Споры паранойи размножались.
— Не угодно ли чаю, миссис Уэлфорд? — спросила Хейзл.
— Так что же все-таки произошло? — поинтересовался Том через дверь своей гардеробной, упаковывая вещи.
— Сколько можно повторять! Я вышла из клуба около двух часов, потом поехала в торговый центр. Мне…
— Я по поводу Неда и его «друга», — терпеливо пояснил он. — Что сказала Мискин?
— Ее не было. — Карен закрыла глаза и набрала полную грудь воздуха. — Она в отпуске, где-то в Европе. Август, Том. Все ведущие врачи Манхэттена разъехались по побережью. Мне даже не дали талон.
— Господи боже мой, могла бы поговорить с кем-нибудь еще.
— С кем, например? — Карен сбросила теннисную юбочку и включила воду в душе. — С няней?
— Я не мог вытянуть из него ни слова.
— А чего ты ожидал?
Чуть раньше, после чая, она смотрела, как они вместе играли в мяч на лужайке, и Том на удивление весело резвился с мальчиком. Вполне естественно, убеждала она себя, что ему захотелось побыть с сыном после столь драматичного откровения Хейзл. Хотя Том никогда этого не показывал, Карен знала, как сильно беспокоило его молчание сына. Так же глубоко, как и ее, хотя и по-другому.
— От Мистера Мэна ни слуху ни духу.
— Это повод радоваться?
— Дорогой, просто у Неда сейчас такой период, — мягко проговорила Карен. — У них это называется «избирательной» немотой, потому что так оно и есть. Это его выбор. Когда он решит, что готов заговорить, он заговорит.
Стоя под душем в старинной никелированной душевой кабине, похожей на птичью клетку, она с остервенением терла себя перчаткой из люффы.[6] Кожу засаднило, но тошнота, это сосущее чувство под ложечкой, так и не прошла. Почему Том не поехал в аэропорт прямо из городской квартиры, как он обычно поступал, когда ему приходилось совершать срочные деловые поездки? Из-за «прорыва» Неда? Или он и правда хотел ее проверить?
— Что-то я не пойму, — сказал Том, входя в ванную. — Наш сын впервые за полгода делает попытку с нами пообщаться, а ты так себя ведешь, как будто тебе это до лампочки.
— Просто я не хочу, чтобы ты обманывался.
— Не уклоняйся от темы.
— Мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? — Она подставила лицо под струи и на несколько секунд задержала дыхание.
— Пожалуйста, отчего же. Не хочешь рассказать, почему ты вчера на целый час опоздала к ужину?
— Я уже все объяснила.
— Твое объяснение показалось всем чересчур надуманным.
— Может, я должна была сказать, что в воскресный вечер нью-йоркское метро — далеко не самый надежный вид транспорта? Представляю, как повеселились бы твои сановитые английские друзья, услышав, что твоя жена не смогла взять такси, потому что у нее кончились карманные деньги.
— Не смеши.
— Миссис Том Уэлфорд не в состоянии заплатить за паршивый кеб!
— Могла бы и попросить, — огрызнулся Том. — Разве я тебе когда-нибудь в чем-то отказывал? Ведь это для твоего же блага.
— Да меня тошнит от такой жизни — отчитываться за каждый потраченный цент. Просто унизительно!
— Ты знала, когда придут гости. Не понимаю, куда пропал этот час. Если, как ты утверждаешь, ты вышла из квартиры в шесть тридцать…
— Мне захотелось чего-нибудь выпить, и я заглянула в бар на Лексингтон-авеню. Удовлетворен?
Глаза Тома сузились.
— Слушай, отстань, а? Я пила только кока-колу. Должно быть, я потеряла счет времени. Это что, допрос?
— Не забывай, что сказали нам в Силверлейке. Мы должны думать о Неде — о его безопасности. И ты сама дала согласие на контроль.
Она вышла из душа, не выключив воду.
— Но это было так давно. Почему ты так упорно мне не доверяешь?
Том стоял у окна спиной к жене.
— Насколько я помню, это была твоя идея — оставить все под моим контролем. «Не спускай с меня глаз, пока я не буду в норме», — не твои ли это слова?
Карен презрительно хмыкнула.
— Я что, все еще внушаю тебе опасения?
Она стояла перед ним, вызывающе уперев правую руку в мокрое бедро.
— Да, пожалуй, ты вправе упрекать меня в излишней озабоченности, — спокойно проговорил Том, оборачиваясь и протягивая ей белое полотенце с монограммой.
— Ты всю жизнь будешь мне напоминать?
Он улыбнулся.
— Что плохого в том, чтобы женщина была в долгу у своего мужа? Неужели испытывать благодарность стало зазорным только потому, что его угораздило спасти ее никчемную жизнь?
— Это было пять лет назад, — сказала она, понимая, что зашла слишком далеко, чтобы отступать. — Нечего затягивать меня в те времена, когда я была другим человеком.
Карен сидела за туалетным столиком в ванной и сушила волосы, когда в дверях появился Том с портфелем и дорожной сумкой в руках. Он подошел к ней сзади и, наклоняясь поцеловать ее в затылок, спросил, не желает ли она поехать с ним в аэропорт.
Она выключила фен.
— По дороге мы могли бы еще немного поговорить.
— Если ты так хочешь… — Карен знала, что об отказе не может быть и речи. Ее недавняя злополучная вспышка, которая вовсе не входила в ее планы, может только усилить подозрения. — То есть я хотела сказать, с радостью. Дай мне пять минут.
— Что-то не так, детка?
— Да нет, все нормально. Правда.
Их взгляды коротко встретились и разминулись в зеркале — триптихе в серебряной раме, отражавшем незащищенный профиль Тома. То, что Карен увидела во взгляде мужа — смутное обещание отпущения грехов, — заставило ее на мгновение подумать, что еще не поздно ему довериться и все рассказать. Другого шанса не будет.
— Я хочу, чтобы ты надела то же платье, в котором была вчера на ужине, — сказал Том хорошо знакомым ей тоном.
— В аэропорт?! — воскликнула Карен с напускной беззаботностью. — Тебе не кажется, что я буду выглядеть слишком разряженной? — Она уже натянула поверх лифчика и трусиков свободную футболку; джинсы лежали на шезлонге.
Он не улыбался.
— Платье, нижняя юбка и те же туфли. Ничего лишнего. Ты знаешь правила.
Карен ощутила резкий прилив страха. Так вот почему он не поехал прямо в Ла-Гардиа,[7] вот для чего ему понадобилось сделать крюк!
— Прошу тебя, Том! Мне как-то…
— Я не ослышался? — Он осторожно взял у нее фен. — Минуту назад ты сказала, что чувствуешь себя прекрасно. Кстати, ты не досушила волосы. Тут мокрая прядь.
