объявили приговор, в духе революции, и два телохранителя, что тащили пахана из строя, дали залп. Пахана отшвырнуло назад, палачи знали свое дело. Пули попали в грудь, разворотив ее. Подошел третий телохранитель и сделал контрольный выстрел в голову.
— Наглядно и убедительно. Вряд ли кто-нибудь сейчас дернется на командира второй роты, — Витя закурил, жадно затягиваясь.
— Это точно. Но мы-то перед расстрелом вели себя более достойно! — я тоже закурил.
— Его перед смертью не били, не пытали.
— Не забудь еще, что у него была какая-то иллюзия власти, он решал, кто будет жить, а кого ночью прирезать или придушить. Не готов он был к смерти, думал, что пуп земли.
— Чем больше шкаф, тем громче падает.
— Один подлец убил другого. Делов-то куча!
— Ну их на хрен, я еще буду переживал из-за этого!
— О, Гусь! Идет к нам.
К нам подходил Гусейнов. Наша охрана подтянулась, поправила ремни.
— Ну, здравствуйте, здравствуйте! — голос благодушный, подумаешь, пару человек только что завалили, фигня какая!
— Добрый день! — еще не хватало, чтобы я перед каждой обезьяной, которая нацепила на себя генеральские погоны, вытягивался во фрунт и орал во всю глотку 'Здравия желаю, Ваше высокородие!' Обойдется!
— Наслышан я о вас, наслышан! — тон его был снисходителен.
— Хорошего или плохого?
— Всякого, — уклончиво ответил он. Из-за его спины сверкали очки нашего батальонного муллы- замполита.
— Будете проводить учения?
— Да, посмотрю, чему научили вы моих молодцов.
При слове «молодцы» мы с Витей дружно хмыкнули.
— Что вы тут фыркаете?
— Я вам говорил, что они не уважают наших людей, глумятся над ними, глумятся над нашей верой. Считают, что можно победить только с помощью оружия, — вставил мулла.
— Что можешь сказать в свое оправдание? — Гусейнов смотрел в упор.
Я понял, что от моего ответа сейчас зависит, похоронят нас сейчас вместе с паханом или чуть попозже.
— Оправдываться можно, когда что-то сделал, а нам оправдываться не за что.
— Так чему научил моих людей?
— Будем разговаривать здесь, или пойдем куда-нибудь?
— Пойдем в штаб.
— Да-да, пойдемте. Я там столик приготовил, фрукты свежие, водичка холодненькая, все стоит, ждет, — комбат засуетился, прыгая вокруг Гусейнова.
— Позже, — Гусейнов отмахнулся от него как от мухи.
Мы прошли в здание штаба. Сели в кабинете комбата. Гусейнов брезгливо провел пальцем по столу, показал результаты комбату и вытер грязный палец о свой носовой платок, после чего платок бросил в урну. Эстет хренов!
— Докладывайте! — бросил он нам и приготовился слушать.
Мы вкратце доложили о проделанной работе, при этом не поливали грязью комбата, который во время всего нашего доклада внимательно слушал и потел. Пот ручьями струился по его телу, форма намокала темными пятнами.
— Командование батальона присутствовало на занятиях? — спросил Гусейнов.
— Конечно! Комбат почти постоянно.
— А начальник штаба?
Модаев умоляюще смотрел на нас.
Получи, предатель!
— Нет. Всего один раз издалека понаблюдал, а потом, видимо решил, что все знает и умеет, ни к чему это все!
— Модаев! Почему не ходил?
— Они ничего нового помимо того, что я уже знаю, не преподали.
— Посмотрим. Сейчас пойдем и посмотрим выучку личного состава.
— Почему с муллой общий язык не нашли? — это уже к нам.
— Мы здесь выступаем как инструктора в обмен на свои жизни. Так?
— Так, — подтвердил Гусейнов.
— Так какого хрена нам еще веру менять? Мы что, плохо работаем? Если так, то меняйте нас, но зачем в душу-то лезть! Попытки к бегству не делаем, ни во что не влазим, жизнь никому не осложняем. А этот новоявленный замполит лезет и лезет! Мы его в дверь выгоняем, а он в окно лезет!
— Не хотите, значит, веру менять? — Гусейнов смотрел в упор не моргая.
— Не хотим.
— Понятно. Я скажу, чтобы к вам не лезли по вопросам веры. Какие есть общие замечания?
— Как вы собираетесь в бою управлять личным составом?
— Не понял?
— Радиостанций нет.
— Да, верно — это наша боль. Нигде нет связи, — он вздохнул тяжело.
— А как воевать без связи?
— Очень много наших потерь из-за отсутствия связи. Кто-то попал в засаду, не может вырваться, посылает посыльного, а тот либо погибает, или пока добежит — все уже погибли.
— Круто вы воюете! И ничего сделать нельзя?
— Должны из России привезти станции, да и с теми войсками, что здесь еще остались, мы ведем переговоры, чтобы нам продали. Но такие цены ломят! О-го-го!
Вот ты и проболтался! Значит, есть еще в Азербайджане наши войска! Есть еще! Соврал ты тогда, ваше генеральство! Соврал! Гражданин соврамши! Есть куда бежать! Есть куда отступать!
— Ладно, идем покажете, чему научили! — он пошел на выход, потом остановился, резко повернулся на каблуках и, глядя мне в глаза, сказал зло: Ну, смотри, если вы здесь дурака валяли, стрелять поверх головы не будем!
Когда выходили, нас оттолкнул мулла и шепнул на бегу:
— Молитесь своему Иисусу, посмотрим, как он вам поможет! Хе-хе!
Мы пошли позади всей свиты. Вся эта свора презрительно смотрела на нас. Наверное, уже списали со счетов! Поторопились, однако, сволота, ой поторопились. Виду мы не подавали. Но волновались. Врать не буду, волновались очень, курили непрерывно. Благо, что у свиты были хорошие сигареты, которые мы «стреляли» безбожно, опустошая все запасы. Ничего, не обеднеют.
Весь батальон уже сосредоточился в районе стрельбища. Было установлено новое мишенное поле. Начала стрелять первая рота. Упражнение было простое. Стреляли уже не поодиночке, а по десять человек. Все отстрелялись быстро и уверенно. Гусейнов поначалу сам бегал смотреть, но потом перестал. Бегали шавки из своры сопровождения.
Потом перешли к более сложным упражнениям. Такого, чтобы они попадали точно в центр самодельных мишеней, конечно, не было, но в саму мишень попадали. Гусейнову это понравилось.
Он сам взял автомат, встал спиной к мишени, по команде развернулся, сделал выстрел в мишень, установленную на расстоянии ста метров, а затем в мишень, установленную на сто пятьдесят метров. Обе мишени были поражены. После этого он загнал на выполнение данного упражнения всю свою свиту. Никто из них не смог повторить командирского достижения.
Пытались всучить автомат мулле, но тот отбрехался, что, мол, его оружие — это слово. Оставили в покое. А жаль, я бы с удовольствием посмотрел, как он обделается, фанатик хренов!
Потом пришла очередь Модаева, он пытался улизнуть с первой ротой, но не тут-то было. Его вернули
