— Так все же, товарищ донжуан, просвети руководство фирмы относительно проблемы — Инга или Алена?
И подмигнул самым бессовестным образом, увидев, что я заливаюсь краской до самых пят. Ну не мог же я отрицать, что мне и впрямь приятны эти встречи и разговоры с Аленкой! Так и не дождавшись ответа, Андрей притворно вздохнул:
— Эх, юность! Все-то кажется голубым и розовым, и каждый попавший в поле, так сказать, жизненного зрения объект противоположного полу неизменно вызывает пылкие чувства. И вот уже в груди пожар, власы подъяты в беспорядке… Хорошо! Прекрасно даже!
— А кто-то ведь доказывал, — осторожно сказал я, — что юность — всего лишь прихожая в настоящий мир, мир взрослых, своего рода предбанник, а? И что топтаться в прихожей глупо. В поезде еще, по-моему, это многим запомнилось.
— Зависть, Вася! Хорошая зависть к тому, что для себя самого уже невозможно. Ты говоришь, доказывал. Ну и что? Любовь, женщины, возраст. Это же извечные, огромнейшие, мировые, непреходящие проблемы. Неужели ты думаешь, что мы, пятеро молодых людей, проведя несколько дискуссий в дороге и у костра, смогли найти рецепт, панацею, ключи к решению этих сложнейших проблем? Ну, высказались с разных позиций; я свою точку зрения, сложившуюся на тот момент, развил, и только.
Он положил мне руку на плечо, слегка сжал, стал серьезным.
— Будешь честным перед собой и перед другими — все остальное приложится. Жизнь даст ответ на все вопросы. Ты, кстати, знаешь, что Макаренко писал по этому поводу?
Ничего себе, успокоил! Конечно, я читал Макаренко. Но у него что? Влюбились двое, жить друг без друга не могут, — так дотерпите до совершеннолетия, а потом галопом в загс.
Андрею я ответил:
— Так то когда было?… Сейчас, кажется, рано жениться не в моде. Ты-то не женат?
— Ну, я не образец, у меня сложилось так. А насчет моды не та философия. Модно, не модно!..
— Мода всегда обоснована. Возьмешь «Силуэт» — его мама любит читать, — там подо все подведена база.
Андрей засмеялся.
— Ты упрям. Во что бы то ни стало гнешь свое, даже рассудку вопреки.
— Нисколько!
— Хочешь, проэкспериментируем? Есть расчудесный психологический тест. Конфетка, а не тест! Всего одна минутка!
— Давай. Тест — это тоже модно!
— Вот представь себе: лежат на столе четыре карточки с буквами и цифрами на каждой из сторон — сверху и снизу. Предположим, что на первой карточке — гласная буква, на второй — согласная, на третьей — четное число, на последней, четвертой, — нечетное. Вот подумай и скажи, какие карточки нужно перевернуть, чтобы проверить утверждение: «Если с одной стороны гласная, то на обороте четное число»?
— Чего ж здесь думать, — выпалил я, — и так ясно: перевернуть гласную и четное число.
— А вот и нет! Нужно перевернуть гласную и нечетное число.
— Не может быть! — не согласился я.
Тут я с жаром заспорил, доказывал, горячился. Но когда Андрей мне строго все доказал, объяснив, что только сочетание гласной и нечетного числа на одной карточке делают гипотезу ложной, мне пришлось отработать назад.
— Вот это и был тест на упрямство, — заключил Андрей…
Когда мы пришли в контору за расчетом, то оказалось, что на круг заработали больше сотни.
Красный сигнал светофора сменился зеленым: путь к золотому идолу был открыт.
Расставались со всеми малослободчанами самым сердечным образом. Даже жаль было уезжать, комок в горле стоял.
ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ
Снова плывем мы по Северной Двине, но на этот раз против течения. Снова под ногами мелко дрожащая палуба. Снова месит и крутит пласты темноватой воды неутомимый винт, упорно продвигая судно вперед. Теплоход новенький, может быть, даже делающий свой первый рейс с пассажирами. В салонах, на закрытых палубах еще невыветрившийся «аэро-флотовский» запах: запах нового пластика, дезодоранта и нитрокраски. Публика пестрая: местный люд, резко отличающиеся от них туристы, несколько военных, таежники. Особняком держалась группа оджинсованных молодых людей с модными прическами «Орфей». В этой группе лопатились бороды, хотя руководитель — чуть постарше своих подопечных — был, наоборот, чисто выбрит и одет в корректный костюм.
Я вообще-то люблю изучать новые лица. Еду ли в автобусе, иду ли по улице — вглядываюсь в каждого, то ли желая с первого взгляда понять, что за человек попался навстречу, то ли надеясь вдруг встретить нечто замечательное в одежде, прическе, походке. Или, если по правде, увидеть необыкновенно красивую девушку. В данном случае я заметил, что шеф тоже обратил внимание на этого человека.
— Такие лица бывают у людей, весьма уверенных в себе, — у классных официантов, скажем, или руководителей танцевальных ансамблей, — с видом знатока-психолога разъяснил он.
Еще выделялись из публики таежники. Они держались открыто, уверенно, напористо. Выпить- закусить располагались где хотелось, не выбирая укромных уголков: сели так сели, на виду так на виду; в буфет-ресторан не входили, а скорее, вдвигались, не снимая шляп; перекрикивались через весь корабль, как в лесу, огрубелыми от наружной, стылой и ветреной работы голосами.
Липский затеял с Ингой сугубо теоретический спор: кто больше знает названий ансамблей, оркестров и капелл.
Через плечо Вершининой я увидел, как она написала (листками из тетради, естественно, пожертвовал я): «Дип Пэпл», «Роллинг Стоунз», потом на секунду замялась.
Яковенко посмотрел на часы, засекая время.
— Пройдем-ка, Вася, по кораблю, осмотримся пока.
Пошли вдоль борта, мимо ресторана. В небольшом, низком, но уютном зале оджинсованные бородачи пили пиво. Кроме них, здесь сидела ярко накрашенная молодая женщина с ребенком. Маленькая девочка монотонно, но пронзительно верещала:
— Мама, мама. Мама! Мама!! Мама!!! — с каждым разом все громче и громче.
Даже сквозь толстые стекла слышна была эта музыка. Мы поднялись на верхнюю, прогулочную, палубу, подошли к перилам.
— Смотри, — показал я, — незаметно прошли стрелку — место слияния Вычегды с Двиной. Даже вода здесь, в Вычегде, кажется другого цвета.
— Речка сильная, что и говорить. А только пароход — это не то. Как вспомню нашу фелюгу, с которой намучились порядком, поверишь, в груди тепло становится как-то. Едешь себе, моторчик тук-тук-тук, водичка — вот она, рядом, только руку за борт опусти, и все вместе, плечом к плечу. Сила!
Потом он замолчал, словно почувствовал, что мне не хочется разговаривать. Он, Сашка, такой. Послушаешь его иной раз, и покажется, что простоват, а может, даже и где-то грубоват. Эрудицией он, пожалуй, не блещет, но удивительная вещь: он умеет угадывать нюансы твоего настроения, без всяких слов чувствует, что с тобой происходит. Яковенко умеет безошибочно определять, когда тебе его помощь требуется. В этот момент он тут как тут и делает что может. А не может, так просто рядом побудет. А Инга, например, или Алена…
— Слушай, Вася, а по-моему, Аленка-то тебе симпатизировала. Заметно было. И ты сегодня что-то во грустях.
Вот черт! Прямо читает то, о чем я думаю. Телепатия! Видя, что я молчу, он вздохнул.
— Сложное дело, я понимаю. Я ведь тоже… того, так сказать, к Инге питал. Было дело, когда она в
