— Денег хватит на всех и, если уничтожите повстанцев, — это Гусь про местных жителей, — премия удваивается. А вам, — обращаясь к командиру, продолжил славный потомок домашних пернатых, — есть отдельная премия.
С одной стороны наступила эффектная пауза. А с другой, все ждали реакции командира. Степанович выдержал эту паузу. Его изломанное многочисленными схватками лицо было невозмутимо, только еще сильнее побелели костяшки сжатых в кулаки пальцев. Он, казалось, не проявил никакого интереса к предложению.
— Идемте, поговорим, — продолжил Гусейнов.
— У меня от подчиненных нет секретов, — глухо бросил командир, не поворачивая головы.
Гусь подождал, потом продолжил:
— Я знаю, что ваши родители, подполковник, проживают во Владимирской области. В настоящее время ваша семья находится там же. Жилья в России у вас нет. Поэтому на выбор, — снова пауза, Гусейнов знает уже, что именно предложить Командиру, но играет на публику. Умеет, подлец, он это делать. Все замерли и ловят каждое слово, каждый вздох командира и Гусейнова: — Либо квартира в центре Баку, или в любом месте независимого Азербайджана, либо в той же Владимирской области получаете квартиру с обстановкой и машину «Волгу». Или благоустроенный дом с гаражом, с обстановкой, и тот же новенький автомобиль. Идет?
— Нет, — командир сказал, будто бросил. — Я уже старый офицер, не продаюсь, а присягу я принял один раз и ее продавать, менять на квартиры не буду!
— Хорошо, — Гусейнов был спокоен, казалось, что ответ командира его не удивил. — Будем играть по другим правилам, — после небольшой паузы он добавил: — По моим правилам!
Он вытянул руку вперед. Указал на небольшую, в пять человек, группу, стоявшую особняком. Автоматами ее согнали в центр зала, рассадили на стулья. В этой группе был и я.
Часть вторая
— Я буду каждые пятнадцать минут расстреливать по одному человеку на твоих глазах, пока ты мне не поможешь уничтожить партизанское гнездо, — Гусейнов уже не скрывал своего бандитского нутра, весь интеллигентский налет слетел с него как шелуха. Теперь стоял перед всеми простой бандит на разборках, и не более того. Он перевесил автомат с левого плеча на правое. Передернул затвор — при этом на пол вылетел патрон. Или нервничает шибко или «картину гонит», урод гребанный.
Мне еще не приходилось ходить под смертью. Я, конечно, человек военный, и меня готовили с первого дня училища сражаться и умирать за Родину, но не как барану же! Я даже не могу свернуть шею кому-нибудь из присутствующих ублюдков. Может завалить кого-нибудь и задушить, или попытаться сломать шею? Командир роты в училище показывал это на манекене, еще шутил, что может и пригодиться.
Я выбрал ближайшего урода-ополченца, стоявшего в метре справа от меня. Сбивать стоящего сзади не удобно. Пока буду разворачиваться, пройдет много времени. Его у меня как раз, к сожалению, нет. Я начал мысленно планировать это дело. Так, корпус чуть вперед, полразворота направо, медленно, очень медленно сползти на край стула, ноги под сиденье, руки на сиденье, чтобы в прыжке откинуть стул назад и ошеломить заднего недоноска. А дальше?
Мой командир роты майор Зёмов учил, что самое главное откинуть голову противника назад до упора, а затем или упереться коленом чуть пониже шеи и потянуть резко, рывком на себя, вверх. Или же, оттянув голову назад, резко повернуть ее до упора и дальше, при этом тянуть вверх до хруста. Нельзя обращать внимание на судороги тела, это может отвлечь и вызвать спазм в желудке и рвоту. Ротный говорил об этом тоже.
Я весь вспотел, представляя, что и как буду делать. Боевик был лет сорока, пухлый, на шее было две толстые складки, ладони даже мысленно ощутили его потную шею. Для себя я уже решил, что собью его с ног и сломаю шею, уперев колено в спину. Ремень автомата у него был перекинут через шею, можно и задушить его этим ремнем, но он, сволочь, слишком широкий, быстро не получится.
Не было у меня угрызений совести, не было и все тут. Плевать мне на его семью и детей, я даже удивился сам себе, что могу вот так спокойно рассуждать об убийстве. Плевать я хотел на его жизнь. Если встанет выбор — кто кого, буду биться до последнего вздоха, хоть одного гада, но прихвачу с собой на тот свет. Пусть запомнят боевики хреновы Олежу Макова! Твари!
В зале повисла напряженная тишина. Боб думал.
— Ну, что командир скажешь? — спросил Гусь, обращаясь к командиру.
— Ничего я тебе не скажу. Не могу убивать людей. Это раз. Во-вторых — это технически невозможно. Даже допустим, — теоретически допустим — что смогу сделать старт ракеты в сторону деревни: ракета не долетит.
— Как не долетит? — Гусейнов был в недоумении.
— На каждой ракете стоит ограничитель высоты, — мы-то знали, что Боб блефует, но у него это убедительно получалось, — здесь, как я уже говорил, малые высоты, сработает предохранитель и произойдет самоуничтожение изделия. Понятно? В-третьих, на моих локаторах не будет видно названной цели, потому что ее перекрывает господствующая высота. И самое главное, я не могу делать пуск, все ключи для старта находятся в штабе армии, мы наводим ракету на цель, а сам старт производят с командного пункта армии. Теперь видишь, что не могу я этого сделать. Не хочу и не могу.
Батя сделал упор на «не».
— А это мы сейчас проверим, — Гусейнов вновь сделал каменную рожу. — Выстроить вот этих, — он повел стволом автомата в нашу сторону, — в колонну по одному, руки на затылок. А остальные чтобы не дергались!
Ствол его автомата смотрел на Боба, Гусь подумал и добавил:
— Сейчас, командир, мы проверим, что можно, а что нельзя. Не хочешь по-хорошему, захочешь по- плохому. Верно, Сергей? Приведите ко мне его.
Для нас это был шок. Один из телохранителей Гусейнова подошел к Сереге Модаеву и полуобняв его, подвел к предводителю команчей.
Это был удар для нас, еще раз говорю, как будто граната взорвалась посреди зала. Серега Модаев был старлеем. В жизни ему и так не везло, в частности из-за фамилии. Тяжело жить с такой фамилией, тем более что он ее оправдывал по жизни. Естественно, что в училище, да и в части была кличка у него «Мудак». Не красиво, но это так. И ходил он грязный, не наглаженный, обувь чистил только перед разводом. С личным составом работать он не мог, постоянно срывался на крик, визг, технику тоже толком не знал. Одним словом — чмо.
Зато как много было апломба! Ходил постоянно в коротких «подстреленных» брюках, вечно в каких-то пятнах, с длинными, обломанными, грязными ногтями, зато курил исключительно хорошие сигареты, пил дорогие напитки. Книг никогда не читал, зато скупал их в большом количестве, в отпуск вывозил их чемоданами, и у себя на родине продавал книги перекупщикам.
В Азербайджане было много хороших книг. Привозили для местного населения, но плевать они хотели на русскую мысль и русскую литературу.
Не так давно он женился на местной девчонке. Метиска, от смешанного брака. Отец азербайджанец, а мать русская. Симпатичная девочка. Неужели его на этой фигне завербовали?
А девочка хороша, сам с ней дружил! Но вот до свадьбы дело не дошло. И слава богу. А то бы меня вербовали точно таким же образом. А зачем мне это надо? Своих предавать? Не смог бы, а вот Сереженька-Иудушка смог!
Я сам женился на местной девушке. Метисочка. Красавица писанная! Но никто не предлагал мне воевать на стороне Азербайджана. Не было предложений. Сейчас она была беременна, я отправил ее в Кемерово к своим родителям. Пока была возможность, звонил каждый день, соединяясь по узлам связи, выходил на свое бывшее училище и просил соединить с городским телефонным номером квартиры своих
