— Сэкономлю. И у меня есть план. Я хочу, чтобы мой брат приехал сюда из Нью-Джерси, вдвоем нам будет полегче работать.
— Вы скучаете по нему?
Щеки его побледнели, а взгляд заволокло воспоминаниями.
— У меня никого больше нет, кроме него.
— Вы пишете ему?
— Каждую неделю, и он отвечает.
Она заговорщически усмехнулась.
— А что вы ему напишете на этой неделе, а?
Он тоже улыбнулся, и на какой-то момент они разделили победу, раз и навсегда ощутив, какое удовольствие доставляет им общение друг с другом. А позади них темнел неподвижный лес, не слышно было птиц, и только в дальнем углу сарая все еще жужжала муха. Было по-чердачному тепло и душно, пахло остывшим дымом. Где-то в мире существовали небо, солнце, простор, а тут — дремотный сумрак и ажурные тени на полу и на стенах. Они долго молчали и смотрели друг на друга. Это и нравилось и возбуждало какое-то томящее чувство: хотелось что-то делать, но было непонятно, что именно и зачем. Наконец Харкен тихо проговорил:
— Не думаю, что ваш отец был бы в восторге от того, что вы здесь пропадаете.
— Папа уехал в город. А мама лежит с холодным компрессом на лбу. И кроме того, я всегда была неуправляемым ребенком, и они знают это.
— Почему меня это не удивляет?
В ответ она только усмехнулась. Снова воцарилось молчание, и, казалось, его ничем нельзя было заполнить.
Лорна посмотрела на него.
— Думаю, мне лучше уйти. Вам пора приниматься за работу.
— Да, я тоже так думаю.
— Но сначала я должна вам что-то сказать по поводу вчерашнего.
— Вчерашнего?
Она еще раз взглянула на него.
— Когда я пришла на кухню и ела торт вместе с вами… Я поняла, правда, слишком поздно, в какое неловкое положение я всех поставила. И я только хотела поблагодарить вас, Харкен, за понимание.
— Чепуха, мисс. У вас есть полное право бывать там.
— Нет.
Она коснулась кончиками пальцев его руки чуть выше запястья, ее прикосновение было таким же легким, как полет колибри.
— Я говорила вам, что я не светская барышня. Иногда я делаю такое, чего бы мне явно не хотелось. И когда миссис Шмитт поставила на стол серебряный поднос с тортом для меня, да еще с лучшим серебряным прибором, я бы все отдала, чтобы только быть подальше от того места. Вы поняли это и сделали все, что могли, чтобы облегчить, как-то замять мое смущение. Я просто не подумала, Харкен. Тем не менее, спасибо вам за быструю реакцию.
Он хотел было попытаться доказать ей, что она ошиблась, но оба понимали, что так оно и есть.
— Вам всегда рады, мисс, — ответил он. — Я должен сказать, я еще больше смущен, болтая с вами здесь, вдали ото всех. Они…
Он резко оборвал свои рассуждения, увидев на ее лице странное выражение, и пожалел, что начал этот разговор.
— Что они?
— Ничего, мисс.
— Ну, конечно, что-то было. Так что они?
— Ну, пожалуйста, мисс…
Она снова дотронулась до его руки, в этот раз настойчиво.
— Харкен, я прошу вас честно мне сказать. Что они?
Он вздохнул, понимая, что по-другому никак не удастся выйти из трудного положения.
— Они иногда неправильно понимают ваши намерения.
— Что они говорили по поводу моих намерений?
— Ничего особенного.
Он покраснел и, оглянувшись назад, сбросил тряпку с плеча.
— Вы не совсем откровенны со мной.
Йенс снова взглянул на нее и ответил тоном вышколенного слуги.
— Извините меня, мисс Лорна, но ваш отец установил для меня жесткие сроки, и я действительно должен приниматься за работу.
Прошло довольно много времени, прежде чем Лорна Барнетт поняла, что не на шутку рассердилась.
— Ах, вы такой же в точности, как он! — Она крепче сжала свои кулачки. — Мужчины могут быть такими противными! Вы же знаете, что я могу заставить вас все рассказать! Ведь вы же просто мой слуга!
Йенс был настолько ошеломлен ее тирадой, что стоял, не в силах произнести ни слова. После того как шок прошел, он сразу вернулся к реальной жизни.
— Да, я знаю.
Повернувшись, он пошел прочь, прежде чем она успела увидеть красные пятна, выступившие у него на щеках. Подойдя к корзине, он взял тряпку, снова забрался на бочку и без лишних слов продолжил мыть окно.
Стоя позади него, Лорна так же быстро успокоилась, как и вспылила. Она сделала еще один шаг и взглянула на него.
— Ну, Харкен, я не это имела в виду.
— Все правильно, мисс.
Он почувствовал, как тепло поднимается у него по шее.
Она продвинулась еще на один шаг.
— Нет-нет… Это просто вырвалось… и все… пожалуйста.
Она подошла и дотронулась до его ноги и тут же отдернула руку;
— Пожалуйста, простите меня.
— Да нечего прощать-то. Вы были совершенно правы, мисс.
Ему не надо было даже поворачиваться, потому что он хорошо видел ее отражение в стекле.
— Харкен?
Мольба в ее голосе не трогала его. Он упрямо продолжал свою работу. Она ждала, но обида была столь явной, что между ними возник какой-то барьер, такой же глухой, как стены этого сарая. Она чувствовала себя полной дурой, но не знала, как исправить ошибку.
— Ну, — промолвила она кротким голосом. — Я ухожу. И я сожалею, Харкен.
Ему не нужно было поворачиваться, чтобы выяснить, ушла она или нет. Казалось, его тело было напичкано множеством датчиков, которые четко давали ему знать о ее приближении или удалении. В тишине, наступившей после ее ухода, витало мучительное чувство разрыва, грусти, одиночества, и он долго стоял на бочке, не оборачиваясь, вдыхая запах уксуса, который шел от старой тряпки, глядя в бесконечно грустное окно, опираясь двумя руками о низкий подоконник, сгорбившись от усталости. Повернув голову, он глянул через левое плечо, где среди деревьев мелькало, как сказочный наряд маленького эльфа, ее розовое с белым платье. Взгляд Йенса снова вернулся к окну, и в его воображении предстала картина: балки, набор досок, откуда-то взявшиеся стропила, формы для отливки металла. Он глубоко вздохнул и медленно спустился с бочки. Так Йенс и стоял: неподвижный, обиженный, одинокий. А она, оказывается, такая же, как и ее родители-богачи, и ему лучше не забывать об этом. Может быть, Раби и права: Лорна Барнетт просто вздорная барышня, которая ради развлечения затеяла игры с лакеем, вот и все.
Он кинул тряпку назад в корзину, вылил грязную воду, решив оставить уборку до следующего раза, перевернул бочку и откатил ее в сторону.
