собирать людей на обед. Все здесь, нет?
— Еще не видел Билли Чандлера, но можно начинать и без него.
Саймон с Эрнестом встречали и рассаживали по столикам разомлевших от солнца и вина гостей. Саймон заметил, как увлеченно разглядывает Франсуаза из окна наряды гостей: блестевших кремом для загара рекламных дам, набросивших поверх купальников длинные рубашки или платки; девиц из журналов в черном, кажущихся от этого старухами; Анджелу, затянутую в вишневого цвета узкое короткое платье; темноволосую коротко подстриженную Элиан, которая, видимо, тоже была в Бора-Бора, в ярко-зеленом балахоне с разрезом до бедер. Дальше шли мужчины: кроме Филипа, одетого в белые брюки и рубашку, остальные следовали моде дня — щеголяли в длинных шортах и вылинявших майках. Своего рода снобизм наизнанку, подумал Саймон, — ну прямо чернорабочие, которым случайно повезло, если бы не окружающие их женщины, диковинные часы на руках да стоящие поблизости машины.
Подождав, когда все рассядутся, он постучал вилкой по бокалу.
— Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы смогли добраться сюда из Лондона, Парижа и Канн, чтобы вместе с нами отпраздновать открытие отеля. Надеюсь, вы познакомились с Николь и Эрнестом, которые взвалили на себя всю работу. Но вы еще незнакомы с нашим шеф-поваром, мадам Понс. — Он протянул руку в сторону кухни. Стоявшая в дверях мадам Понс подняла бокал. — Это такая женщина, что, отведав приготовленные ею блюда, мужчины застонут от удовольствия. Вечером у нас будет небольшой прием, и там вы познакомитесь с некоторыми из местных жителей. А пока что, если что потребуется, просите любого из нас. Когда разъедетесь по домам, рассказывайте всем о нашем отеле. Что-что, а деньги нам нужны.
Саймон сел, вошли официанты, и шумное застолье пошло своим чередом. Поглядев на мелькающие на лицах гостей смягченные зонтами солнечные пятна, он, улыбаясь, обернулся к Николь. Обед на открытом воздухе теплым летним днем, открывающийся взору великолепный вид — что может быть лучше? Кажется, отель всем очень понравился. Испытывая блаженный покой, он достал из раковины первую крошечную мидию и, обмакнув в майонез собственного приготовления, поднес ко рту.
— Monsieur Simon, excusez-moi. — За спиной, покусывая нижнюю губку, стояла Франсуаза. Саймон положил вилку. — Un monsieur vous demande. II est tres agite[61].
Саймон пошел за ней к телефону.
— Алло?
— Саймон? Это Билли. Слушай, у меня небольшое затруднение.
Саймон слышал, как он затягивается сигаретой.
— Ты где?
— В Кавайоне. В участке, черт побери.
— Что случилось?
— Ну, поставил машину и пошел купить сигарет, а когда вернулся, в нее лез какой-то тип.
— Он удрал?
— Нет. Довольно плюгавый, так я его вытащил и врезал.
— И тебя арестовали за то, что помешал ему угнать машину?
— Не совсем так. Машина-то была не моя, Ясно? Моя стояла дальше. Они здесь все одинаковые — маленькие и белые. В общем, он завизжал как резаный и явилась полиция. Крутые мерзавцы, должен тебе сказать.
— О, черт. Сейчас буду. Молчи. Не брыкайся.
— Думаю, что в общих чертах ты прав.
В машине было как в печке. Желудок Саймона все еще сожалел о несъеденном обеде. Очередное героическое похождение Билли Чандлера, самого драчливого фотографа в Лондоне. Оставь его на пять минут в пивной, и, когда вернешься, там уже драка вовсю. Беда в том, что его длинный язык не соответствовал всему остальному. Саймон потерял счет гроздям винограда, которые он посылал в разные больницы, — сломанная челюсть, перебитый нос, поломанные ребра. Раз его даже нокаутировала фотомодель — одна из тех крупных девиц, при виде которой он не мог устоять, чтобы не взобраться на нее. Несмотря на сплошные неприятности, какие он терпел от Билла, Саймон ничего не мог поделать — любил парня.
В расположенной в верхнем конце Кавайона напротив вереницы кафе жандармерии пахло взвинченными нервами и черным табаком. Приготовившись оправдываться и заискивать, Саймон направился к стойке дежурного. Жандарм, не произнося ни слова, грозно уставился на просителя.
— Bonjour. У вас находится мой друг, англичанин. Произошло недоразумение. — Жандарм по- прежнему молчал. Набрав побольше воздуха, Саймон продолжал: — Он думал, что угоняют его машину. По ошибке. Он очень сожалеет.
Жандарм, отвернувшись, крикнул кому-то в дверь и наконец соизволил ответить Саймону.
— Этим занимается капитан.
С сигаретой в зубах появился угрюмый капитан с усами, на несколько сантиметров длиннее, чем у жандарма. Саймон повторил сказанное ранее.
Капитан помрачнел еще больше.
— Дело очень серьезное, — промолвил он, выдыхая клубы дыма. — Жертву отправили на рентген в клинику Сен-Рош. Могут обнаружится костные переломы.
Господи, подумал Саймон, единственная приличная зуботычина за двадцать лет, и надо же, чтобы именно здесь.
— Капитан, я, разумеется, оплачу все расходы на лечение.
Капитан провел Саймона в кабинет. Достал бланки, снял показания относительно репутации нападавшего, подробно записал обстоятельства пребывания Саймона во Франции, потребовал предъявить паспорт. Обсудили возможное возмещение ущерба пострадавшей стороне. В кабинете от дыма было нечем дышать. У Саймона разболелась голова. Урчало в желудке.
Наконец, спустя два с половиной часа, капитан счел, что собрано достаточно бумаг, и приказал ввести арестованного. Тот был в мятых черных брюках и застегнутой доверху рубашке. На худом морщинистом лице с копной седеющих волос нерешительное выражение.
— Привет, приятель. Мои сожаления. Ну и удивил.
Оба, кивая головами и кланяясь, покинули жандармерию и не останавливаясь пробежали трусцой добрую сотню метров. Билли вздохнул так глубоко, будто не дышал весь день.
— Выпить бы, черт побери!
— Билли, — предупредил Саймон, положив руки на костлявые плечи приятеля, — если думаешь, что я поведу тебя в один из этих баров, где ты проведешь пятнадцать раундов с вооруженными ножами арабами и закончишь свой уик-энд в участке, то ты глубоко ошибаешься. О’кей?
Лицо Билли сморщилось в ухмылке.
— Да я просто так, — потрепав Саймона по щеке, оправдывался он. — Рад тебя видеть. Лучше бы без этой заварушки, но я действительно подумал, что этот педераст лезет за моими вещами. Ладно, что дальше?
К тому времени, когда они вернулись в отель, сгрудившиеся вокруг бассейна начинали приходить в себя от одури, вызванной едой, питьем и солнцем. Саймон смотрел на них, стоя на террасе. Билли вышел с кружкой пива, видимо, уже полностью оправившись от выпавших на его долю испытаний.
— Да, сын мой, — изрек он, обращаясь к Саймону, — вот это жизнь. — Посмотрел вниз на бассейн. — Боже мой, глядя на все это, хочется плакать от умиления. Будет чудо, если из того, что на них надето, удастся сшить полдюжины носовых платков.
Дамы явно решили взять от солнца все, что могли, — на телесах ничего, кроме ярких треугольничков в большинстве случаев размером меньше огромных солнцезащитных очков.
Бросив взгляд на стену, Саймон толкнул локтем Билли. В тени высокого кипариса еле видно торчала лысина.
— Наш сосед. По-моему, на все лето бросил смотреть телевизор.
Саймон провел Бобби к бассейну и представил, весело наблюдая, как маленький фотограф
