На земле, говорит мистер Лейбовиц.
Хорошо, отец.
Отец. Так Фрэдди зовет мистера Лейбовица, а я своего папу зову папой.
Я просыпаюсь от маминого шепота. Что с ребенком? На дворе раннее утро, и в комнате света почти нет, но видно, что папа стоит у окна с Маргарет на руках. Он качает ее и вздыхает. Och.
Мама спрашивает: она… она заболела?
Och. Притихла совсем, и замерзла чуток.
Мама вскакивает, хватает ребенка. Ступай за врачом, cтупай Бога ради - и папа штаны натягивает и уходит в одной рубахе и штанах, ни пиджака не надев, ни ботинок или носок - а погода промозглая.
Мы остаемся ждать дома, близнецы спят в изножье кровати, рядом со мной шевелится Мэлаки. Фрэнки, я пить хочу. Мама сидит на постели, покачиваясь, с ребенком на руках. Ох Маргарет, Маргарет, милая моя девочка. Открой голубые глазки, leanv, деточка моя.
Я наливаю в стакан воды себе и Мэлаки, и мама стонет. Воды набрал себе и брату. Что, водички захотелось, да? А сестричке – ничего. Сестричке, бедняжке. Будто у нее и рта нет. А может, и ей хотелось бы глоточек? О нет. Давайте, пейте воду, пейте вы оба, будто ничего не случилось. Пьете себе, как ни в чем не бывало, да? И близнецы спят себе, будто им наплевать, а сестричка, бедняжка, на руках у меня болеет. На руках у меня болеет. О, Боже Милосердный.
Почему она так говорит? Это не моя мама. Я хочу к папе. Где папа?
Я снова ложусь в постель и плачу. Мэлаки говорит: чего ты плачешь? Чего плачешь? И мама опять налетает на меня. Сестричка твоя на руках у меня болеет, а ты поднял вой. Вот сейчас как подойду, повоешь у меня, будешь знать.
Папа возвращается с врачом. От папы несет виски. Доктор осматривает малышку, тычет в нее пальцем, поднимает веки, ощупывает шею, ручки, ножки. Встает и качает головой. Она умерла. Мама тянется к малышке, обнимает ее, отворачивается к стене. Доктор спрашивает: с ней было какое-то несчастье? Ребенка роняли? Может, ребята с ней неловко играли? Что-то случилось?
Папа трясет головой. Доктор говорит: я должен забрать ее и осмотреть, и папа подписывает бумагу. Мама умоляет оставить ей ребенка хоть на несколько минут, но доктор говорит: у меня и других дел полно. Папа тянет руки к Маргарет, и мама жмется к стене. Взгляд у нее безумный, черные курчавые волосы прилипли ко лбу, глаза круглые, лицо блестит от пота и слез - папа высвобождает малышку из ее объятий, а она мотает головой и стонет. Доктор заворачивает Маргарет с головой в одеяло, и мама плачет: о, Господи, она же задохнется. Господи Иисусе, Мария и Иосиф, спасите меня. Доктор уходит. Мама отворачивается к стенке, и так лежит, не шелохнувшись, и молчит. Близнецы проснулись, плачут от голода, а папа стоит посреди комнаты и смотрит в потолок. Лицо у него белое, и он бьет по ногам кулаками. Подходит к постели, кладет руку мне на голову. Рука дрожит. Фрэнсис, я пойду, куплю сигарет.
Весь день мама лежит в постели, почти не шевелится. Мы с Мэлаки наливаем в бутылочки воду с сахаром и даем близнецам. В кухне находим буханку черствого хлеба и две холодные сосиски. Чаю попить мы не можем, потому что молоко в ящике со льдом прокисло, и лед снова растаял, а всем известно, что без молока чай пить не положено – кроме тех случаев, когда папа рассказывает про Кухулина и разрешает глотнуть из своей кружки.
Близнецы опять голодны, но я понимаю, что не могу весь день и всю ночь поить их водой с сахаром. Я кипячу в кастрюльке прокисшее молоко, вмешиваю немного черствого хлеба и стараюсь накормить их этой смесью из кружечки. Они корчатся и с ревом убегают к маминой постели. Мама лежит, отвернувшись к стене, и они снова бегут ко мне и плачут. Близнецы воротят нос, пока я не приглушаю вкус кислого молока сахаром. Тогда они едят и улыбаются, и все размазывают по лицу. Мэлаки тоже просит того, что в кружечке, а если ему сойдет, то мне и подавно. Мы все сидим на полу, едим мою похлебку, жуем холодные сосиски и пьем воду из молочной бутылки, которую мама держит в ящике со льдом.
Мы поели и попили, и теперь нам надо в туалет в конце коридора, но попасть мы туда не можем, потому что там сидит миссис Лейбовиц – она что-то мычит и напевает. Подождите, детки, говорит она, подождите, лапушки. Я мигом. Мэлаки хлопает в ладоши и поет: подождите, детки, подождите, лапушки. Миссис Лейбовиц открывает дверь туалета. Гляньте-ка. Такой маленький, а уже настоящий актер. Ну, ребятки, как ваша мама?
Лежит в постели, миссис Лейбовиц. Доктор забрал Маргарет, а папа ушел за сигаретами.
О Фрэнки, Фрэнки. Я говорила, что девочка больна.
Мэлаки хватается между ног. Писать. Писать.
Я уже все. Писайте, мальчики, и пойдем проведаем вашу маму.
Мы писаем, и миссис Лейбовиц идет навестить маму. О, миссис Маккорт. O vey, лапушка. Только гляньте. Гляньте на близнецов. Совсем голышом. Миссис Маккорт, что случилось-то, а? Девочка заболела? Ну же, поговорите со мной. Вот бедняжка. Повернитесь-ка, миссис. Скажите мне. Вот ужас-то. Поговорите со мной, миссис Маккорт.
Она помогает маме сесть, прислоняет ее к стене. Мама будто съежилась. Миссис Лейбовиц приносит мыла и велит мне набрать воды, чтобы умыть маме лицо. Я мочу полотенце в холодной воде и вытираю ей лоб. Она прижимает мою руку к щеке. О Господи, Фрэнки. О Господи. Руку не отпускает, и мне страшно, потому что такой маму я никогда не видел. Она говорит «Фрэнки», только потому что меня держит за руку, а сама думает о Маргарет - не обо мне. Сестричка твоя умерла, Фрэнки. Умерла. А где ваш отец? Пьет. Вот где. В доме ни гроша. Работу найти не может, но как выпить - так деньги находит, - ему лишь бы выпить, выпить, выпить. Она подается назад, бьется головой о стену и кричит: Где она? Где она? Где моя девочка? О Господи Иисусе, Мария и Иосиф, спасите меня. Я с ума сойду, точно сойду, я просто сойду с ума.
В комнату влетает миссис Лейбовиц. Миссис, миссис, что стряслось? Девочка – что с ней?
Мама снова кричит: умерла, миссис Лейбовиц. Умерла. Роняет голову и качается взад-вперед. Среди ночи, миссис Лейбовиц. В коляске. Следить надо было за ней. Семь недель провела в этом мире и умерла среди ночи, одна, миссис Лейбовиц, совсем одна, в коляске.
Миссис Лейбовиц обнимает маму. Ш-ш, будет, ш-ш. Дети так умирают. Бывает, миссис. Господь прибирает.
В коляске, миссис Лейбовиц. Возле моей постели. Если бы я взяла ее к себе, она не умерла бы, верно? Не нужны Богу младенцы. Зачем Богу младенцы?
Не знаю, миссис. Мне про то неведомо. Поешьте супа. Вкусный суп. Придаст вам сил. Ну-ка мальчики. Берите миски. Дам вам супа.
Миссис Лейбовиц, а что такое «миски»?
О Фрэнки. Не знаешь, что такое «миска»? Для супа, лапушка. У вас нет мисок? Тогда чашки достаньте для супа. Я смешала гороховый и чечевичный суп. Никакой ветчины. Ирландцы ветчину любят. Нет ветчины. Пейте, миссис. Пейте суп.
Она кормит маму с ложечки, вытирает капли с подбородка. Мы с Мэлаки сидим на полу и пьем суп из кружек. Угощаем с ложечки близнецов. Суп отличный - вкусный и горячий. Мама никогда таких супов не готовит, и я думаю, а есть ли хоть крохотная возможность, чтобы миссис Лейбовиц побыла моей матерью. А Фредди побыл мной, пожил бы с моими родителями, а Мэлаки и близнецы стали бы его братьями. Но Маргарет уже у него не будет, потому что она как тот пес на улице, которого увезли. Не знаю, почему ее увезли. Мама сказала, что она умерла в коляске - и это, должно быть, все равно, что попасть под машину, потому что тебя увозят.
Мне жаль, что маленькая Маргарет не ест с нами супа. Я покормил бы ее с ложечки, как миссис Лейбовиц кормит маму, и она бы агукала и смеялась, как с папой. Она перестала бы плакать, и мама не лежала бы в постели день и ночь, и папа рассказал мне сказку про Кухулина, и я не хотел бы уже, чтобы миссис Лейбовиц стала моей матерью. Миссис Лейбовиц хорошая, но пусть лучше папа рассказывает мне сказки про Кухулина, и Маргарет щебечет, и мама смеется, оттого что папа танцует, хотя сам косолапый.
К нам заходит Минни Макэдори. Матерь Божья, миссис Лейбовиц, эти близнецы смердят до небес.
Про Матерь Божью, Минни, ничего не знаю, но близнецов надо подмыть. Им нужны чистые подгузники. Фрэнки, где чистые подгузники?
