уже устанавливали желтую палатку, которая должна скрыть их работу от посторонних глаз, хотя Лэпсли и понимал, что поскольку машину оставили здесь давно, большинство улик наверняка выдул ветер и смыл дождь.
Он осмотрелся, пытаясь почувствовать место. Они находились на широкой улице, которая изгибалась в обоих направлениях. С одной стороны в ряд стояли магазины: цветочный, прачечная самообслуживания, книжная лавка и пара непонятных витрин (эти магазины либо закрыты, либо вообще не работают). В двух магазинах продавались товары, которые не соответствовали вывескам. Было видно, что это такое место, где недвижимость меняет хозяев быстрее, чем те успевают менять вывески, если вообще кто-нибудь удосуживается первым делом сменить вывеску.
Над магазинами находились два жилых этажа: окна, занавешенные даже в разгар утра и темные от пыли и копоти. Сливы торчали из квартир, напоминая уродливые промышленные трубы, установленные через ровные интервалы. Кирпичи под большинством труб были зелеными от мха в форме остроугольного треугольника, указывая на места, где вода сочилась или лилась постоянно в течение многих лет. Ветер раздувал по мостовой и собирал в углах пожелтевшие и измятые обрывки газет.
Никого поблизости не было, стояла мертвая тишина, словно любой звук мгновенно проглатывался, прежде чем слишком далеко отлететь от своего источника. Даже свет казался серым и тусклым. Место выглядело так, будто раньше положенного времени настал конец света и все закончилось не взрывом, а хныканьем.
— «И что за дикий зверь — его час наконец настал — бредет к Вифлеему, чтобы народиться?» — пробормотал Лэпсли, вылезая из машины.
— Простите, босс? — переспросила Брэдбери, выбравшись с пассажирского места.
— У. Б. Йитс. Кажется подходящим моменту. Просто мне интересно, что за человека мы найдем в конце.
Брэдбери бросила на него странный взгляд, но ничего не сказала. Они вместе прошли туда, где вокруг приземистого корпуса машины установили палатку.
Шон Барроуз поджидал их. На нем была обычная одежда, но в руках он держал спецхалат.
— Вам известно, — сказал он, — что мы расписываем очередность работ исключительно по степени их важности. Какая-то брошенная машина, которая может или не может быть связанной с преступлением девятимесячной давности, находится далеко не в самых верхних строчках нашего списка.
— Это не вам решать, — парировал Лэпсли. — Я приведу пару причин, по которым вы должны выполнять эту работу в приоритетном порядке. Первое: я старше по званию любого офицера, которые ведут другие дела из вашего списка. Второе: я могу попросить главного суперинтенданта Роуза позвонить вам и переставлять очередность вашей работы до тех пор, пока у вас из ушей не потечет кровь. И третье: я единственный следователь, который во время работы снабжает вас рулетиками с ветчиной.
Барроуз смотрел на него несколько секунд.
— Продан человеку с подходцем, — наконец пробормотал он. — А мы можем на этот раз получить вместе с рулетиками сосиски? Один из моих ребят еврей. Ему пришлось в прошлый раз есть рулетики, а ветчину оставлять.
— Он что, не знает, что кладут в сосиски? — спросила Брэдбери.
— Он не спросит, а мы не станем говорить, — ответил Барроуз. — Проблема в том, что он не может смотреть на ветчину сквозь пальцы.
— Можете найти здесь кафе и организовать регулярную доставку рулетиков и чая? — обратился Лэпсли к Брэдбери.
Она кивнула и ушла.
Палатку уже установили, и Лэпсли вошел внутрь. Ее желтые прозрачные стены чуть оживляли печальный свет, проникающий снаружи, жутко подсвечивая стоящую по центру машину пыльно-бронзового цвета. Люди Барроуза приступили к работе над машиной: один человек фотографировал ее и делал измерения внутри салона, другой открывал багажник, а третий открыл капот и выяснял серийный номер двигателя.
— Есть какие-нибудь идеи о том, что мы ищем? — Барроуз посмотрел на Лэпсли.
— Все, что может привести нас к водителю, — ответил Лэпсли.
— Вы полагаете, это та машина, из которой выгрузили тело той старухи?
— Других кандидатов на данную роль пока нет. И у меня есть подозрение, что труп той старухи — не единственный, который видела эта машина.
Барроуз кивнул:
— «Вольво», знаете ли. В них много места для поклажи, на них никто не обращает внимания, и еще они очень надежны. Если раскатывать по дорогам с мертвецами, то «вольво» — это то, что нужно.
— Иногда мне в голову приходит тревожная мысль, — сказал Лэпсли, — что будет, если ваши ребята когда-нибудь решат стать свободными художниками?
— Мы действительно обсуждаем возможность организовать консультации по убийствам, — признал Барроуз. — Но нам придется регистрироваться для налогообложения и все такое, а это для нас уже слишком.
Женщина, открывшая багажник, жестом подозвала коллегу с фотоаппаратом. Тот подошел и что-то сфотографировал, залив палатку светом от вспышки. Барроуз нахмурился и направился к ним. Он взглянул в багажник и кивнул Лэпсли.
— Что, думаете… труп? — спросил Барроуз.
— Этого мне сейчас и не хватало, — сказал Лэпсли, подходя к машине, — еще один труп и ни одного убийцы.
Приблизившись к машине, он почувствовал едва уловимый запах цветов и земли. Сначала подумал, синестезия реагирует на какой-то доносившийся снаружи тихий звук, но, оказавшись рядом с Барроузом, понял, что запах вполне реален и идет из багажника «вольво». Тот был полон веточек, листьев и разноцветных лепестков, аккуратно связанных кусочками садовой проволоки.
— Не совсем то, чего я ожидал, — буркнул Барроуз. — Я все упакую и выясню, что это такое.
Лэпсли понаблюдал, как бригада Барроуза дюйм за дюймом осматривала «вольво». Они снимали внутри отпечатки пальцев, собирали с сидений волоски и ниточки.
«Они напоминают, — подумал Лэпсли, — жучков, ползущих по скелету мертвого животного и объедающих то, что осталось от его плоти». Должно быть, это был результат его воображения, но казалось, что машина, по мере того как они выполняли свою работу, уменьшалась в размерах. Создавалось впечатление, что тайна будто распирала ее. Ему пришло в голову, что тело Вайолет Чэмберс, видимо, прошло через очень похожий процесс: сначала, когда его бросили в лесу присыпанным землей, — полное и мясистое, затем неумолимо лишавшееся всего человеческого, пока не превратилось в набор костей, сухожилий и мумифицированной кожи. И каждый раз многочисленные питающиеся падалью существа переходили от одного органа к другому, руководствуясь своим списком приоритетов.
— Если не считать перепачканного землей багажника, машина на удивление чиста, — сказал Барроуз. — Похоже, ее регулярно пылесосили, а может, еще и вычистили. На руле нет отпечатков пальцев. Предположительно, тот, кто бросил машину, напоследок быстро прошелся по салону тряпкой, смоченной в мыльном растворе. С наружной же стороны потрудилась природа. С дверных ручек ничего не получить.
— Хорошая работа, — пробормотал Лэпсли. — Продолжайте в том же духе и, если что-нибудь обнаружится, позвоните мне.
— Обязательно, — кивнул криминалист. — Мне все равно сегодня больше нечем заняться.
Эмма Брэдбери говорила по мобильнику, когда Лэпсли вышел из палатки. Она помахала ему рукой и, когда он подошел, захлопнула крышку телефона.
— Что там? — спросил он.
— Мне удалось заставить одного констебля проделать кое-какую работу по поводу того, был ли вызов автослесарей или гаражных работников в радиусе пятидесяти миль от леса, где обнаружено тело Вайолет Чэмберс, посмотреть «вольво» с этими номерами.
— Как вам удалось? Мне казалось, существует молчаливый запрет на любую помощь в этом расследовании.
— Просто я никому не говорила, — созналась она. — Как бы там ни было, оказывается, из гаража в
