Я посмотрел вниз и впервые увидел улицы Амстердама, но это был уже не Амстердам, а просто игрушечный город с крошечными улицами, каналами и домиками.
Я оглянулся. Белинда снова сидела на полу, закрыв лицо руками. Она явно демонстрировала, что не станет смотреть на то, чему суждено случиться. Я вновь посмотрел на Ван Гельдера и на сей раз рассмотрел его совершенно отчетливо, так как луна полностью вышла из-за туч.
Он спустился уже наполовину, но ветер подхватил его и начал раскачивать, как гигантский маятник. Трос качался все сильнее и сильнее. Я повернул колесо управления влево.
Трос пошел вниз вместе с Ван Гельдером, который в растерянности словно прирос к нему. В следующую секунду он понял, что происходит, и заскользил вниз с утроенной быстротой, словно стараясь обогнать трос.
Теперь я уже видел гигантский крюк на конце троса. Ван Гельдеру оставалось до него всего 40 футов. Я стал поворачивать колесо то в одну, то в другую сторону. Он вцепился в трос и замер. Я знал, что должен довести задуманное до конца, но хотел завершить дело по возможности более быстрым и гуманным способом. Я крутанул колесо направо и трос пошел вниз с полной скоростью. Тогда я еще раз резко повернул колесо и почувствовал, как трос задрожал и дернулся при внезапной остановке. В тот же момент руки Ван Гельдера разжались, и он полетел вниз.
Я закрыл глаза. Открывая их, я ожидал увидеть пустой трос, но оказалось, что Ван Гельдер не слетел с него. Только он уже висел не на тросе, а распластался ниже, словно насекомое, наколотое на гигантский крюк. При этом он качался на тросе футах в пятидесяти над крышами Амстердама.
Я подошел к Белинде и, опустившись перед ней на колени, отвел руки от лица.
Она взглянула на меня. Я ожидал увидеть на ее лице презрение, но разглядел только печаль и усталость, да еще растерянность, словно она была беспомощным ребенком.
— Все кончено? — спросила она едва слышно.
— Да.
— И Мэгги погибла… — И поскольку я промолчал, добавила: — Почему Мэгги? Почему Мэгги, а не я?.. Почему, скажите мне?
— Не знаю, Белинда.
— Мэгги прекрасно работала, правда?
— Да, Мэгги прекрасно работала.
— А я? — Я промолчал. — Можете не говорить, я и сама знаю, — сказала она. — Я должна была столкнуть Ван Гельдера с лестницы еще на складе, или разбить его машину, или сбросить со ступенек крана, или… или… — Она замолчала, а потом сказала с удивлением. — А ведь он ни разу не пригрозил мне пистолетом.
— В этом не было необходимости, Белинда.
— И вы это знали?
— Да.
— Так вот, значит, какова будет моя характеристика, — сказала она с горечью. — Первое задание по наркотикам…
— Последнее задание по наркотикам.
— Понятно, — сказала она. — Значит, я уволена. — Она слабо улыбнулась.
— Понятливая девушка! — сказал я. — Это мне нравится. И к тому же отлично знает устав. — Я помог ей подняться. — Вы же знаете устав, по крайней мере, тот пункт, который относится к женщинам… — Она взглянула на меня, а потом ее лицо засветилось улыбкой, первой за эту ночь. — А устав гласит, — продолжал я, — что замужние женщины к оперативной работе не допускаются.
Белинда спрятала лицо у меня на груди, а я стоял и смотрел на окружающий мир. Большой крюк раскачивался на ветру все сильнее и сильнее. И при одном, особенно резком, движении автомат и кукла Ван Гельдера выскользнули и полетели вниз. Они упали на мостовую одной из пустынных улиц, а над ними, под ночным небом, раскачивался на ветру трос подъемного крана, неся на своем крюке то, что совсем недавно было человеком.
