разбирается. К тому же он не привык скрывать свои чувства. — Что предпримем теперь? — спросил он.
— Полетим ко второму острову, который находится на западной стороне. — Я взглянул на карту. — На Крейгмор.
— Зря потеряете время, — заявил он категорично. — Я был там и доставил в Глазго тяжело раненного человека.
— Раненного? Как это случилось?
— Порезался китобойным ножом. Буквально пропорол себе бедро. Рана начала гноиться.
— Китобойным ножом? Никогда не слыхал, чтобы были…
— Они предназначены для акул. Эти твари греются на солнце, как макрели. Их ловят из-за печени. Если акула большая, то из печени можно добыть много, жира. — Он показал на карту, на маленький значок на северном побережье. — Вот это — деревня Крейгмор. Говорят, что во время первой мировой войны ее покинули жители. Мы сейчас как раз подлетаем. Некоторые из этих парней построили дома действительно черт знает где!
Он оказался прав. Некоторые строения стояли на самых невозможных местах. Если бы мне когда- нибудь предложили выбирать: ставить дом тут или на Северном полюсе, то мне, наверное, было бы трудно прийти к определенному решению. Четыре крошечных серых домика лепились на самой высокой точке острова, неподалеку от берега. Несколько опасных рифов образовывали естественную дамбу для маленькой гавани. Проходы между ними выглядели еще более жуткими. Две рыбачьи лодки были на якоре. У одного домика, стоявшего ближе всех к воде, одна стена полностью отсутствовала. А на оползне, футов в двадцать пять шириной, находившемся между домом и водой, я увидел трех акул. Несколько человек показались из пролома и помахали нам руками.
— Это сарай для разделки акул, — сказал Уильямс. — Они приносят туда рыб прямо из моря.
— Этим тоже можно прокормиться. Можете меня высадить?
— Да каким же образом, мистер Калверт?
— Да, я тоже думаю, что нельзя. — Хотя бы по той причине, что единственной посадочной площадкой в этом месте была крыша дома, а на такие точки вертолет, как известно, сесть не может. — Значит, вам пришлось поднимать больного с помощью лестницы и двух приспособлений?
— Да. И мне не хотелось бы опускать вас на лестнице в такую погоду и без второго пилота. Разве что вы это поставите необходимым условием.
— Думаю, что не стану настаивать. Вы можете ручаться за тех людей, что внизу?
— Вполне. Я их знаю и знаю их шефа, Тима Хатчинсона. Это австралиец ростом с дом, я с ним встречался несколько раз. За его людей может поручиться кто угодно на западном побережье.
— Хорошо. Верю. Летим к следующему острову. К Баллар-Айленду.
Над ним мы пролетели всего один раз. Этого было достаточно. На Баллар-Айленде не смогла бы жить даже муха.
Теперь мы находились над проливом между Балларом и Дюб-Скейром, и у Глотки Мертвеца сейчас был такой вид, что забраться туда не рискнула бы даже самая отважная рыба. Во всяком случае, я пришел именно к такому выводу. Достаточно было бы провести в ней пять минут на лодке или в костюме для подводного плавания — и со мной было бы кончено. Ветер дул против течения, и вследствие этого в Глотке. Мертвеца был ад кромешный. Такой картины мне наблюдать не доводилось. Волн не было видно — только пена, брызги, в общем ад. Вода, казалось, кипела, а в небольших затишках она была иссиня-черной. Нет, в такое место не отправишься на воскресную прогулку с тетушкой Глэдис.
Как ни странно, но совсем близко, на восточном и западном побережьях Дюб-Скейра, имелись и другие места. При этой игре воды, которую обуславливают приливы и отливы, между островами часто возникает пространство совершенно спокойной воды — феномен, который не объяснен до сих пор. Такое же явление мы наблюдали и здесь. На протяжении целой мили, между южной и восточной оконечностями Дюб-Скейра, ярдах в трехстах от берега, вода была черной и спокойной.
На это было просто жутко смотреть.
— Вам очень хочется сюда приземлиться? — спросил Уильямс.
— А это трудно?
— Наоборот. Вертолеты неоднократно садились на Дюб-Скейр. Не мой, другие. Только боюсь/ что вас здесь примут так же, как и на Ойлен Оран. На западном побережье имеются десятки маленьких островков, являющихся частной собственностью, и ни один владелец не захочет принимать у себя незваных гостей. Хозяин Дюб-Скейра их просто ненавидит.
— Должен признаться, что всемирно известное гостеприимство людей этого района меня начинает пугать. Англичане говорят: мой дом — моя крепость. То же самое, видимо, можно сказать и о шотландцах, не так ли?
— Крепость здесь есть. Дом рода Далвинни. Во всяком случае, что-то в этом духе.
— Далвинни — это город, а не род.
— Ну, значит, он называется как-то иначе, а вот как? Язык сломаешь. Человек, который здесь живет, является, так сказать, главой этого рода. Он лорд Кирксайд. Бывший руководитель округа. Важный человек, как ни странно, живет очень уединенно. Он редко покидает свой остров. Да и то только для того, чтобы принять участие в играх, устраиваемых жителями плоскогорья, или раз в месяц съездить на юг, чтобы выступить в Палате лордов против архиепископа Кентерберийского.
— В таком случае, он, видимо, сам порой не знает, где будет находиться в то или иное время. Я наслышан о нем. Кажется, он очень низкого мнения о Палате общин, читает длинные речи по этому поводу.
— Точно. Он и есть. Но в последнее время положение изменилось: он потерял своего старшего сына и будущего зятя. Авиационная катастрофа. Как говорят люди, это его здорово надломило. В этом районе все о нем хорошего мнения.
Тем временем мы облетели южную оконечность Дюб-Скейра и внезапно увидели крепость, точнее замок. Несмотря на остроконечную крышу с бойницами, круглые башни и большие ворота, он не мог конкурировать с замками Виндзора и Балморала. Он был слишком мал для этого. Но его положение было не в пример лучше. Он стоял на вершине утеса, возвышающегося над морем ярдов на пятьдесят. Если, к примеру, выпасть из окна его спальни, то первой точкой соприкосновения будут острые скалы, расположенные у самого подножия. Так что если выбросить кого-то из окна, то можно быть уверенным: он погиб.
Под замком, несколько справа, разрушающаяся в течение сотен лет горная порода образовала берег шириной приблизительно девяносто — сто футов. Люди здесь здорово потрудились и соорудили маленькую гавань. Камни и обломки скал использовались, чтобы построить дамбу в форме подковы. Вход в эту маленькую гавань равнялся примерно двадцати пяти футам. В конце гавани находился корабельный ангар не шире, чем вход в гавань, и длиной футов тридцать пять. То есть ангар, в котором можно поместить большую весельную лодку и только.
Уильямс поднял машину выше, чтобы пролететь над замком ярдах в семидесяти. Он был построен в форме правильного четырехугольника, причем стена, обращенная в глубь острова, отсутствовала. Сторона, выходящая в море, имела две башни с бойницами. На одной из них было укреплено древко ярдов семи с флагом, на другой — высокая телевизионная антенна. С эстетической точки зрения башня с флагом была более красивой. Как ни странно, остров оказался не так уже бесплоден, как это виделось с моря. На некотором расстоянии от замка и до северной точки острова тянулась зеленая полоса длиной приблизительно двести ярдов. На такой площадке в теннис не поиграешь — зелень была настоящей: ее щипали козы. Уильямс попытался приземлиться именно здесь, но ветер оказался слишком сильным. Наконец он сел на восточной подветренной стороне, довольно близко к краю скалы.
Я вышел невнимательно поглядывая на коз, пошел по направлению к замку, как вдруг увидел девушку. Я всегда считал, что если встречу на одном из уединенных островов Гебридского архипелага девушку, то на ней обязательно будет надет килт[2], ибо без данной части одежды на Гебридах просто трудно кого-нибудь представить. Кроме того, на ней должен быть шерстяной твинсет и коричневые спортивные башмачки. А сама девушка окажется черноволосой красавицей с дикими зелеными глазами. И зваться она будет Дейрдре. Девушка, которую я видел, совершенно не соответствовала моим ожиданиям, за исключением, может быть, глаз, которые, хотя и не были зелеными,
