Едва я выполнил заказ Геббельса, как в июле 1933 г. мне позвонили из Нюрнберга. Там шла подготовка к первому съезду теперь уже правящей партии. Завоеванная власть победившей партии должна была найти свое выражение уже в архитектуре кулисы; однако местный архитектор не смог предложить удовлетворительный проект. Меня доставили самолетом в Нюрнберг, и я сделал свои наброски. Они не отличались богатством замысла и походили на убранство по случаю 1 Мая, только вместо парусовфлагов я увенчал Цеппелиново поле огромным орлом с размахом крыльев в 30 метров, которого я, как бабочку в коллекции, приколол к лесам.
Нюрнбергский заведующий орготделом не решился самостоятельно принять решение относительно этого предложения и послал меня в Мюнхен???. Я получил сопроводительное письмо, потому что за пределами Берлина я все еще не был известен. В «коричневом доме», по всей видимости, очень всерьез относились к архитектуре или, лучше сказать, к праздничному убранству. Уже спустя несколько минут я со своей папкой с чертежами стоял перед Гессом в роскошно обставленной комнате. Он не дал мне сказать: «По такому вопросу решение может принять только сам фюрер». Он коротко переговорил по телефону и сказал: «Фюрер у себя на квартире, я велю отвезти Вас». Впервые я получил представление о том, что при Гитлере означало волшебное слово «архитектура».
Мы остановились перед многоэтажным домом недалеко от театра принца регента. Квартира Гитлера находилась на высоте двух лестничных маршей. Сначала меня впустили в переднюю, всю уставленную безвкусными сувенирами или подарками. Мебель также свидетельствовала о плохом вкусе. Вошел адъютант, открыл дверь, бесцветно произнес: «Пожалуйста», и вот я оказался перед Гитлером, могущественным рейхсканцлером. Перед ним на столе лежал разобранный пистолет, который он как раз, по-видимому, чистил. «Положите Ваши рисунки сюда», — бросил он. Не взглянув на меня, он отодвинул пистолет в сторону, с интересом, но молча рассмотрел мой проект: «Согласен». Ни слова больше. Поскольку он опять занялся своим пистолетом, я, немного смущенный, покинул помещение.
В Нюрнберге меня встретили с удивлением, когда я доложил, что Гитлер лично утвердил проект. Если бы тамошние организаторы знали, какое воздействие окажет проект на Гитлера, в Мюнхен поехала бы большая депутация, а меня в лучшем случае включили бы в последний эшелон. Однако тогда пристрастие Гитлера к любимчикам еще не было повсюду известно.
Осенью 1933 г. Гитлер поручил своему мюнхенскому архитектору Паулю Людвигу Троосту, создавшему интерьеры океанского лайнера «Европа» и перестроившему «Коричневый дом», основательно перестроить и заново обставить теперь уже квартиру рейхсканцлера в Берлине. Строительные работы следовало завершить в кратчайший срок. Производитель работ Трооста был из Мюнхена и вследствие этого не ориентировался в берлинских строительных фирмах и порядках. Тут Гитлер вспомнил, что какой-то молодой архитектор в неожиданно короткий срок закончил пристройку у Геббельса. Он решил, что я буду помогать мюнхенскому архитектору подбирать фирмы, ориентироваться на рынке строительных материалов и, по мере необходимости, буду подключаться сам, чтобы как можно скорее закончить перестройку.
Это сотрудничество началось с внимательного осмотра квартиры рейхсканцлера Гитлером, его архитектором и мной. Через шесть лет он весной 1939 г. в одной статье описал, в каком состоянии находилась тогда эта квартира: «После революции 1918 г. дом постепенно начал ветшать. Прогнила не только значительная часть стропильной фермы, но и полы полностью превратились в труху… Поскольку мои предшественники в целом могли рассчитывать продержаться на своем посту от трех до пяти месяцев, они не считали нужным ни убрать за теми, кто до них жил в этом доме, ни позаботиться о том, чтобы их преемнику жилось лучше, чем им самим. Им не нужно было представлять свою страну перед иностранцами, потому что заграница ими и так не интересовалась. Поэтому здание полностью пришло в упадок, потолки и пол превратились в труху, обои и полы сгнили, в квартире едва можно было дышать».
Конечно, это было преувеличение. И тем не менее, просто невероятно, в каком состоянии находилась эта квартира. На кухне почти не было света, плиты давно технически устарели. Для всех обитателей квартиры во всем доме была единственная ванная, оборудованная к тому же где-то на рубеже веков. Было также много безвкусицы: двери, выкрашенные под дерево, и мраморные поддоны под цветы, которые на самом деле были сделанными под мрамор жестяными ящиками. Гитлер торжествовал. «Полюбуйтесь на это разложение старой республики. Даже дом рейхсканцлера нельзя показать иностранцу; я бы постеснялся принять здесь кого бы то ни было».
Во время этого основательного обхода, продолжавшегося чуть ли не три часа, мы зашли также на чердак. Управляющий объяснял: «А вот дверь, ведущая в соседний дом». — «То есть как?» — 'Есть ход, ведущий через чердаки всех министерств отсюда в отель «Арлон». — «Почему?» — «Во время беспорядков в начале Веймарской республики выяснилось, что восставшие могут изолировать рейхсканцлера в его квартире от внешнего мира. Этот путь должен в любое время обеспечить его эвакуацию». Гитлер приказал открыть дверь, и мы действительно оказались в соседнем Министерстве иностранных дел. «Дверь замуровать. Нам ничего подобного не надо», — решил он.
Когда начались работы, Гитлер почти каждый день появлялся в обеденное время на стройке. Сопровождаесый адъютантом, он смотрел, как продвигается дело и радовался тому, как возникают готовые помещения. Многочисленные рабочие вскоре уже дружески и непринужденно приветствовали его. Несмотря на двух эсэсовцев в штатском, неприметно державшихся сзади, во всем этом была какая-то идиллия. Было заметно, что Гитлер чувствовал себя на стройке «как дома». При этом он избегал дешевой популярности.
Производитель работ и я сопровождали его во время этих обходов. Любезно, но кратко задавал он нам вопросы: «Когда оштукатурят эту комнату?» — «Когда будут окна?» — «Уже прибыли подробные чертежи из Мюнхена? Еще нет? Я сам спрошу об этом у профессора». — Так он называл Трооста. Мы осматривали новое помещение: «Здесь уже оштукатурили. Вчера еще нет. До чего красивая лепнина на потолке. Такие вещи профессор делает замечательно». — «Когда Вы предполагаете закончить? Я очень спешу. У меня сейчас только маленькая квартирка государственного секретаря в мансарде. Туда я никого не могу пригласить. Просто смешно, до чего скаредной была республика. Вы видели подъезд? А лифт? В любом магазине лучше». Лифт действительно время от времени выходил из строя и мог поднять только троих.
Итак, таким вот образом держался Гитлер. Легко себе представить, что эта естественность произвела на меня впечатление; во всяком случае, он был не только рейхсканцлером, но и тем человеком, благодаря которому все в Германии начало оживать, который дал работу безработным и начал осуществлять масштабные экономические программы. Только значительно позже, по незначительным мелочам, до меня начало доходить, что во всем этом была хорошая доза пропагандистского расчета.
Я сопровождал его, наверное, уже в двадцатый или в тридцатый раз, когда он пригласил меня во время обхода: «Не пообедаете ли Вы с нами сегодня?» Конечно, я был счастлив такому неожиданному проявлению личной симпатии, к тому же я никогда не мог рассчитывать на это, он держался слишком официально.
Я часто лазил по лесам строек, но именно в этот день мне на костюм опрокинулся ковш штукатурки. Наверное, у меня было очень огорченное лицо, потому что Гитлер заметил: «Пойдемте со мной, там наверху мы все приведем в порядок».
В квартире ожидали гости; среди них Геббельс, немало удивленный моему появлению в этом кругу. Гитлер увел меня в свои апартаменты, появился его слуга и был послан за темно-синим пиджаком самого Гитлера: «Вот так, наденьте пока это!» Так я пошел за Гитлером в столовую, сидел, избранный из всех гостей, рядом с ним. Я явно ему понравился. Геббельс обнаружил то, что я в своем волнении совершенно не заметил. «У Вас же значок фюрера 4 „“ Это ведь не Ваш пиджак?» Гитлер ответил за меня: «Это тоже мой!»
Во время этого обеда Гитлер впервые задал мне некоторые вопросы личного характера. Только теперь он обнаружил, что я был автором проекта декораций к 1 Мая. «Так, а Нюрнберг, это тоже Вы сделали? Тогда ко мне приходил архитектор с планами! Точно, это были Вы… Что Вы в срок управитесь с квартирой Геббельса, я никогда бы ни поверил». Он не спросил, состою ли я в партии. Когда речь шла о художниках, ему, как мне казалось, это было довольно безразлично. Вместо этого ему как можно больше хотелось узнать о моем происхождении, моей карьере архитектора, о том, что строили мой отец и дед.
Годы спустя Гитлер вспомнил это приглашение. «Я обратил на Вас внимание во время осмотров. Я искал архитектора, которому я когда-нибудь смог бы доверить свои строительные планы. Он должен быть
