Хетты и их современники в Малой Азии

хлеба и т. п.), некоторых ценных пород деревьев, диких животных.

Некоторые заимствования из хаттского сохранились до настоящего времени, спустя несколько тысячелетий. Это прежде всего относится к названию железа, изобретателями способа выплавки которого были хатты (о ранней истории этого металла и заимствовании его из хатти в другие языки см.: В. В. Иванов. Проблемы истории металлов на древнем Востоке в свете данных лингвистики. — «Историко-филологический журнал АН АрмССР». 1976, № 4(75), с. 76–84; он же… Славянские названия металлов и проблема восстановления ранних этапов металлургии у славян, — «Советское славяноведение». 1979, № 6, с. 82–95). Задолго до того, как началось широкое использование этого металла в различных частях света (IX в. до н. э.), у хаттов уже было налажено производство изделий из него. В частности, в «Тексте Анитты» (XIX в. до н. э.) говорится о железном троне и скипетре, которые в подтверждение своего «вассалитета» принес Анитте правитель Пурусханды, хаттского или хурритского города». Железо упомянуто и в документах ассирийских купцов. Именно с целью получения этого металла ассирийские купцы вели торговлю и создавали свои фактории в Анатолии. Существует предположение, что хатты делали свои изделия из метеоритного железа. Действительно, метеоритное железо было им хорошо знакомо, но исключительно важно именно то, что ими было освоено производство железа сыродутным способом. Металлургия железа и название этого металла (хат. hap/walki) распространились из области культуры хаттов в Передней Азии, а затем и в Евразии в целом; в конечном счете нему восходит и рус. железо. «Греки до времен Эсхила сохраняли память о „халибах' (χαλυβες) — хатти, первых изобретателях железа и стали, живших на черноморском берегу Малой Азии», — отмечает В. В. Иванов.

Другим заимствованием из хаттского является название леопарда. Как показал В. В. Иванов, к хат. haprass — восходит как хеттское название священного животного pars-ana — «леопард», так и название животного (со значениями «барс», «пантера», «тигр») в целом ряде языков Евразии. Прослежена также связь, с одной стороны, между почитанием леопарда в культуре хаттов, которое «непосредственно продолжает значительно более древнюю туземную малоазиатскую традицию, засвидетельствованную еще в VII–V тысячелетиях до н. э. в Чатал-Гююке, где культ этого животного — чаще всего двух леопардов — отмечается в качестве одной из наиболее характерных черт», и, с другой — ритуальной значимостью этого животного в хеттской традиции, о чем говорят «Текст Анитты» и другие документы.

Существует и другая линия преемственности между хаттской и хеттской культурами — почитание льва. Лев наряду с другими «животными богов» часто упоминается в хеттских текстах. Под влиянием хатти хетты почитали его как божество, ему был посвящен специальный «львиный храм». Но особенно важно отметить, что под влиянием хаттов лев стал у хеттов одним из важнейших символов царской власти. Это обнаруживается в таких древнехеттских документах, как «Анналы» и «Законодательство» Хаттусили I. В «Анналах», описывая свою победу над страной Хассува, царь сравнивает себя со львом: «И страну Хассува, подобно льву, ногами [своими] я растоптал». В «Законодательстве» Хаттусили I, требуя у «собрания» признать наследником престола Мурсили, резюмирует: «[Только] льва божество может поставить на львиное место». Здесь перед нами не просто метафора. В обозначении наследника престола как льва явственно ощущается влияние хаттского обозначения царя как takkihal tabarna — «правитель — отпрыск льва»; takkiha-l — от хат. takkiha — «лев». В то же время под «львиным местом» подразумевается царский трон, возможно, наподобие того, на котором восседает богиня на статуэтках из Хаджилара и Чатал-Хююка. Божество сидит на двух леопардах или на троне, с двух сторон которого стоят леопарды (или богиня держит на коленях двух леопардов).

Сопоставление «львиного места» с троном богини из Хаджилара и Чатал-Хююка может быть обосновано и хаттско-хеттскими билингвами. В одном разделе билингвы KUB II, 2, содержащей исключительно ценные сведения о культе священного царя у хаттов, говорится, что на ритуальный трон божество кладет (предназначенные для царя) одеяния, обувь и покрывало. Здесь «покрывало», вероятно, представляет собой шкуру, так как в аналогичных строках другой билингвы (1700/u) речь идет о возложении на сиденье (царя) шкуры льва и шкуры леопарда.

Образ ритуального трона хаттов, покрытого шкурой льва и леопарда, несомненно, имеет общие черты и с упомянутыми выше статуэтками из Хаджилара и Чатал-Хююка, «львиным местом» «Законодательства» Хаттусили I и представленными, например, в африканских культурах обрядами коронации, во время которых вождь, правитель становился или усаживался на шкуру леопарда.

В хеттской социальной организации исследователями выявлен целый ряд других элементов, унаследованных от хаттов. Это титулы хеттского царя, царицы, царевича и целого ряда придворных. Из хаттского заимствовано название дворца и некоторых строений при нем. Здесь речь идет не просто о заимствовании обозначений, а о влиянии хаттской социальной организации на хеттскую. Как считают некоторые исследователи, влияние хаттской социальной организации обнаруживается и в специфической иерархии царя и царицы в этом царстве. В иерархии царя и царицы в хеттском царстве, по-видимому, можно видеть продолжение хаттской традиции дуальной формы власти (с двумя царями — мужчиной-царем — хат. katte и женщиной-царицей — хат. kattah), следы которой обнаруживаются и в городах-государствах периода ассирийских торговых факторий в Малой Азии.

Наследие хаттов продолжает ощущаться даже в поздний период истории хеттского царства. В частности, привлекает к себе внимание «царский» ритуал этого периода, связанный с «заменой» царя. У хаттов и хеттов царь рассматривался как символ плодородия коллектива и через определенное время его «заменяли». В отличие от сходных обрядов, практиковавшихся у многих народов мира, во время которых стареющего вождя (царя) убивали, в поздних хеттских ритуалах, заимствованных из месопотамской традиции, царя подменял военнопленный или с этой целью использовали статую. Военнопленного облачали в царский наряд и по завершении обряда изгоняли из города. На смену изгнанному «старому царю» вступал на престол «новый царь» (т. е. прежний правитель). Согласно описанию одного такого ритуала, статую облачают в царские одежды, возлагают на голову диадему, вставляют в уши серьги, а ноги обувают в хаттскую обувь. Использование хаттской обуви в этом ритуале — архаизм, восходящий к древним хаттским обрядам «замены» царя.

Говоря о хаттах, Дж. Маккуин отмечает лишь то, что хаттский язык в структурном отношении сильно отличается от индоевропейских. Действительно, до сравнительно недавнего времени мало что было известно о генетической принадлежности хуррито-урартских и хаттского языков. В разное время высказывались гипотезы о родстве их с некоторыми кавказскими. В 1954 г. лингвистами — польским исследователем Я. Брауном и кавказоведом Г. А. Климовым — была выдвинута гипотеза о родстве хуррито- урартских языков с восточно кавказскими (куда относятся дагестанские и нахские: чечено-ингушские языки). Разрабатывая эту гипотезу, И. М. Дьяконов отметил целый ряд фонологических, лексических и морфологических сходств между хуррито-урартскими и восточно кавказскими языками, показав тем самым вероятность их родства.

В 20-х годах швейцарским востоковедом Э. Форрером была высказана гипотеза о родстве хаттского с западно-кавказскими языками (иначе — абхазо-адыгскими, сюда относятся абазинский, абхазский, адыгейский, кабардино-черкесский и убыхский языки). Эта гипотеза положительно оценивалась некоторыми востоковедами и кавказоведами, так как исследования хаттского, проведенные уже после Э. Форрера, показали типологическое сходство принципов структуры этого языка и абхазо-адыгских. Однако типологическое сходство, каким бы близким оно ни было, не доказывает родства. В самые последние годы В. В. Иванов на основе детального анализа хаттских текстов провел систематическое сравнение хаттского и абхазо-адыгских языков. В результате выявлены важные данные, свидетельствующие в пользу теории об отнесении хаттского языка к северо-западно-кавказским.

Существенным препятствием в решении проблемы внешних связей восточно кавказских и западно кавказских языков является недостаточная исследованность самих этих языков и их связей друг с другом. Согласно точке зрения, разделяемой рядом советских лингвистов-кавказоведов, восточно кавказские и западно кавказские языки родственны южнокавказским [т. е. картвельским — грузинскому, мегрельскому, чанскому (или лазскому) и сванскому] и образуют так называемую «иберийско-кавжазскую» семью языков. Однако западные кавказоведы считают, что родство «иберийски-кавказских» языков не доказано. Аналогичный вывод высказывают и известные советские специалисты-лингвисты Г. А. Климов и Т. В. Гамкрелидзе. «В случае, если генетическое родство кавказских языков не удастся доказать, придется