— А картошка в мундире? — спросил шеф.
— Будет! — хором ответили поварихи. — Соленья — за вами!
Шеф сбегал на склад.
— Селедка, к сожалению, кончилась, — объяснил он чуть смущенно. — Но есть килька…
— Килька пойдет, — согласилась новый шеф-повар. — И квас. Побольше кваса!
Никогда еще с таким аппетитом не дегустировал шеф новые блюда. А вслед за ним весь лагерь уплетал за обе щеки картошку по-венски, смоленски, деревенски, пионерски! Девчонки едва сдерживали улыбки, наблюдая, как их хвалят мальчишки. За обеденными столами гремела песня:
ДЕРЕВЕНСКАЯ И КОСМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ РЭССИ
Летом не только человек, но и собака становятся совсем другими: им хочется необычной, очень подвижной жизни, новых приключений.
Рэсси исправно выполнял в лагере свои обязанности. Он, как маленький самолет, летал на большой скорости над полями, опылял их, уничтожал сорняки и вредителей. Играл с ребятами. Носил из палаты в палату записочки. На рассвете подправлял цветочный календарь, составляя точное число, а по ночам зажигал полярное сияние. Казалось бы, что еще нужно! Но в схемах Рэсси постепенно накапливалось какое-то сопротивление. Дело в том, что у электронного пса появилось непреодолимое желание стать обыкновенным псом.
Когда весь лагерь был на прополке капусты, Рэсси удрал в соседнюю деревню. Он ворвался на главную улицу, что тянулась вдоль реки, и навстречу ему из всех дворов выбегали с громким лаем вольные псы — без городских поводков и намордников. Рэсси никогда еще не видел столько собак сразу. Его встретили по-свойски: его облаивали!
Светило жаркое солнце, от реки веяло прохладой. На скамейках сидели старушки в белых платках. Ребятишки удили рыбу. Никто не обратил особого внимания на собачий переполох. Стая наседала на пришельца. Пожалуй, не во всех голосах была слышна особая приветливость.
Рэсси рыкнул на нападавших, обнажив клыки-кинжалы, и тут же дружелюбно махнул хвостом. Его сразу признали. Дворняги — а их было не меньше десятка — одна за другой обнюхали электронного пса и, хотя не нашли у него родственных запахов, не высказали никакого подозрения. Подбегали все новые и новые деревенские стражи. Кто-то принес Рэсси обглоданную кость, и он в знак солидарности подержал ее в зубах.
Вся стая, а с ней и Рэсси, устремилась за околицу, на зеленый, в желтых одуванчиках и белых ромашках, жужжащий и пахнущий летом луг. Но пожалуй, здесь больше было васильков. Пронзительно голубое кольцо, сливавшееся с синим небом, окружало маленькую деревню. Не потому ли назвали ее Васильки?
Рядом с Рэсси скакал длинноногий черный пес с белыми отметинами на боках.
«Грамоте обучен?» — спросил его Рэсси по-собачьи.
«Обучен», — радостно гавкнул белобокий.
«Что умеешь?»
«Гонять, сторожить, лаять, охотиться».
«Поохотимся вместе», — предложил Рэсси.
«Сейчас нельзя, запрет до августа, — пролаял новый товарищ и пояснил: — У них детеныши…»
«А-а», — протянул Рэсси, высунув, как и его приятель, язык.
Они разлеглись на траве, на самом солнцепеке.
«Букву «А» я знаю, — проурчал белобокий, и вся стая глубоко и сонно зевнула, при этом чутко вслушиваясь в разговор. — Дальше — нет».
«Ты живешь среди людей», — напомнил Рэсси.
«Буквы у собак не проходят, — признался белобокий. — На всю деревню два первоклассника, и те уехали».
«Придется учить азбуке», — прорычал вслух Рэсси.
Несколько псов вскочило и отбежало на край луга.
«Чего боитесь, лентяи? — пролаял белобокий. — Это свой!»
Лентяи робко приблизились.
А Рэсси уже поднялся, распустив крылья, над лугом и, пикируя к земле, начертал в воздухе знакомую фигуру: «А».
«Р-р-ра-а», — повторили за ним дворняги.
Потом были следующие буквы: «Р-р-рбе-бе… Р-р-рве-ве-е».
И стая завершила первый урок грамматики победным воем и лаем:
«Р-р-рабв… Р-р-рабв!..»
Рыбаки на реке очнулись от задумчивости, оглянулись: чего они там не поделили?… А дворняги после напряженного труда погоняли в траве и завалились дрыхнуть.
«Ты из города?» — поинтересовался белобокий.
«Из пионерского лагеря». — Рэсси назвал себя и узнал, что его нового приятеля хозяин зовет Сторожевым.
«Что ты сторожишь?»
«Все, — признался пес — Лодку. Мотоцикл. Корову. Дом. Хозяина. А ты научишь меня летать?» — спросил любознательный Сторожевой.
«Научу, — пообещал Рэсси. — Но тебя надо начинить электроникой».
Белобокий вздрогнул, вскочил на крепкие лапы.
«Не надо, — прорычал он. — Я и сам научусь летать!» — И бросился бежать со всех ног.
Рэсси без труда настиг его, но обгонять не стал, побежал рядом.
Это был, пожалуй, самый значительный день в их дальнейшей дружбе.
Всей стаей псы сыграли на пустынной спортплощадке в футбол, поддавая мяч носами и порою огрызаясь, в настоящий собачий с ничейным счетом футбол. (Рэсси не проявлял своих способностей, держался наравне с другими.) Когда клубы пыли на футбольном поле осели, стая уже купалась в реке, а наиболее отважные плавали с берега на берег. Потом они пообсохли (Рэсси зарядил свои солнечные батареи), попасли стадо коров (Рэсси резвился с телятами) и, вернувшись в деревню, расселись вдоль дороги у околицы ожидать хозяев.
Рэсси не знал, кого он ждет, но все сидели или лежали с умиротворенным видом, и он не трогался с места. Присмирели дворняги. Дремали на лавочках бабки. Замерли у своих удочек рыбаки. Опускалось постепенно солнце. Сидел среди своих и Рэсси, впервые не слыша призывов из далекого лагеря.
Что-то в нем сегодня свершилось, но что — он не знал.
И вдруг стая с воплем сорвалась и побежала по дороге. Навстречу ехал автобус. Вот автобус остановился, из него вышли усталые, загоревшие до черноты люди. От них пахло потом и машинным маслом. Собаки бросились к своим хозяевам, получили порцию ласковой трепки, пристроились к ноге, затрусили в деревню. Казалось, все разом забыли про электронного товарища. Один Сторожевой оглянулся,
