Сам Томас поехал в отель на следующее утро, чтобы тоже попрощаться. Роуленда уже ждало такси, которое должно было отвезти его в Торонто: на этот же день у него была назначена встреча в издательстве «Юниверсити Пресс». Утро было холодным, шел небольшой снег, но по дорогам уже можно было спокойно проехать.
– Не забудьте, – сказал Томас, когда они на минуту остановились в холле гостиницы, – после того, как вы расстанетесь с издателем, вам нужно заехать в офис Джеггарда. У него ваши билеты и документы. Макфи будет встречать вас по приезде.
– Томас, – сказал Роуленд, – вы были очень добры ко мне, и вы прекрасный спутник. – Он моргнул, и Томасу показалось, что на глазах Роуленда выступили слезы. – Я в самом деле надеюсь, что мы еще встретимся. Может быть, в следующий приезд вы побудете у нас подольше? – Он спросил так, будто ему хотелось верить, что такое действительно может случиться.
Они вышли к такси и пожали друг другу руки. Минуты на холоде хватило, чтобы рука Роуленда похолодела, а лицо стало изможденным и желтым.
Такси поехало вниз по Кинг-стрит в облаке выхлопных газов. Томас подумал, что Роуленд, который так привык к прощаниям навек, быстро забудет об их расставании. Что же до него самого, Томас был удивлен, какую пустоту в душе он вдруг ощутил.
На следующее утро Джеггард позвонил Томасу и доложил, что Роуленд Вандерлинден благополучно уехал на поезде в Ванкувер.
– А как его визит в «Юниверсити Пресс»? – спросил Томас. – Он что-нибудь говорил об этом?
– Он отменил встречу, – ответил Джеггард. – У Роуленда был очень больной вид, и он сказал, что ему нехорошо. Он хотел отдохнуть перед путешествием.
7
Смерть, когда-то бывшая экзотичной для Томаса Вандерлиндена, теперь стала почти ручной. Через полгода после отъезда Роуленда, когда Томас сидел и пил свой утренний кофе, на квартиру пришло заказное письмо – большой коричневый конверт. В нем была записка от Джеггарда, где говорилось, что он получил прилагаемое письмо от Макфи и немедленно пересылает его Томасу.
Томас рассмотрел другой конверт – белый и поменьше размером – испачканный расстоянием и влажностью – или, быть может, потом. На конверте была треугольная марка с надписью «ВАТУА» над пальмой. Дальше большими печатными буквами был написан адресат – Джеггард. Томас поднес конверт к носу, и ему показалось, что он чувствует запах сигарет. Почерк был на удивление аккуратный и четкий для человека, который так много пьет. Сообщение было таким же четким:
Дорогой Джеггард,
Настоящим сообщаю Вам о смерти Роуленда Вандерлиндена. Когда Роуленд вернулся из путешествия в Канаду, он был очень болен. Возвращение в горы пришлось отложить до того момента, как он поправится после поездки. Роуленд жил в местной гостинице несколько месяцев.
Как только он смог отправиться в путь, я без всякой спешки проводил его домой в бунгало. Он попросил меня обязательно написать Вам о том, что он добрался, чтобы Вы в свою очередь могли сообщить об этом людям, которых интересует его благополучие.
Я был на полпути к побережью, когда барабанный телеграф донес до меня известие о его смерти.
Искренне Ваш,
Аластэр Макфи
Томас перечитал письмо. Он был не столько потрясен смертью Роуленда – он уже давно знал, что Роуленд болен сильнее, чем сам это признавал, – сколько собственным чувством утраты. За время их совместного путешествия он очень привязался к Роуленду. Томас не мог не восхищаться его настойчивостью и энтузиазмом в поисках всего, что он искал.
В то же утро он поехал в дом к матери и отдал ей письмо Макфи.
Она прочитала его и заплакала.
8
Еще через полгода, снежным субботним утром в декабре, в квартире зазвонил телефон, и Томас, объятый необъяснимым страхом, поднял трубку. Звонил доктор Веббер из маминого дома.
– Ты можешь приехать прямо сейчас? – спросил он. – Она очень слаба.
Когда Томас примчался на такси, служанка впустила его не дожидаясь, когда он позвонит в дверь.
– Вам нужно сразу же наверх, – сказала она. Пока Томас поднимался по лестнице, его не отпускали дурные предчувствия. На глаза ему попались картины на лестнице – несколько миниатюрных пейзажей, – которые Рейчел купила больше из-за одинаковых рамок, чем по какой-либо иной причине. Теперь Томас знал, что в этих темных горах, заросших угловатыми деревьями, кроется угроза.
Доктор Веббер, уже совсем похожий на худое черное пугало, ждал его наверху лестницы у открытой двери в спальню. Его глаза были красны от слез, и это совсем лишило Томаса присутствия духа.
– Ей осталось недолго, – сказал Веббер.
Расхожая фраза, сказанная о человеке, которого Томас любил больше всего на свете, была подобна удару кулаком в живот.
Томас и Веббер вместе вошли в спальню. Там было тепло, шторы на окнах задернуты; единственный свет шел от лампы у кровати. Мрачная мебель стояла по углам, как безутешные родственники на похоронах. Томас и Веббер подошли к кровати Рейчел.
На ней все так же были очки в серебряной оправе, но глаза были закрыты. Две маленькие свечи, связанные в крест, располагались у нее на груди, и это озадачило Томаса; Рейчел никогда не была набожна.
Она открыла глаза и протянула ему правую руку.
