поскрипывала.
Ее дверь была первой по коридору. Сара нащупала дверную ручку, остановилась.
— Доброй ночи, — прошептала она. — Увидимся завтра утром. — Последнее, что она услышала: как его рука скользит по стене коридора, и затем — открылась и затворилась дверь его комнаты.
При дневном свете публичный дом выглядел совершенно иным. Ноа никогда раньше не видел его утром.
Когда Флосси впустила его, свет из открытой двери на какое-то мгновение озарил сумрачную гостиную и сразу исчез, оставив их в полутьме. Он прошел следом за Флосси через комнату, сквозь не выветрившийся со вчерашней ночи запах сигарного дыма и виски, мимо улыбающейся с картины обнаженной красотки; они миновали помещение для мытья, в котором стойко пахло серой и влажной древесиной, и, повернув налево, оказались в комнате, где, распростершись на засаленной кушетке, похрапывала миссис Роза Хосситер.
Флосси обогнула громоздкую конторку, подошла к окну, отдернула занавески. В комнату ворвались лучи солнца.
— Какого черта… — Роза прикрыла глаза рукой и неуклюже перевернулась как морж, пытаясь увидеть, что происходит позади нее. — Что тебе нужно, Флосси, будь ты неладна…
Роза схватила винный бокал, стоявший на полу возле кушетки, запустила его в индианку. Он разбился, ударившись о конторку.
— Пошла прочь!
— К вам шериф, — бросила Флосси и вышла из комнаты.
После некоторых усилий глаза Розы сосредоточились на мужской фигуре, стоявшей у двери.
— Шериф…
Она сделала попытку подняться. Локтем она прижала край своего атласного розового халата, и тот распахнулся, обнажив чудовищную мясистую грудь. Скользящим движением руки она вложила ее обратно. На лице у нее оставались подтеки вчерашней краски, рыжие волосы сбились и беспорядочно висели над ухом. Она попыталась поправить их двумя трогательными в своей женственности взмахами, но они снова свалились набок, а на плечо ей упала шпилька.
Губы ее с трудом сложились в улыбку.
— Немного рано еще, а? — проговорила она.
— Извини, что разбудил тебя, Роза.
Она зевнула, по комнате распространился смрад от ее дыхания.
— Который час?
— Половина одиннадцатого.
Она хмыкнула и села на кушетке, спустив толстые босые ноги на пол.
— Думала, еще середина ночи, — вздохнула она и потянулась к маленькому овальному столу за сигарой. Халат опять распахнулся почти до пояса. Она взяла тонкую сигару, зажгла спичку, закурила. Усевшись снова, выпустила изо рта и носа густые клубы дыма и заметила.
— Что-то тебя не видно последнее время.
Он не ответил.
— Какие-нибудь неприятности, шериф?
— Боюсь, что так. Собираюсь прикрыть твое заведение.
— Прикрыть?! Прокля…
Она закашлялась, хрипло и трескуче. У нее была неприятная манера высовывать при этом язык. Наконец она овладела собой и спросила, стараясь говорить спокойно:
— Что ты имеешь в виду, когда заявляешь такое?
— Тебя и всех других в этом квартале. У нас в городе пять случаев оспы.
Роза встала, запахнула халат.
— Какое мне дело до вашей чертовой оспы?
— В твоем деле об этом надо особенно думать.
— Послушай, шериф. Ты же знаешь, мы пропускаем всех наших клиентов через бочку с карболкой. Против нее никакая оспа не устоит, ручаюсь.
— Брось, ты понимаешь не хуже моего, что этим оспу не возьмешь!
— Ну, шериф… У тебя что, совсем нет сердца? Подумай о наших мужчинах!
— Не могу ничего сделать, — упорствовал он. — Городской Совет издал распоряжение, я должен выполнять. Здесь объявляется карантин, Роза.
— На сколько?
— Думаю, недели на две.
— Две недели! А на что же мы будем жить все это время, кто-нибудь подумал?
— Слушай, Роза, я здесь бывал достаточно, чтобы знать, сколько золотишка втекает в эти двери каждый вечер. Ты можешь закрыть свой дом на несколько месяцев и все равно не очень почувствуешь это.
Она внимательно смотрела на него некоторое время, потом положила сигару в пепельницу, подошла к нему ближе, почти вплотную.
— Вот чего я скажу тебе, шериф. — Она взяла его за отвороты куртки. — Предлагаю выгодную сделку. Ты закрываешь все заведения и вешаешь на входных дверях знак «карантин». Так? Но заднюю дверь моего дома мы оставляем открытой. А я плачу тебе десять процентов от ежедневной выручки все время, пока не будет снят карантин. Договорились?
Он снял ее руки со своей куртки.
— Этого я не могу сделать. Мы должны остановить эпидемию.
Она немного отодвинулась от него, уперла руку в бедро.
— Ладно. Давай по-другому. Я угощаю тебя любым блюдом из нашего меню — в любую минуту и сколько хочешь времени. Подойдет? За мой счет
— Роза… Заткнись…
Он поднял вверх обе ладони.
— Кого ты предпочитаешь? Ив? Ты всегда косил в ее сторону.
— Я не хочу Ив… Я..
— Тогда одну из «француженок»? Как насчет Эмбер? Ее рот всегда готов для тебя. Или…
— Я никого из них не хочу!
— Тогда я сама могу вернуться на поле боя. Давненько не была с мужчиной, но не совсем еще забыла, как это делается и что вы, ребята, любите больше всего. Будешь доволен, шериф…
Рука Розы скользнула по его штанам вниз. Халат у нее совсем распахнулся.
Он крепко сжал ее запястье. Подавил проснувшееся в низу живота желание.
— Никаких сделок, Роза. Скажи твоим девушкам, что с этой минуты заведение закрывается.
— Ты же красивый мужчина, Ноа…
Свободной рукой она попыталась коснуться его лица. Он резко откинул голову, ее рука замерла в воздухе. Она высвободила вторую руку, запахнула халат
— Ладно, убирайся отсюда, сукин сын! — прошипела она. — Вместе со своей сраной шерифской звездой!
Она отвернулась от него, схватила недокуренную сигару, глубоко затянулась, выпустила клубы дыма к потолку.
Он вышел.
На улице он вдохнул свежий воздух и почувствовал что ему не мешало бы сейчас самому окунуться в бочку с карболовым раствором. Пока прикреплял к дверям объявление о карантине, он мыслями все время возвращался в комнату Розы: видел, как та поворачивается на постели приподнимается — страшная, как смерть, расхристанная и неопрятная; он чувствовал исходящий от нее неприятный запах, вспоминал беспомощно жалкую попытку соблазнить его, взгляд ее бессовестных, жестких глаз, когда из этой попытки ничего не вышло.
Он содрогнулся — как если бы она все же добилась своего.
