было лишь позванивать время от времени нескольким людям, жаловаться на простуду, ненадолго показываться на публике, иногда позволять фотографировать себя для газеты — и никто не заподозрил, что она не та, за кого себя выдает.
— Кроме тебя, — Холли обогнала еще одну машину, щурясь от ослепляющего света встречных фар. — Ты-то ведь заподозрил.
— Потому что у меня были на то причины. Потому что я видел гримерную в доме Хуаны. Потому что я все больше поражался сходству Хуаны с Марией Томес, когда рассматривал фотографии. Хуана была у меня на уме, вот я и врубился, что называется. То, что она сделала, просто гениально. Я не могу отделаться от мысли о том, какой она потрясающий мастер перевоплощения. Я бы никогда не смог сделать ничего подобного.
— Но остается вопрос: зачем? Для чего Хуане было нужно выступать в ее роли?
— Общий знаменатель здесь — Алистер Драммонд. Уход со сцены, необходимость вести уединенный образ жизни — все это возникло после круиза на яхте Драммонда. Драммонд принял Хуану как Марию Томес, и именно человек Драммонда заплатил Фредерику Малтину за то, чтобы тот прекратил болтать в присутствии репортеров о своей бывшей жене. Это исчезновение… Думаю, я понял, — быстро проговорил Бьюкенен.
Тон, которым это было сказано, заставил Холли вздрогнуть.
— Что ты понял?
— Что было два исчезновения.
—
— Несколько недель назад исчезла не Мария Томес, а
Холли вцепилась в баранку.
— Ради всего святого, что произошло на этой яхте?
8
Аэропорт Ла-Гуардиа. Чтобы попасть туда, они предпочли воспользоваться машиной Холли, а не такси, потому что, выписавшись из «Дорсета», не хотели привлекать к себе внимание, оставив машину в гостиничном гараже на неопределенный срок. На автостоянке же аэропорта даже довольно длительная парковка машин не была чем-то из ряда вон выходящим.
Им пришлось все делать в спешке. Они могли успеть только в случае везения с билетами и дорогой. Им удалось-таки достать два билета на последний рейс из Ла-Гуардиа до Майами, и, хотя они подбежали к выходу на посадку в самые последние секунды, это уже не имело значения. Главное, они попали в самолет.
Во время полета никто из них не мог заснуть — метало напряжение. Аппетита тоже не было. Все же оба съели то, что предложила им авиакомпания, для поддержания сил.
— Твой маршрут. Канкун, Мерида, Форт-Лодер-дейл, — сказала Холли.
— Я никогда не говорил, что был в каком-либо из этих мест, — отозвался Бьюкенен.
— Но у остальных на этот счет нет сомнений. Вашингтон, Новый Орлеан, Сан-Антонио, опять Вашингтон, Нью-Йорк, а теперь Майами указывает на юг. И все это за две педели. Болтаться с тобой бывает весьма изнурительно. А для тебя это нормально.
— Ничего, привыкай.
— Думаю, мне это понравится.
Еще в «Дорсете» Бьюкенен спрашивал себя, не находится ли причал яхты Драммонда в том же городе, что и штаб-квартира драммондовской корпорации. Зная, что все крупные суда должны подавать рейсовый план с указанием продолжительности и маршрута предстоящего плавания, он позвонил в береговую охрану Сан-Франциско. Но там дежурный офицер сказал ему, что яхта базируется где-то в другом месте — у них нет рейсового плана на нее. Тогда Бьюкенен попытался связаться с Национальной ассоциацией морского страхования — ее головной конторой, находящейся в Лонг-Бич, Калифорния. Восемь вечера на Восточном побережье соответствовали пяти вечера на Западном. Он дозвонился буквально перед самым закрытием офиса.
— Меня зовут Альберт Дрейк. — Он притворился взволнованным. — Мой брат Рик работает на… Боже, не могу вспомнить… а, на «Посейдоне». Точно. — Бьюкенен знал название из материалов расследования, которые передала ему Холли. — Судно принадлежит Алистеру Драммонду. Двухсотфутовая яхта. Но Рик не оставил маршрута яхты. С нашей матерью случился удар. Мне надо с ним связаться, но я не знаю, как еще… В береговой охране посоветовали…
Крупные яхты страхуются на такие огромные суммы, что морские страховщики хотят знать, где эти суда будут находиться в то или иное время. Как только «Посейдон» перейдет на новую стоянку, его капитан должен будет доложить об этом.
9
Ки-Уэст. По прибытии в Майами вскоре после полуночи Бьюкенен и Холли воспользовались кредитной карточкой на имя Чарльза Даффи, чтобы взять напрокат машину, и отправились в 150-мильную поездку в южном направлении по якорным стоянкам Флориды. По пути они останавливались выпить кофе и меняли друг друга за рулем, чтобы каждый мог подремать. От света ртутных ламп вдоль сорока двух длинных мостов на Приморском шоссе у них болели глаза и прибавлялось усталости.
Вот-вот должен был забрезжить рассвет, когда они достигли своей цели — самого южного населенного пункта материковой части Соединенных Штатов. Ки-Уэст, всего четыре мили в длину и полторы в ширину, имел около тридцати тысяч человек постоянного населения. Один из последних бастионов «контркультуры» в Америке, этот песчано-коралловый островок все еще оставался синонимом неортодоксального образа жизни в стиле Хемингуэя, который когда-то жил здесь и чей дом — с его многочисленным кошачьим населением, предположительно восходящим к тем домашним любимцам, которых держал сам писатель, — представлял собой национальную историческую достопримечательность. Городская атмосфера и архитектура являли собой экзотическую смесь багамского, вест-индского и кубинского влияний. Город был славен своей глубоководной рыбалкой и экзотической тропической кухней. Здесь располагалась метеостанция ВМС США. В Ки-Уэсте когда-то жил Гарри Трумэн, а самым знаменитым теперешним его обитателем был певец и литератор Джимми Баффет.
Но Бьюкенена в Ки-Уэсте интересовала одна-единственная вещь, так что, после того как он и Холли поспали еще несколько часов в дешевом мотеле, где плату принимали наличными деньгами вперед (он начал уже нервничать каждый раз, когда приходилось пускать в ход кредитную карточку Чарльза Даффи), они помылись, поели и приступили к делу. Часовая прогулка по оживленной гавани, где в магазинчике они купили сандалии, пуловеры с короткими рукавами и обрезанные джинсы, чтобы не выделяться в толпе, дала Бьюкенену неплохую возможность как бы невзначай порасспросить торговцев и рыбаков. Вскоре они с Холли смогли выйти на причал, облокотиться на поручни, вдыхать влажный, круто соленый воздух и изучать свой объект.
Яхта Драммонда, сверкая белизной на фоне бирюзовых вод Мексиканского залива, стояла на якоре в сотне ярдов от берега. Имея двести футов в длину, три палубы и вертолетную площадку наверху (сам вертолет улетел вчера в южном направлении, как сообщил Бьюкенену один рыбак), яхта должна была бы вызывать восхищение, но вместо этого на Бьюкенена веяло холодом, несмотря на 85-градусную жару.[15] Обтекаемый контур судна казался угрожающим, напоминая изогнутое на конце лезвие массивного охотничьего ножа. Несмотря на свое белоснежное великолепие, яхта
