советских сил. Лишение украинского хлеба в 1920 г. не могло быть особенно чувствительным для Советской России, так как в это время в его распоряжении были уже богатые хлебом области Северного Кавказа и Сибири.
В основу плана войны советского Главного командования против Польши легли соображения, вытекавшие из общей оценки советским правительством внешней политической обстановки 1920 г. Эта оценка учитывала в числе наших активных противников на западе, кроме Польши, еще Литву и Латвию, поскольку с двумя последними государствами еще не было заключено мира. Основным театром военных действий должна была явиться Белоруссия. Красные армии Западного фронта должны были нанести главный удар в направлении Игумен — Минск, демонстрируя и отвлекая силы противника на Полоцком и Мозырском направлениях. Армии Юго-Западного фронта, усиливаемые 1-й конной армией, получали первоначальную задачу активно сковать противника. На них же выпадала задача уничтожения армии Врангеля. Мыслилось, что выполнение последней задачи не представит особых затруднений.
Последующие события кампании показали, что наше Главное командование вполне правильно оценило значение Белорусского театра. В своей оценке обстановки оно исходило из очень осторожных политических предпосылок о возможности выступления Латвии и Литвы на стороне наших врагов, но зато недооценило значения и боевого удельного веса армии Врангеля, которая создала для нашего командования ряд затруднений в течение лета и ранней осени 1920 г. По расчетам Полевого штаба РККА, для успешного разрешения задачи на Польском фронте там надлежало сосредоточить 225000 штыков и 16000–18000 сабель, причем 122000 штыков и сабель из этого количества предполагалось развернуть севернее линии Барановичи — Могилев-на-Днепре. Эти расчеты полностью не оправдались, главным образом, в силу причин, приведенных нами выше. Из дальнейших глав будет видно, что только в июле 1920 г. общее количество сил на всем Западном фронте удалось довести до 108 000 штыков и сабель. [380]
План нашего Главного командования окончательно оформился в 20-х числах марта 1920 г. Тогда же командующие обоими нашими фронтами приступили к подробной разработке своих предположений. Вступивший в командование Западным фронтом 30 апреля т. Тухачевский изменил первоначальные предположения о направлении главного удара армий этого фронта. Он перенес центр тяжести активных действий на свой правый фланг, которым решил развивать главный удар в общем направлении на Вильно, с тем чтобы затем отбросить противостоящие ему польские силы в полесские болота. Во исполнение планов своих командований обе стороны к 20-м числам апреля 1920 г. развернулись следующим образом.
На Белорусском театре, включая и Полесье, действовали 1-я и 4-я польские армии (стык обеих армий в районе Лепеля), занимавшие фронт Дрисса (искл.) — Диена — Лепель — Борисов — Бобруйск, выдвигая свои передовые части на левый берег Березины у Борисова и Бобруйска и занимая промежуток между этими пунктами по правому берегу Березины; далее фронт их шел по правому берегу Березины до высоты слободы Якимовской (искл.); отсюда линия Польского фронта уклонялась прямо на юг и шла в общем направлении на ст. Хойники, проходя западнее последнего, а затем на устье р. Словечна. Особая Полесская группа, занимавшая фронт по р. Словечна, связывала армии Белорусского театра с армиями Украинского театра, из которых на Волыни располагались 3-я польская армия по линии pp. Уборть и Случ и 2-я польская армия на фронте Нов. Мирополь (вкл.) — Летичев (искл.). На Подолии располагалась 6-я польская армия на фронте Летичев (искл.) — р. Калушик, до ее устья. 1-я обсервационная армия, находившаяся в зачаточном состоянии, располагалась по демаркационной линии с Литвой. 5-я армия временно не была образована {170}. Центр тяжести группировки этих сил, как мы уже отметили, был отнесен на Украину. В качестве резервов на северном Польском театре (Белорусский театр [381] и Полесье) располагались: в резерве 4-й польской армии 6-я пехотная дивизия в с. Осиповичи; на Полесье в ее же резерв направлялась из внутренних областей страны 16-я пехотная дивизия. В Лиде в резерве Главного командования стояла 17-я пехотная дивизия. В глубоком тылу в качестве общего стратегического резерва находились 11-я пехотная дивизия и заканчивавшая свое формирование 7-я пехотная резервная бригада.
Против этих сил в Белоруссии и Полесье были развернуты 15-я и 16-я армии нашего Западного фронта на линии Дрисса — Диена — Лепель, далее на Борисов (все эти пункты исключительно), а затем по левому берегу Березины (причем предмостье у Борисова и крепость Бобруйск находились в руках противника) до сл. Якимовской включительно, а от этой последней линия их фронта спускалась прямо на юг до с. Хойники. На Украине развернулись 12-я и 14-я армии Юго-Западного фронта по линии pp. Словечна — Уборть — Случ — Калушик, поддерживая боевое соприкосновение с вышеуказанной линией Польского фронта на Украине. За правым флангом Западного фронта, в треугольнике Полоцк — Витебск — Толочин, сосредоточивались резервы Главного Командования, передаваемые им в распоряжение командования Западным фронтом.
К 24 апреля они состояли из пяти стрелковых и одной кавалерийской дивизий (4, 6, 1, 29, 56-я стрелковые и 15-я кавалерийская дивизии).
Таким образом, на Польском фронте обе стороны развертывались, имея свои ударные кулаки сосредоточенными на противоположных флангах.
Вступая в третий год Гражданской войны, советская политика и стратегия могли записать в свой актив ликвидацию главнейших фронтов Гражданской войны. Внутренняя контрреволюционная коалиция была разбита; оставалось добить ее остатки в виде врангелевщины. Результаты побед Красной Армии на внутренних фронтах косвенно оказали свое воздействие и на внешнее окружение России. Начали намечаться возможности дипломатических и торговых взаимоотношений советского государства с некоторыми капиталистическими странами. Путь непосредственного военного сокрушения пролетарской революции для капиталистических держав оказался неосуществимым. [382]
Борьба между советской системой и империализмом после двухлетних вооруженных схваток, приведших к утверждению власти советов на 1/6 части мира, начала переводиться постепенно на чисто экономические рельсы. В апреле 1920 г. В. И. Ленин наметил в одной из своих речей, что международный капитал попытается проникнуть в пределы Советской страны в качестве торгового гостя. Он предвидел, что этот гость попытается сплотить свои усилия с родственными ему группами внутри страны и создать для нас новые затруднения, «приготовить новый ряд ловушек и западней».
1920 г. мы начинали под знаком суженного экономического базиса. Правда, восстановление хозяйственной целости советской территории — объединение производящих и потребляющих районов страны открывало целый ряд благоприятных видов на будущее. Но настоящее было довольно печально. О состоянии народного хозяйства красноречиво говорили следующие цифры. Добыча угля в 1920 г. выразилась 27 % по отношению к добыче довоенного времени (в 1919-м — 29 %). Производство чугуна выражалось ничтожной цифрой 2,4 % (в 1919-м — 2,7 %). Производство льняной пряжи — 38 % (в 1919-м — 45 %). Посевная площадь сократилась до 68 % довоенной нормы, а урожайность ржи упала до 36,1 % пуда с десятины (в 1919-м — 38,6 %). Железнодорожный транспорт продолжал катастрофически разрушаться: в 1920 г. насчитывалось 61% больных паровозов. Попутно продолжался процесс распыления пролетариата: число рабочих сократилось больше, чем вдвое, упав с 3 000 000 чел. до 1 340 000. К этому присоединились еще специальные обстоятельства. Засушливое лето 1920 г. оказалось весьма неблагоприятным для некоторых губерний средней полосы РСФСР (Орловской, Тульской, Рязанской и др.).
Приведенных цифр ясно, что тяжелая промышленность базировалось исключительно на старых запасах. Естественно, что при наличии этих условий военная промышленность не могла давать достаточных средств для возмещения расходов и изнашиваемости военных предметов. Таким образом, советская стратегия в своем построении исходила также из наличия старых запасов. [383]
Особенно остро в 1920 г. стоял вопрос о недостатке боеприпасов. Не располагая сведениями в общереспубликанском масштабе об этом главнейшем средстве войны, мы можем привести только несколько характерных примеров. Летом 1920 г. одна из групп 13-й красной армии на Крымском фронте, по численности равная целой армии (правобережная группа в составе четырех стрелковых и одной кавалерийской дивизий, имевшая в своем составе до сотни тяжелых и легких орудий), получила для начала весьма важной и рассчитанной на несколько дней операции в свое распоряжение всего 5000 снарядов (что составляло только 50 выстрелов на орудие на всю операцию) и 800 000 ружейных патронов. Командующий группой тщетно просил о доведении отпуска до 3 000 000 ружейных патронов и 25 000 снарядов{171}. При такой скудости боеприпасов предельной нормой патронов, на которую мог рассчитывать стрелок, было 90 штук{172}.
