— Это за мной, — сообщил. — Персональная карета…
Военком подошел к окну, увидел рябого коня, запряженного в телегу.
— Андрейка Шамрай? — спросил удивленно. — Зачем это он?
— А я еще неделю тому назад из госпиталя письмо ему написал, — признался Бутурлак. — Выходит, почта у вас работает неплохо.
Он потянулся за маленьким обтрепанным чемоданчиком, что стоял возле стола, хотел встать, но двери резко распахнулись, и в кабинет ворвался возбужденный Андрей, а за ним дежурный по военкомату.
— Я ему говорю, у меня срочное дело, а он не пускает, — пожаловался Андрей майору, но, увидев Бутурлака, бросился к нему. Наверно, хотел обнять, но остановился в шаге от него, протянул руку — неумело и смущенно.
Бутурлак прижал его нестриженую голову к груди.
— А ты вырос, Андрейка, эк какой стал! — Взял ласково за ухо, отклонил голову, заглянул в глаза. — Как я рад тебя видеть! Но что случилось?
Тревожный огонек, который было погас в глазах Андрея при встрече с лейтенантом, снова вспыхнул при его вопросе.
— Что случилось? — повторил Бутурлак, и теперь Андрей увидел и военкома, и капитана в милицейской форме. Заговорил взволнованно:
— Мы только что Гришку видели. На рынке. Смотрим, идет с корзиной, а в корзине картошка и кусок сала. Заметил нас, опешил от неожиданности и постарался смешаться с толпой… Но мы его выследили…
— Подожди, — прервал его военком, — что это за Гришка?
— Да Жмудь… Гришка Жмудь! Сын Северина.
Военком переглянулся с Ярощуком. Капитан подошел к Андрею.
— Интересно, — сказал многозначительно. — Григорий Жмудь? Родственник Коршуна?
— Племянник, — подтвердил Андрей. И добавил с огорчением: — И мой двоюродный брат!
— Куда он пошел?
— От рынка по улице Первомайской. Потом свернул — не знаю, как называется улочка, на ней еще небольшой магазинчик, рамы на окнах зеленым выкрашены…
— Яблоневая, — уточнил Ярощук.
— Третий дом направо — из красного кирпича. Гришка туда пошел.
Дом на Яблоневой принадлежал бывшему преподавателю городской гимназии Ленартовичу. Два года назад он умер, в доме проживала его вдова — старушка лет семидесяти.
Работники милиции незаметно окружили дом. Лейтенант, заместитель Ярощука, одетый в гражданское, взошел на крыльцо, постучал. Открыла старушка, до бровей повязанная платком.
— Соседи сказали, комнату сдаете? — поинтересовался лейтенант.
— Сдавала, — ответила старуха, — но уже заняли.
— Жаль… А кто же занял?
— Не все ли равно? Заняли, и все.
— Но может, не надолго?
— Не знаю. Это мой старый постоялец, я незнакомым не сдаю.
— А можно его повидать?
— Ушел, нет его.
— Вот что… — Лейтенант вынул удостоверение. — Проверка документов! — Отстранил старушку, ступил в полутемный коридор. — Где его комната?
От калитки к дому уже бежали Ярошук и двое вооруженных милиционеров. Протопали по деревянным ступенькам на мансарду. Ярощук бросился в полуприкрытые двери гостиной, обставленной старинной мебелью. Никого, только кот спит на подоконнике. На кухне тоже никого.
Сверху позвал лейтенант:
— Идите-ка сюда, товарищ капитан!
В небольшой светлой комнате две кровати. Одна расстелена. На столе — прибор для бритья, зеркало. Дверцы шкафа открыты, на дне — грязное белье. Корзина с картошкой сиротливо стоит возле дверей.
Ярощук прошелся по комнате, заглянул под кровать, вытащил стоптанные домашние туфли. Осмотрел, бросил на пол. Спросил лейтенанта:
— Считаете, убежал?
— Не сомневаюсь.
Капитан кивнул. Спустился на первый этаж, позвал старуху, которая стояла в передней.
— Кому вы сдали комнату, гражданка Ленартович? — спросил строго.
— Грише, — спокойно посмотрела ему в глаза. — Он у меня всегда останавливался.
— Какому Грише?
— Григорию Жмудю из Острожан.
— Почему не прописан?
— Так только ведь позавчера приехал.
— Один?
Старуха отвела глаза:
— Один, конечно. Сказал, что снова будет учиться в нашей школе.
— Странно, — усмехнулся Ярощук. — Григорий Жмудь — подросток, а уже бреется и туфли сорок третьего размера носит.
Пани Ленартович не растерялась.
— Родственник какой-то с ним приехал. Сегодня должен возвращаться, вот и поехали…
— А прибор для бритья забыл?
— Неужели? — удивилась.
— Григорий с ним поехал?
— Не знаю.
— Какой он из себя, родственник Жмудя?
— Человек он в годах уже, лет за шестьдесят, сухой такой и кашляет.
— Климук, — обратился капитан к лейтенанту, который стоял на нижней ступеньке лестницы, — принеси, пожалуйста, сверху рубашки. В шкафу там, грязные, видел?
Когда лейтенант возвратился, взял рубашку за плечи, растянул перед старухой.
— Сухой, говорите, а рубашки почему-то пятьдесят шестого размера носит!
— Не знаю, не знаю… — смутилась. — Может, это не его.
— Все может быть, — ответил капитан. — Жаль, гражданка Ленартович. Да, — повторил, — жаль, возраст у вас такой…
— А я еще не жалуюсь! — блеснула глазами сердито.
— Позовите понятых, — распорядился капитан, — сделаем обыск.
Бутурлак сидел на скамейке в небольшом скверике за райотделом милиции. Рядом пристроилась Вера. Андрей и Филипп лежали животами на густом спорыше.
Филипп дрыгал голыми ногами, рассказывал оживленно:
— Школа у нас теперь — семилетка, и мы с Андреем за год прошли пятый и шестой класс. Петр Андреевич сам вам скажет — знания у нас и за седьмой есть, но не твердые…
— Кто это — Петр Андреевич?
— Директор школы. Он историю преподает. Еще и географию, и немецкий. Учителей не хватает, всего четыре, да из роно обещают еще прислать.
Бутурлак положил на колени чемодан, расстегнул.
— А я вам подарки привез, — сказал подчеркнуто равнодушно. — Это тебе, — протянул Андрею часы с черным циферблатом. — Трофейные, это от наших разведчиков. Васюта и Иванов персональный привет передавали. Тебе тоже привет и это… — протянул Филиппу почти такие же часы. — Еще и Сергейке подарок есть. — Переложил что-то в чемодане. — А тебе, Вера, вот…
— Шоколад! — радостно воскликнула девочка. Действительно, Бутурлак держал большую плитку
