убийцей. На своем веку перевидал таких достаточно. Они могут выглядеть обычными и безобидными, но у них всегда пустые глаза. И этот был таким. А Грегори? Разве другой? Он был таким, каким я его всегда знал: длинным, смуглым, с седыми волосами и с чудаковатым выражением лица. Но сейчас перед нами предстал совсем иной человек, без очков.
— Кэвел, — спокойно, равнодушно, почти доброжелательно сказал он, была возможность убить вас еще несколько недель назад. И надо было. Моя промашка. Я хорошо знал вас, изучил, и это было для меня достаточным предупреждением. Надо было убить вас...
— Ваш приятель, — сказал я, опуская пистолет и глядя на зажатое в левой волосатой руке дуло пистолета, нацеленного прямо в мой левый глаз, левша. Убийца Бакстера и Кландона.
— В самом деле, — Грегори еще сильнее сжал Мэри, ее белокурые волосы были растрепаны, лицо измазано, под правым глазом большой багровый синяк.
Наверное, она пыталась вырваться, когда беглецы шли к бензоколонке. Однако она не выглядела испуганной или хорошо скрывала страх. — Меня верно предупредили. Генрих, мой... как бы... помощник. Он выполнял еще некоторые другие поручения, не так ли, Генрих? Он-то слегка побил вас, Кэвел.
Я кивнул, это соответствовало истине. Генрих — простой исполнитель.
Посмотрел на его жестокое грубое лицо и пустые глаза. Но с Грегори исполнитель вины не снимал. Он стал теперь понятнее: гангстеры типа Грегори стараются грязную работу переложить на других и не занимаются сами физической расправой.
Грегори бросил взгляд на двух полицейских, вышедших из машины, кивнул Генриху. Тот вскинул пистолет, держа двоих на мушке. Те остановились. Я поднял пистолет и сделал шаг к Грегори.
— Ни с места, Кэвел, — спокойно сказал Грегори и так ткнул дулом пистолета Мэри, что та застонала от боли. — Я не задумываясь убью ее. Я сделал еще шаг вперед. Нас отделяло четыре фута.
— Ты ничего не сделаешь ей, — сказал я, — иначе я тебя убью. Ты это знаешь. Бог ведает, что ты поставил на карту, ради чего пошел на преступления и убийства. Но своей цели ты не достиг. И не откажешься от нее так просто, убив мою жену. Не правда ли, Грегори?
— Забери меня от этого чудовища, Пьер! — хрипло и прерывисто пробормотала Мэри. — Мне... мне все равно, что он сделает.
— Он ничего не сделает, моя дорогая, — спокойно сказал я. — Он не посмеет. И он знает об этом.
— А вы, оказывается, психолог, — добродушно сказал Грегори, потом совершенно неожиданно прислонился спиной к автомобилю и сильно толкнул Мэри в мою сторону. Она машинально раскинула руки, я отпрыгнул назад, поймал ее, едва устояв на ногах, но стараясь держать Грегори под пистолетом. Грегори отвел руку со стеклянной ампулой, запечатанной голубой пробкой. В другой руке у него была стальная фляжка-контейнер, из которой он только что вынул ампулу.
Я перевел взгляд с бесстрастного лица Грегори на ампулу в его руке и вдруг почувствовал, как вспотела ладонь, державшая рукоятку «хэкати».
Повернулся, посмотрел на Шефа, Харденджера и стоящих позади меня полицейских — оба, Шеф и Харденджер, держали тяжелые пистолеты в руках.
Потом посмотрел вперед на двух других полицейских, находящихся под прицелом Генриха, и сказал тихо, но отчетливо:
— Никому ничего не предпринимать. В ампуле у Грегори дьявольский микроб. Вы все читали о нем сегодня в газетах и знаете, что произойдет, если разобьется стеклянная ампула.
Они это очень хорошо знали. Мы застыли восковыми фигурами. Сколько нужно времени, чтобы жизнь в Англии вымерла после того, как будет выпущен на волю этот микроб? Я не мог вспомнить. Во всяком случае, немного. Да это сейчас и не имело значения.
— Совершенно верно, — спокойно произнес Грегори. — В ампуле с розовой пробкой ботулинусный вирус, а в голубой — этот дьявольский микроб. Кэвел играл сейчас жизнью своей жены. Прошу поверить, что я не запугиваю.
Сегодня вечером я надеюсь достичь своей цели, — он умолк, разглядывая каждого из нас по отдельности, глаза его сверкали. — Если же мне помешают достигнуть цели, то жизнь свою я в грош не поставлю, разобью эту ампулу.
Прошу поверить, у меня нет иного выбора.
Я ему полностью верил. Он совершенно обезумел. — А ваш помощник, спросил я, — как он относится к вашему безразличию к его жизни?
— Однажды я спас его из воды и дважды от электрического стула. Его жизнь принадлежит мне. Он это понимает. Кроме того, Генрих немой.
— Вы безумец, — резко сказал я. — Вы нам сообщили, что ни огонь, ни холод, ни моря и горы не в состоянии остановить дьявольский микроб.
— Уверен, что это сущая правда. Если мне придется умереть, то для меня безразлично: последует ли за мной остальное человечество.
— Но... — Я умолк. — Боже мой, Грегори, ни один безумец, ни один самый чудовищный преступник за всю историю не осмелился и помыслить о такой, о такой... Ради всего святого, не делайте этого.
— Может статься, что я психически ненормален, — ответил он.
Я не сомневался в этом. Охваченный страхом, завороженно глядел, как неосторожно он переложил ампулу и, нагнувшись, сунул ее на мокрую дорогу под подошву своего башмака. Стоило ему опустить подошву — и... Я быстро прикинул, сможет ли пара выстрелов из «хэкати» отбросить его назад от ампулы? Но тут же оставил эту мысль. Безумец мог играть жизнью своего товарища, но я не был сумасшедшим. Даже на один шанс из миллиона я не согласился бы.
— Я пробовал уже давить эти ампулы в лаборатории. Пустые, конечно, продолжал разглагольствовать Грегори. — Получается очень просто. Между прочим, я запасся на всякий случай таблетками с ядом для себя и Генриха: смерть от дьявольского микроба, как мы наблюдали на животных, продолжительнее, чем от ботулинуса, и очень мучительна. Пусть каждый из вас по одному выходит вперед и сдает оружие. Постарайтесь соблюдать величайшую осторожность и не делать ничего, что заставило бы меня раздавить ампулу. Вы первый, Кэвел. Я взял пистолет за ствол и медленно протянул ему на вытянутой руке. Наша капитуляция и тот факт, что этот безумный убийца ускользнет и осуществит свой чудовищный план, не имели теперь никакого значения. Только бы Грегори не раздавил ампулу!...
Один за другим мы сложили оружие. Затем он приказал нам выстроиться в шеренгу, и немой Генрих, подходя сзади, быстро и ловко обыскал каждого, чтобы убедиться, не спрятано ли у кого оружие. Только после этого Грегори осторожно убрал ногу с ампулы, наклонился, взял ее и опустил в стальную фляжку.
— Надеюсь, лишнее оружие нам еще послужит, — добродушно сказал он. Никто не хочет делать ошибки... гм... закон природы.
Из кучи оружия, которое сложил Генрих на капоте «хамбера», он взял два пистолета, проверил, заряжены ли, и кивнул Генриху. Было странно смотреть, как Грегори что-то объяснял своему помощнику одними губами в полной тишине. Я немного умею читать по губам, но, вероятно, они говорили на иностранном языке, не по-французски, не по-английски, не по-итальянски.
Генрих понимающе кивнул, глядя на нас с алчущим блеском в глазах. Мне не понравился его взгляд. Генрих показался мне вампиром. Грегори махнул пистолетом на полицейских, которые преследовали его в машине.
— Снимите форму, — коротко бросил он. — Живо! Полицейские переглянулись.
— Будь я проклят, если сниму, — сказал один из них, стиснув зубы.
— Тебя убьют, если не снимешь, дурак! — выкрикнул я. — Разве ты не видишь, с кем имеешь дело?! Снимай!
— Ни за что не сниму, — упорствовал полицейский.
— Снимай, приказываю! — вдруг зло выкрикнул Харденджер.
— Ему ты доставишь немного хлопот, если он будет снимать с тебя одежду, всадив пулю между глаз. Снимай! — выразительно и веско заключил он.
Неохотно, словно полусонные, полицейские выполнили приказ и стояли, дрожа, на тяжелом холодном дожде. Генрих собрал форму, бросил в полицейский «ягуар».
— Кто управляется с радио в машине? — спросил Грегори. Я почувствовал покалывание в сердце, чего именно и боялся.
