— А эту девочку ты спросил, хочет ли она тоже сразу стать взрослой? А заодно и весь класс. Ведь ты собираешься перескочить в будущее, как если бы эти годы уже прошли. Но время принадлежит не одному тебе. Все, весь земной шар, вся Солнечная система должны были бы передвинуться на столько же лет вперед. Нет, брат, ничего у тебя не получится. Все должно идти своим чередом. Заглянуть в прошлое или будущее — пожалуйста. А вот остаться там… — Двойник умолк, потом, лукаво прищурившись, сказал: — Но если ты уж очень хочешь, ради тебя я мог бы, пожалуй, что-нибудь придумать.
— Не-ет, — замотал головой Карен, — я уже не хочу. Пусть мои мама и папа и брат подольше останутся молодыми. И остальные тоже. — Вздохнув, он добавил: — Да и в школе не так уж скучно. Как- нибудь дотерплю. Восемь лет не очень много, правда?
— Молодец. Ты правильно решил. Ты не заставил меня пожалеть, что я — твой двойник. Я откладываю на моих счетах одну косточку вправо.
— Каких таких счетах? Какую косточку? — удивился Карен.
— Разве ты не знаешь, что я — твой счетовод?
— Впервые слышу. Что еще за петрушка такая?
— Никакая не петрушка, — обиделся двойник, ероша слишком отросшие волосы, точно такие, как у Карена. — Я веду строгий учет твоим делам, твоим поступкам, даже твоим мыслям. Хорошие, добрые я откидываю вправо, а злые, эгоистичные, некрасивые — влево.
— Зачем?
— А как же иначе. Если у тебя хорошего накопится в детстве больше, чем плохого, значит, ты, когда вырастешь, будешь хорошим человеком и жизнь тебе будет подарена счастливая. А если плохое перетянет, тогда… тогда все будет наоборот. Мы, двойники, для того к вам, людям, и приставлены, чтобы за хорошее платить хорошим, а за плохое — плохим.
— Как милиционеры, да? — съязвил разочарованно Карен. — Или как учителя? А я — то думал… Получается, ты — что-то вроде совести?
— Не что-то вроде, — с достоинством возразил двойник, — а совесть и есть. Ну, то есть быть твоей совестью — моя забота.
— Что ж получается… когда человек разговаривает сам с собой или сам перед собой в чем-то винится, когда понимает вдруг, что сделал что-то неправильно, все это ваша работа?
— А ты как думал? Мы помогаем человеку понять, что хорошо, а что плохо, и он нас слушается, если, конечно, не совсем уж плохой человек.
— Э-э, так неинтересно, — махнул рукой Карен. — Скучно. А я — то думал…
— Не спеши делать выводы. Быть твоей совестью — одна моя обязанность. А у меня их… не счесть. Прежде всего двойник — самый верный, самый преданный друг человека, который не только делит с ним все горести и радости, но и заботится о нем, защищает его. Лечит — я рассказывал тебе. Развлекает — тоже говорил уже.
— И что же ты еще можешь? — оживился Карен, поддразнивая его.
— А что скажешь. Все могу.
— Проверим, хвастун ты или нет. — Карен поудобнее уселся на кровати. — И хватит в воздухе висеть, на нервы действуешь. Вон стул, сел бы, что ли.
— Поздно уж. Тебе скоро вставать. Да и все равно, как только начнет светать, я растворюсь. Потому что солнечный свет сильнее меня.
— Начнет светать? Выходит, я не спал всю ночь, болтая с тобой?
— Может, спал, а может, не спал, — увильнул от ответа двойник. — Не беспокойся, сонным не будешь.
— Погоди секундочку, не растворяйся. — Карен попытался схватить его за руку, но поймал воздух, хотя двойник и не подумал сдвинуться с места. Он очень удивился: — Ты призрак? У тебя нет тела?
— Это тайна, — отозвался двойник. — Да и тебе все равно не понять.
— Потому что мал еще? Уже слышали, — съязвил Карен.
— Не потому. Возраст тут ни при чем. Иные живут всю жизнь, так ни разу и не задумавшись, не попытавшись понять, что такое жизнь и как она устроена. А вот ты, например, с раннего детства был наблюдательным. Я помню, как ты гулял по горам, по лесу, тебя привлекала каждая травинка, каждая букашка. Тебе никогда не скучно в лесу. Будет очень здорово, если ты сумеешь этот интерес сохранить на всю жизнь. Тебе тогда многое откроется.
— А ты, конечно, знаешь все?
— Нет, не
— Ну, коли так, будь добреньким, помоги с твоей помощью еще одну вещь понять.
— Летающие тарелки?
— Ах, ты еще и мысли читаешь!
— Чудак. Я ведь неотделим от тебя. Мы как бы одно целое.
— Это хорошо, — решил Карен. — Понимаешь, мы часто спорим с ребятами про летающие тарелки. Одни верят в них, другие — не верят.
— А сам-то ты во что веришь?
— Я не знаю. Вот если бы увидеть своими глазами…
— А покататься на ней не хочешь? — с серьезным видом спросил вдруг двойник. — Могу устроить.
— Шутишь! — глаза Карена так и вспыхнули.
— Ни чуточки. Завтра ночью. Жди…
— Ур-ра-а-а! — закричал Карен, забыв, что все спят.
В комнату вошла взволнованная мама в длинной ночной сорочке. Увидела сидящего на постели сына.
— Карь, ты что? — спросила она сонным голосом. — Ты зачем кричал? Плохой сон увидел?
Карен пробормотал что-то невнятное и завалился на подушку.
— Господи, теперь во сне говорить начал, — сокрушалась мать. — Что-то с ребенком неладное. Может, прав был экстрасенс? Может, зря я его не послушалась…
Она коснулась губами лба сына, пощупала ворот пижамы — не влажный ли. Успокоившись, укрыла одеялом до самых ушей и на цыпочках вышла из детской. Карен крепко спал.
На следующий день в школе он сам затеял разговор о летающих тарелках:
— Кто о них что знает — пусть выкладывает.
— Я слышал, они превращают в пыль самолеты, — заявил Гагик.
— А я, что база их на Луне, — подхватил другой.
— Не на Луне, а в Бермудском треугольнике. Они ныряют на дно океана и оттуда же вылетают. И еще, они летают с любой скоростью, поворачивают под любым углом, зависают в воздухе — и все это абсолютно бесшумно.
— А управляют ими зеленые человечки.
— Гуманоиды! Карлики и великаны. Хватают людей, затаскивают в свою тарелку и делают над ними всякие страшные опыты, а потом выбрасывают. И эти люди ничего не помнят — у них отнимают память.
— Бывало, люди не возвращались вовсе.
— Может, гуманоиды их забирают на свою планету?
— А может, убивают?
— Убивают! — убежденно констатировал Гагик. — У-у, гады!
— Да не верьте вы всяким россказням, — сказал отличник Степа. — Сказки все это. Мой папа ни разу их не видел.
— Его счастье, — заметил Гагик. — А то бы они его… — Сделав зверское лицо и скрючив когтями пальцы, он продемонстрировал, как бы гуманоиды задушили Степиного папу.
— В общем, так, — торжественно и звонко перекрыл голоса Карен и сделал паузу, чтобы привлечь всеобщее внимание: — Кто хочет увидеть летающую тарелку, пусть не ложится сегодня до полуночи
