несколько раз перевернулся в воздухе и приземлился на левый бок. Колеса его продолжали медленно вращаться. Пулеметная очередь разнесла стекла машины, но большой необходимости в этом не было. Пятерых пассажиров, невредимых, если не считать царапин на их лицах, и без того оглушило. Они не успели опомниться, как оказались под прицелом четырех ручных пулеметов. Мысль о сопротивлении могла прийти в голову только самоубийце.
Вернувшись в отель, Петерсен и Черны обнаружили компанию сидящей в баре. Джордже занимал привычное место за стойкой.
— С возвращением, джентльмены, — сказал генерал-майор самым приветливым тоном, на который был только способен.
— Как я вижу, с обедом покончено, — констатировал Петерсен.
— Да, он был неплох, очень даже неплох. Что будете пить? Пиво?
— Пиво? Подходит.
— Джордже, а вы не хотите узнать, как прошло дело? — удивленно спросила Зарина.
— Что, Алекс и Эдвард погибли в расцвете сил? — осведомился толстяк.
— Все живы-здоровы, включая пленников, которые лежат связанные в грузовике. А грузовик стоит на центральной парковке.
— Когда вы их привезете?
— Как только стемнеет. Не могу же я маршировать с ними по улицам среди бела дня?
— Верно, — Джордже зевнул и слез с высокого табурета. — Настало время фиесты.
— Идите, идите, — сочувственно сказал Петерсен. — Вы устали.
Толстяк покинул компанию с таким видом, точно отправлялся на важный прием.
— Он не слишком рассыпался в благодарностях, — заметила Зарина.
— Джордже отложил фиесту, — сказал Петерсен. — Это признак его взволнованности.
— Итак, вы поймали майора Киприано. Что ты думаешь об этом, Лоррейн?
— Наверное, я должна плакать от радости. Рада, ужасно рада! Но я знала, что это случится. Ни на миг в этом не сомневалась. А ты?
— Я тоже. Хотя самоуверенность некоторых меня раздражала.
— Женщина переменчива, — грустно откликнулся Петерсен. — Иосип, будь добр, отправь кого-нибудь на своей машине за багажом пленников. И пусть поднимут вещи на верхний этаж. Хотя, нет, не надо. Я могу осмотреть их и здесь, внизу, — он повернулся к Зарине. — А вы не шумите.
— Но я же ничего не сказала!
— Собирались сказать, что я обожаю рыться в чужих вещах.
С наступлением сумерек пятерых пленников доставили в отель, после чего все были немедленно заперты. Киприано, Алессандро и еще трех человек усадили на стулья и освободили от кляпов. Обычно спокойный и вежливый, майор Киприано преобразился до неузнаваемости. Глаза его свирепо сверкали, а лицо исказилось от злости.
— Что это означает? Что означает ваша отвратительная выходка, Петерсен?! Вы сошли с ума? Окончательно тронулись? Сейчас же развяжите меня! Я офицер! Итальянский офицер! Союзник!
— Вы — преступник. Звание и национальность не имеют значения, поскольку вы причастны к массовым убийствам.
— Что вы мелете? Развяжите меня! Ради Бога, Петерсен, если вас рассердила наша последняя встреча, из-за того последнего дела…
— А вам не кажется, Киприано, что свои последние дела на этой земле вы уже сделали?
Итальянец уставился на Петерсена. Очевидно, до него не вполне дошел смысл сказанного. Внезапно он заметил Иосипа.
— Пижаде! И вы участвуете в этом чудовищном фарсе? — Киприано настолько плохо соображал, что попытался подняться со стула. — Заплатите за свое предательство, Пижаде!
— Как вы это представляете, Киприано? — Петерсен усмехнулся. — Вы проклянете его со дна ада, где окажетесь еще до наступления полночи? — голос майора был мягок. — Впрочем, говорите, говорите. Скоро у вас не будет такой возможности.
— Идиоты, — прошипел Киприано и вдруг побледнел, осознав нависшую над ним смертельную опасность.
Петерсен продолжал тем же спокойным тоном:
— Сотни моих товарищей погибли по вашей вине…
— Сумасшедший! — закричал Киприано. — Вы — сумасшедший! Я ни разу в жизни не тронул ни одного четника!
— Я — не четник, а партизан.
— Партизан… — Киприано вновь перешел на хриплый шепот. — Партизан… Полковник Лунц подозревал… Мне надо было прислушаться… — он на секунду умолк, затем голос его окреп. — Я не причинил вреда ни одному партизану!
— Войдите, — обернувшись к двери, отозвался Петерсен.
В столовую вошла Лоррейн.
— Ну, Киприано, вы по-прежнему отрицаете, что тайно руководили убийством моих товарищей? Лоррейн рассказала нам все. Все, Киприано, — Петерсен достал из кармана брюк крохотную черную книжицу. — Шифровальная книга Лоррейн заполнена вашей рукой. Или, может быть, вы не узнаете собственный почерк? Своей рукой вы подписали себе смертный приговор. Ирония судьбы, правда, майор? Однако никакая ирония не воскресит погибших. И, хотя ваш последний шпион будет схвачен и казнен до конца этой недели, те люди останутся мертвыми. Где малыш Лоррейн? Где Марио, Киприано?
Итальянец, издав нечленораздельный гортанный звук, вскочил на ноги. Джакомо, правильно истолковав кивок Петерсен, с явным удовлетворением ударил его в солнечное сплетение. Киприано захрипел и снова рухнул на стул.
— Джордже, — обратился Петерсен.
Толстяк вышел из-за стойки бара, держа в руках две веревки. Одной он быстро примотал Киприано к спинке стула. Вторую, с приготовленной заранее петлей, Джордже набросил на Алессандро — тот оказался спеленут, точно младенец, прежде чем успел что-либо сообразить.
— Киприано знает, что умрет, и потому все равно будет молчать, — проговорил Петерсен. — Но вы же скажете, Алессандро, где находится мальчик?
Алессандро плюнул на пол.
— От дурных привычек трудно избавиться, — Алекс!
Пройдя за стойку бара, Петерсен вынул оттуда металлический кейс с ядами, найденный в вещах Киприано.
Алекс приблизился к Алессандро и остро отточенным ножом распорол ему рукав рубашки от предплечья до локтя.
— Нет! — взвизгнул Алессандро. — Нет! Только не это!
Киприано, пытаясь освободиться от пут, подался вперед. От напряжения лицо майора стало багровым. Он силился вымолвить что-то, но спазм сдавил его горло. Новый удар Джакомо заставил итальянца обмякнуть.
— Я слегка поранил Алессандро, — извиняющимся голосом сообщил Алекс.
Он не преувеличил — по руке связанного текла кровь.
— Ерунда, — Петерсен вынул из кейса первую попавшуюся ампулу. — Это облегчит мне поиски вены.
— Плоче… — прошептал Алессандро. Его душил страх, дыхание учащалось с каждой секундой. — Плоче… Я могу показать… Фра Спалатто, восемнадцать… Клянусь… Я отведу вас туда!
Петерсен положил шприц и ампулу обратно в кейс.
— Конечно, Алессандро находился в очень не выгодном положении, — сказал он, взглянув на Зарину, — но, все же, прошу заметить, я не дотронулся до него и пальцем.
Когда рука Алессандро была забинтована, а Киприано отвязан от стула, все уже было готово к отъезду. Глядя на Петерсена пустыми глазами, майор спросил:
