руки-палочки все исколоты, грязные, в каких-то лохмотьях.
И только лица у них снова стали детскими (при жизни-то у таких и лица жутковатые — серые, с синими мешками под глазами, щеки впалые, видывал я эти пугала). Особенно запомнил я одну из девчонок. Небось когда-то была похожа на ангелочка — волосы золотые, до пояса разметались, глазищи голубые застыли теперь в покое…
Я, как вы уже поняли, особой чувствительностью не отличаюсь, да и жизнь не приучила. Но попадись мне сейчас тот поставщик (мы знаем, где он живет, но не трогали его, все связи прослеживали), я бы его голыми руками задушил.
— …Убить такого мало, — слышу я ворчание О’Нила, словно он мои мысли читал.
— Все ясно, — говорит Гонсалес, — судя по всему, они уж второй день как умерли, потому поставщик и не пришел. Он когда прошлый раз был — помните, мы еще удивлялись, почему так быстро вышел, — их мертвыми застал. Что будем делать?
— Брать его, — говорит Джон-маленький, — а то мы с этой слежкой только покойников будем находить.
Мы спускаемся вниз, садимся в машину, вызываем по радиотелефону дежурную бригаду, звоним в отдел по борьбе с наркоманией, сообщаем, что сделали за них почти всю их работу, и трогаемся в путь, чтобы эту работу завершить.
Поставщик, прошу прощения, живет в иных условиях, в солидном доме, в хорошей квартире. Он не сразу открывает, требует поднести к “глазку” в двери наши удостоверения, потом просит минутку подождать, он сейчас оденется.
Я и сквозь толстую дверь отлично вижу, чем он сейчас занят. Он действительно одевается с быстротой престидижитатора, запихивает в карман всю свою денежную наличность, пистолет и мчится в кухню, где имеется дверь на черную лестницу, быстро открывает ее, выскакивает на площадку и… оказывается в объятиях Джона-маленького. Между прочим, начни он спускаться по идущей вдоль балконов пожарной лестнице, внизу встретил бы О’Нила. Мы все же не школьники и в нашем деле разбираемся.
Джон-маленький обезоруживает “клиента”, надевает на него наручники, вводит обратно в квартиру и открывает нам дверь.
Мы собираемся все в большой комнате и смотрим на этого типа без особой нежности. Парень крепкий, мрачный, особого страха, видимо, не испытывает.
— В чем дело? — спрашивает. — Ордер на обыск у вас есть?
— Есть, — отвечает О’Нил, — пожалуйста, — и своим огромным кулачищем бьет его с такой силой, что тот отлетает к стене и странно, что не пробивает ее насквозь. Медленно оседает на пол. Теперь в его глазах страх — он уже понял, что его ждет.
— Может, заберем его в управление, — нерешительно предлагает Джон-маленький, этот любитель законных методов.
О’Нил даже не оборачивается к нему. Одной рукой он поднимает за шиворот нашего “клиента”, другой наносит еще более страшный удар.
“Допрос” продолжается в том же духе еще полчаса.
Зато мы узнаем адреса всей его клиентуры и, что неизмеримо важней, оптовика, который его снабжает.
— Все, — с удовлетворением констатирует О’Нил и идет мыть руки.
Вернувшись в комнату, он некоторое время стоит в задумчивости, потом спрашивает поставщика:
— Сам-то колешься?
Вопрос лишний, потому что, обыскав комнату, мы нашли запас наркотиков и шприц да и следы нескольких уколов у того на руке. Видимо, недавно начал.
— Я вызываю группу? — спрашивает Джон-маленький.
— Идите вниз, — говорит О’Нил, — я сам позвоню и сейчас вас догоню, — и он незаметно подмигивает мне.
Мы спускаемся и идем к машине. О’Нил приходит через несколько минут, один, хватает радиотелефон и докладывает дежурному.
Слушая его доклад, мы с удивлением переглядываемся (ну, я — то, может, и не очень удивлен). Выясняется, что после обнаружения группы мертвых наркоманов мы срочно отправились по имевшемуся у нас адресу с целью арестовать поставщика и избежать новых трагедий. Однако, проникнув к нему на квартиру, обнаружили его мертвым, сильно избитым. Смерть наступила от того, что, пытаясь вколоть себе очередную порцию героина, он, видимо, вследствие шока, вызванного избиением, ошибся и вколол в вену воздух…
Закончив свой фантастический доклад, О’Нил внимательно смотрит в глаза Джону-маленькому и Гонсалесу и веско роняет:
— Ясно? — потом добавляет: — А все, что он нам рассказал, узнали от осведомителей и кое-что им за это отвалили, за счет конторы, конечно.
Он коротко смеется, а остальные молчат. Так, молча, мы добираемся до управления. Моемся, бреемся — уже утро — пьем кофе в ближайшем кафе и расходимся по домам. Ночь была бурная, мы здорово поработали, и начальник, довольный нами, разрешил весь день отдыхать.
Мы с О’Нилом идем вместе.
День чудесный, небо голубое, зелень изумрудная… Ах, я уже говорил это. Иду и продолжаю свой монолог.
— Слушай, — говорю О’Нилу, — может, займемся теперь оптовиком? Представляешь, какую мы, благодаря этому поставщику, цепь раскрыли. Как думаешь, наградят нас? — мечтаю.
Наконец О’Нил раскрывает рот.
— Кто? — спрашивает.
Теперь рот раскрываю я, от удивления.
— Как кто? Начальство.
Он пожимает плечами и молчит.
— В конце концов, — говорю я, — мы же какую работу сделали? Притон тот накрыли, не наша вина, что там одни покойники были. Раз. Поставщика тоже накрыли. И он нам все… — Тут я спохватываюсь и торопливо добавляю: — И не наша вина, что он тоже покойником оказался. А какие сведения добыли — всю клиентуру этого поставщика, небось человек тридцать. Ну и, главное, оптовик. Хотя пока мы этот наш козырь начальству и не выкладывали. Ну, как?
— За что ж награждать? — в свою очередь спрашивает О’Нил. — За покойников? Так их на кладбище пруд пруди. Вот дали день отдыха, и радуйся.
Действительно, не за что нас награждать получается. Молчу.
— А вот кое-кто другой может и впрямь премию отвалит. Жирную, — неожиданно произносит О’Нил и так же неожиданно сворачивает к подвернувшемуся кафе.
Садимся за столик, заказываем пиво. (В баре кофе пили, в кафе — пиво, так и живем.)
— Сегодня ночью нанесем визит тому оптовику, — говорит — О’Нил. — Частный. Деловой. Так и так, мол: “Не хотите ли вознаградить нас за усердную работу?” Что скажешь?
Что я скажу? Скажу, что с О’Нилом не пропадешь. Он еще умней, чем я думал. Ну, ладно, не умней — хитрей, ловчей, короче говоря, такие, как он, умеют устраиваться. И я за ним в кильватер.
— Поехали, — говорю и встаю.
Он усмехается:
— Поехали по домам, выспимся, а вечером — за премией, — и он подмигивает.
Продираю глаза, когда на дворе уже темно. Бреюсь, надеваю хороший костюм, красивый галстук — все-таки не куда-нибудь идем, а в гости к солидному человеку. Когда я спускаюсь вниз, у подъезда уже ждет О’Нил в своем новеньком “форде”. Этот “форд” он купил недавно (наверное, на такие вот премии, за какой мы сейчас направляемся). В управлении никто об этом не знает, так что, показав мне свое приобретение, О’Нил тем самым оказал мне большое доверие.
Мы едем молча. Сосредоточены. Все же оптовик с размахом это не поставщик, тем более не какие-то там жалкие мальчишки-наркоманы. Это человек со связями, у него могут быть телохранители, и его голыми
