размах в пространстве, распространив свое наступление почти на всю правобережную Украину. Поход на Украину приводил «вооруженные силы юга России» в непосредственное соприкосновение с вооруженными силами Украинской контрреволюции и окраинных государств (Польши и Румынии). Это обстоятельство должно было только усложнить их стратегическое положение. Жесткая и прямолинейная политика ген, Деникина в национальном вопросе («единая неделимая Россия») исключала всякую возможность их согласованных действий и, наоборот, повлекла вооруженную борьбу между ними. Деникин не мог рассчитывать и на дальнейший значительный прирост своих сил из внутренних источников. Южная контрреволюция была одиозна для широких народных масс России и Украины. Белые восточные армии испытывали ту же судьбу, и поэтому на восстановление их боевой мощи рассчитывать не приходилось. Таким образом, план похода на Москву, поставленный 3 июля 1919 г. ген. Деникиным [289] целью для его армий, не отвечал условиям ни внешней, ни внутренней политической обстановки белых армий и являлся для них непосильным.
Однако, если мы углубимся в анализ политических причин, побудивших ген. Деникина отвергнуть предложения Сидорина, то увидим, что Деникин был поставлен перед дилеммой: или идти завоевывать Москву для выдвинувших и поддерживавших его буржуазнопомещичьего блока и капиталистов Антанты, или признать себя в глазах их политическим и военным банкротом и уступить свое место другому. Без обладания Москвой немыслимо было восстановление всей старой системы с ее централизмом, гнетом окраин, подавлением национальных меньшинств. Восстановление крепких казачьих окраин являлось лишь ступенью к этим конечным целям деникинщины как политической системы, а не самоцелью. А между тем предложение ген. Сидорина как раз имело в виду последнюю. В этом предложении возрождались идеи казацкой независимости от центра, красноречивым выразителем которой являлся в 1918 г. атаман Краснов. Отказ Деникина от предложений Сидорина обозначал ту трещину, которая уже наметилась и через полгода обратилась в целую пропасть между крупнобуржуазной великодержавной и мелкобуржуазной автономистско-самостийной линиями южной контрреволюции (Украина и казачество).
Завоевание Москвы совершенно не отвечало интересам казачьих автономистов. Кубань, где автономное течение выдвигало на рассмотрение Парижской конференции союзников проект независимого Кубанского государства, еще летом 1919 г. в лице своих представителей заявляла о своем нежелании кого бы то ни было завоевывать и шла лишь на защиту своего края. Значит, задача Деникина еще более осложнялась. Ему приходилось идти к завоеванию Москвы извилистым путем предварительного политического завоевания Кубани. Это можно было осуществить путем разгрома Кубанской рады. Но последняя являлась единственным учреждением, имевшим удельный вес в глазах казачества и своим авторитетом державшим его на фронте. Всякий удар Деникина по оппозиционной Раде являлся вместе с тем ударом по его военной мощи. Борьба с Кубанской радой является главным содержанием внутренней политики правительства [290] «вооруженных сил юга России» почти в течение всей кампании 1919 г. Так, на фоне возрастающих военных успехов обозначались и начали обостряться взаимные внутренние противоречия между движущими силами южной контрреволюции. Эта внутренняя борьба различных контрреволюционных течений в момент, когда белые южные армии приблизились к границам РСФСР и вступили в ее пределы, осложнилась острым их конфликтом с крестьянством и национальными меньшинствами на территории, охватываемой влиянием «вооруженных сил юга России». Все вместе взятое создало совершенно новое качественное положение на Южном фронте, первые признаки которого сложились в момент наибольших боевых успехов Южного белого фронта.
Выполнение наступательного плана ген. Деникина началось вслед за отдачей им его «московской» директивы. В связи с этим наиболее тяжелое положение создалось для 12-й красной армии на правобережной Украине. Последняя явилась целью действий для «вооруженных сил юга России» с юго- востока, для остатков войск Украинской директории и поляков с запада. 12-й красной армии вскоре пришлось сражаться на два противоположных фронта. Действительно, войска Украинской директории проявляли особую активность на Винницком направлении, где силы их достигали 7000–8000 штыков и сабель. Добровольческая армия стремилась проникнуть на правобережную Украину с трех направлений: вдоль Черного моря — на Херсон и Николаев, затем на Екатеринославском и Полтавском направлениях. Более пассивно держался противник на центральных операционных направлениях, ведших в глубь Великороссии. Но на Камышинско-Саратовском направлении противник стремился обходными маневрами оттеснить 10-ю красную армию и выйти на участок Авилово — Камышин.
Как неустойчивость на Восточном фронте, так и продолжавшееся отступление красных войск Южного фронта привлекли к нему внимание партии, революционных масс населения и Главного командования. Партийные и профессиональные организации отдали лучшие свои силы на укрепление боевой мощи Южного фронта. Особенно выдающуюся работу провел пролетариат юга. Так, харьковский пролетариат выставил 15 своих возрастных классов [291] для защиты дела пролетарской революции. Харьковские коммунисты отдали фронту 9/10 своих сил. Некоторые коммунистические ячейки прифронтовой полосы отдавали фронту до 80 % своих сил. Рост революционного подъема наблюдался повсюду в рабочих массах Украины. Прилив этих высокосознательных в политическом отношении пополнений отразился, прежде всего, на переломе в настроениях армий Южного фронта. Кроме того, Главное командование приняло ряд энергичных мер к поднятию численности армий Южного фронта. Уже обозначавшийся благоприятный перелом кампании на Восточном фронте позволял это сделать. Общее количество укомплектований и подкреплений, переброшенных на Южный фронт с первого мая по первое июля, достигало солидной цифры — 60 000 чел.{110}.
К 15 июля 1919 г. положение и соотношение сил обеих сторон на Южном фронте было следующим: 14 -я красная армия (53 000 штыков и сабель, 116 орудий) развернулась на фронте Херсон — Ракитино (640 км). Силы противника против нее на этом же фронте исчислялись в 24 600 штыков и сабель при 67 орудиях. Несмотря на почти двойное превосходство в силах над противником, положение этой армии нельзя было признать прочным из-за бандитизма, расшатывавшего ее тылы, и из-за весьма длинного фронта.
13-я красная армия (17 600 штыков и сабель, 84 орудия) занимала фронт Ракитино — Становое (170 км). Она была сильно истощена и утомлена предшествующими боями. Противник располагал против нее силами в 13 050 штыков и сабель при 48 орудиях. [292]
8-я красная армия (25 000 штыков и сабель, 157 орудий) удерживалась на фронте Становое — Новохоперск (220 км), имея против себя 15 610 штыков и сабель противника при 67 орудиях.
9-я красная армия (16 000 штыков и сабель, 52 орудия) на фронте Новохоперск — Елань (158 км) прикрывала важное Ртищевское направление (путь на Пензу). Здесь противник обладал численным превосходством, развернув против нее 25 000 штыков и сабель при 53 орудиях.
10-я красная армия (26 000 штыков и сабель, 132 орудия) занимала фронт Елань — Камышин (145 км), имея против себя 18 350 штыков и сабель противника при 68 орудиях.
Резервы красного Южного фронта и Главного командования состояли из следующих дивизий: 7-й стрелковой (6000 штыков, но без обоза и лошадей) — в тылу 13-й армии, в районе севернее Курска; 32-й стрелковой (5000 штыков), сосредоточенной в районе ст. Мордово — Грязи; 56-й стрелковой (до 12 000 штыков), сосредоточенной в районе Кирсанов — Аткарск. Кроме того, резервами для Южного фронта могли явиться гарнизоны укрепленных районов Курского, Воронежского, Тамбовского, Ртищево-Аткарского и Камышинского, численность которых доходила до 11 000 штыков. Резервы противника в районе фронта исчислялись в 20 400 штыков и сабель и в глубоком тылу — 34 500 штыков и сабель.
Таким образом, уже в середине июля Южный красный фронт численно абсолютно превосходил противника на 20 000 с лишним бойцов (171 600 штыков и сабель против 151 900 штыков и сабель белых).
По окончании сосредоточения всех сил, направленных с Восточного фронта на Южный, что ожидалось в середине августа 1919 г., красный Южный фронт должен был перейти в общее наступление.
Однако не одними этими обстоятельствами можно объяснить ту боевую устойчивость, которую красные армии Южного фронта вновь обрели на границах РСФСР. Теперь тылы обоих фронтов представляли картину совершенно обратную той, которая имела место в мае. Красный фронт опирал свой тыл на жизненные для него районы, где земельные отношения характеризовались наличием крупного помещичьего землевладения [293] наряду с крестьянским мелким земельным хозяйством. В Воронежско-Курском районе средний размер частновладельческого участка — 113,2 десятины, а надельного крестьянского участка — 7,6 десятины. Кроме того, эти районы еще в предыдущем году пережили раскол единого фронта деревни, что
