и ВВС, администрация по делам ветеранов, ЦРУ, комиссия гражданской службы, комиссия безопасности и обмена, комиссия по торговле между штатами, федеральная комиссия по коммуникациям, бюро гражданской аэронавтики, комиссия атомной энергии, министерство здравоохранения, образования и благосостояния, министерство почт, министерство труда, агентство национальной безопасности, береговая охрана, таможенное бюро, Госдепартамент, федеральное агентство по авиации, служба иммиграции и натурализации… Вот! Обо всех незаконопослушных гражданах… — Он задумывается и добавляет: — Вообще обо всех.
Наступает пауза. Мы настораживаемся, неужели не скажет?
— …И конечно, — спохватившись, кричит начальник, — о подрывных элементах!
Ну, слава богу, теперь все в порядке. Можно переходить к текущим делам.
— А у нас, кроме полиции да еще полдюжины служб, никто ничего о гражданах не выясняет, — сетует начальник. — Трудно работать, — он грустно качает головой, — трудно. Ладно, пошли дальше.
После совещания ко мне неожиданно подходит Джон-маленький и говорит:
— Можно тебя на минутку?
Таким я его еще никогда не видел. Он бледный, какой-то весь напряженный, глаза холодные, чужие. (Он сильно изменился, наш Джон-маленький, за последнее время.)
— Вот что, инспектор Леруа (ишь ты, как официально), я мог бы не предупреждать вас. Но я не люблю действовать за спиной товарищей… — Он поправляет себя: — Коллег. Может быть, как ты
