— Йенс, Йенс!
А потом толчок, наступившее после него облегчение и тихий женский голос:
— Вот он. Мальчик.
Тело Лорны охватило тепло, живот стал легким, потолок замутился в глазах, слезы горячими струйками покатились по щекам. Ее руки потянулись вниз, кто-то приподнял ей голову, и Лорна дотронулась до крохотного красного существа, чьи хилые ручки и ножки были сложены, словно плотницкий метр.
— Посмотри… посмотри на него… он просто чудо.
— Он на самом деле чудо, — тихонько прошептала сестра Марл Лорне в ухо и опустила ее голову на подушку. — А теперь отдохни немного. Ты это заслужила.
Потом, когда перерезали пуповину и отошло детское место, Лорна впервые услышала крик своего ребенка. Сестра Марл завернула ребенка в белую фланелевую пеленку и вложила его в руки Лорны.
— Сестра… — Слезы вновь покатились из глаз Лорны, когда она взглянула на личико ребенка, еще слишком сморщенное, чтобы определить, на кого он похож. — Посмотрите на него. Ох, малютка, я еще даже не придумала для тебя имя. — Лорна поцеловала ребенка в окровавленный лобик почувствовав, как он ворочается в пеленке. — Как же я тебя назову? — Она подняла взгляд на монахиню и вымолвила еле слышно: — Сестра… его отец должен был бы находиться здесь.
Сестра Марл только улыбнулась и откинула волосы Лорны со лба.
— Вы же знаете, я хочу выйти за него замуж, а родители не разрешают.
Лорне показалось, что она видит какой-то странный блеск в глазах сестры Марл, но внешне монахиня оставалась спокойной, не выказывая никаких эмоций.
— И все-таки я выйду за него замуж, — пообещала Лорна. — С самого начала мне нужно было слушать только свое сердце. И тогда бы сейчас Йенс был со мной. С нами. — Она перевела взгляд на ребенка и тихонько погладила кончиками пальцев его подбородок, а младенец потянулся к ее пальцам раскрытым ртом. — Мама просила показать ей ребенка?
— Не знаю. Но она хочет увидеть тебя. — Монахиня взяла ребенка — Извини, но мне надо выкупать его, да и тебе тоже нужно помыться.
Лорна вымылась, переоделась в чистое белье и легла на свежие простыни. В этот момент в комнату вошла Лавиния. Ребенка унесли куда-то купать, поэтому в комнате было тихо, и она казалась пустынной, как настоящая келья. Лавиния тихонько закрыла за собой дверь. Но могла и не беспокоиться, потому что Лорна все равно не спала.
— Ты видела его, мама? — спросила она. Лавиния повернулась, встревоженная тем, что Лорна не спит.
— Лорна, дорогая, как ты себя чувствуешь?
— Ты видела его?
— Нет, не видела.
— Как же так, мама? Ведь он твой внук.
— Нет, никогда. Не в том смысле, в каком ты подразумеваешь.
— Да. Во всех смыслах. Он твоя плоть и кровь, моя плоть и кровь, и я не могу бросить его.
— Лорна, ведь мы уже обо всем договорились.
— Нет, это ты сама все решила. Ты сказала мне, как все будет, но никогда не спрашивала, как хочу поступить я. Мама, сюда приезжал Йенс, чтобы увидеть меня.
— Я не желаю говорить об этом человеке!
— А я выйду за него замуж, мама.
— И это после того, что мы с отцом сделали для тебя после того, как он явился в наш дом и угрожал мне? Да как ты осмеливаешься даже говорить об этом!
— Я выйду за него замуж, — решительно повторила Лорна.
Лавиния сдержалась, чтобы не закричать, и спокойно заметила:
— А это мы еще посмотрим. И с этими словами удалилась, оставив Лорну одну.
Перед дверью кабинета матери-настоятельницы Лавиния остановилась, чтобы привести себя в порядок. Она дважды глубоко вздохнула, прижала ладони к пылающему лицу и поправила вуаль на огромной серой шелковой шляпе. Когда она постучала и вошла в кабинет, сердце все еще прыгало от негодования, но Лавиния умело скрыла свое состояние.
— Мать-настоятельница, — спокойно позвала она с порога.
— А-а, миссис Барнетт, рада видеть вас снова. Садитесь, пожалуйста.
Матери-настоятельнице было около восьмидесяти. На ее крупном лице выделялись двойной подбородок и большой нос. Проволочные дужки ее очков, казалось, впились в виски, как колючая проволока в дерево, руки были усеяны темными старческими пятнышками. Мать-настоятельница убрала ручку в подставку и уперлась костяшками пальцев в стол, словно собираясь встать.
— Прошу вас, не вставайте. — Лавиния села на один из двух стульев с обтянутыми кожей сиденьями, стоявших перед столом матери-настоятельницы положила на колени сумочку и вытащила из нее чек на десять тысяч долларов, в котором в качестве получателя был указан монастырь Святой Сесилии. Она положила чек на стол перед монахиней. — Преподобная мать, мы с мужем очень благодарны вам за прекрасный уход за нашей дочерью. Прошу вас примите это в знак признательности. Вы даже не представляете, как мы были спокойны, зная, что Лорна находится в таком месте, где может безболезненно пережить… этот неприятный момент своей жизни.
Мать-настоятельница опустила взгляд на чек и подцепила его со стола короткими ногтями.
— Благослови Господь вас обоих, — сказала она, взяв чек в руки, читая и перечитывая его. — Очень великодушно с вашей стороны.
— Благослови и вас Господь, матушка. Вы обрадуетесь, узнав, что мы нашли порядочную, верующую семью, которая заберет и вырастит ребенка.
Мать-настоятельница подняла удивленный взгляд на Лавинию.
— Я об этом не слышала. У нас тоже есть на примете семьи…
— Да. Не сомневаюсь. Но, как я сказала, все уже устроено, так что я сегодня заберу ребенка с собой.
— Сегодня? Но это слишком рано.
— Чем раньше, тем лучше. Пока его мать не успеет привязаться к нему. Я привезла с собой кормилицу, которая ожидает в гостинице в Милуоки, так что о ребенке не стоит беспокоиться.
— Простите меня, миссис Барнетт, но сестра Марл дала мне понять, что ваша дочь еще не решила, отдать или оставить сына.
Лавиния устремила на монахиню решительный взгляд.
— Девушка в таком возрасте и в таком состоянии не может принять разумное решение по такому важному вопросу, вы согласны, матушка? — Лавиния перевела взгляд на чек, выписанный на столь солидную сумму. — Я знаю, что эти деньги будут использованы на строительство нового крыла в соседнем приюте. И, должна сказать, я рада осознавать, что этому ребенку не придется жить в подобном месте.
Старая монахиня положила чек, снова уперлась костяшками пальцев в стол и поднялась.
— Я прослежу, чтобы ребенка как следует одели для поездки, и принесу его вам сюда.
И болезненной ревматической походкой вышла из, комнаты, поскрипывая правым башмаком.
— Нет, мать-настоятельница, вы не должны этого делать!
Лицо сестры Марл залилось краской, словно кровь просочилась через ее белый апостольник.
— Сестра Марл, делай, что тебе говорят?
— Но Лорна сказала мне, что хочет оставить ребенка и выйти замуж за его отца, того самого молодого человека, который приезжал навестить ее. Вы ведь помните, да?
— Все решено. Ребенок уедет с бабушкой.
— Но я не буду способствовать этому.
— Ты осмеливаешься перечить мне?
— Простите, мать-настоятельница, но это будет самый большой грех.
— Довольно, сестра?
Молодая монахиня крепко сжала губы, уставившись в плоскую, костлявую грудь матери-
