результатах полета, все решили, что Бирд был на полюсе. Американцы вынесли летчика на руках из самолета, крича хриплое «ура», Амундсен первый подошел и поцеловал Бирда, и вскоре американцы перебрались на корабль.
Бирд и тут отказался дать журналистам какие-нибудь сведения о своем полете, и только когда его собственные телеграммы пошли в Европу и Америку, он рассказал нам, что он благополучно пролетел до полюса, сделал над полюсом круг, вернулся обратно, совершив полет в четырнадцать с половиной часов.
Мы вернулись в столовую в несколько пониженном настроении. Особенно это чувствовалось по лицу Нобиле, он даже стал несколько раздражительным. Это и понятно. Для Амундсена, кроме открытия полюса, оставалась еще возможность первых научных изысканий на этой замечательной точке земной поверхности и предстояла великая задача первому пролететь из Европы в Америку над северной ледяной пустыней. Для Нобиле же полет Бирда был более сильным ударом. «Норвегия» должна была доказать, что такие задачи, как полет на полюс, под силу только дирижаблям. Но вот внезапно аэроплан — соперник дирижабля — совершил великий перелет до полюса и обратно.
Амундсен улетает
Еще громче застучали молотки в зеленом эллинге, а вскоре зашумели приведенные в порядок моторы. Погода стояла все время благоприятная для перелета. Капризный Шпицберген изменил себе. Правда, метеорологические сводки мы имели только с юга, но все заставляло предполагать, что на севере установилась надолго хорошая погода и все благоприятствует перелету.
В понедельник 10 мая было решено, что «Норвегия» вылетит ночью, когда солнце все-таки ниже и не так действует на оболочку дирижабля. Все было готово к отлету, но вечером разразился шквал, и отлет пришлось отложить на неопределенное время. Шквал утих так же быстро, как и налетел, и тогда решено было, что полет состоится утром. Нобиле настаивал на отлете не позже четырех-пяти часов утра, для того чтобы использовать хоть утренние часы, но сборы затянулись.
«Норвегия» отлетела в десять часов утра 11 мая 1926 года.
Последнюю ночь на острове почти никто не спал. Шли последние приготовления. Для многих решался вопрос, полетят ли они дальше или нет. Дело в том, что нас прилетело на Шпицберген девятнадцать человек, на Шпицбергене ждали Амундсен и Эльсворт. Дальше же лететь могли только шестнадцать или семнадцать человек, что зависело от последних измерений подъемной силы дирижабля. Список летевших вскоре выяснился. Он состоял из шестнадцати человек. Летели: Амундсен и Эльсворт, капитан корабля Нобиле, лейтенанты Ларсен, Омдаль и Хорген, старый сподвижник Амундсена капитан Биспинг, механики Чечони, Ардуино, Каратти, Полилла и Александрини, метеоролог Мальмгрен, журналист Рамм и радиотелеграфисты Готвальд и Джонсон. Русский телеграфист, помор Олонкин, постоянный спутник Амундсена, вынужден был остаться по причине болезни уха. Его заменил радиотелеграфист станции Кингсбэй — Джонсон. Лейтенант Амундсен, племянник Роальда Амундсена, был сначала зачислен в списки и даже перенес свои вещи на корабль, но утечка газа на солнце лишила его места и права на полет в последнюю минуту. Огорчению бедняги не было предела…
Солнце уже стояло высоко. Ярким, режущим глаз серебром блестели бесконечные снежные поля; синей полосой выходила в море бухта, и только на горизонте стояла темная полоса тумана.
Путь на север шел над бухтой к выходу в океан, и «Норвегия» на наших глазах медленно пошла по направлению к морю над мачтами радиостанции, сопровождаемая маленьким черненьким пятнышком — аэропланом Бирда.
Все меньше и меньше становятся серое пятно и черная точка. Вот уже точки не видно, и пятно «Норге» — как воробей. Уже не видно ничего, но мы все еще стоим на снежном холме у поселка. Итальянцы, норвежцы, американцы, русские и немцы — все, вероятно, думают об одном и том же: что ждет смелых путешественников в огромной ледяной пустыне, раскинувшейся на многие тысячи верст?
Больше я не видел никого из членов экспедиции. Я узнал обо всех их приключениях уже из газет. Сам я через три дня уехал со Шпицбергена и через Норвегию и Швецию вернулся домой, в Ленинград.
Первая часть перелета со Шпицбергена к полюсу прошла очень удачно. Все так же дул попутный ветер, сильно увеличивавший скорость дирижабля и позволявший сберечь горючее. «Норвегия» полчаса шла вдоль западного берега Шпицбергена, сиявшего на солнце своими снегами и льдами, а потом взят был курс прямо на полюс. От Кингсбэя до полюса около полутора тысяч километров. Экспедиция полагала, что это расстояние воздушный корабль может покрыть при благоприятных условиях в пятнадцать-двадцать часов. Если же встретится противный ветер или какие-нибудь другие препятствия, вроде порчи мотора, то число летных часов может увеличиться даже вдвое.
Лететь приходилось на этот раз в еще более трудных и неудобных условиях, чем между Ленинградом и Шпицбергеном. Правда, на борту «Норге» теперь уже было только шестнадцать человек вместо девятнадцати, но теснота увеличилась. Люди в тяжелых и толстых полярных костюмах, с целым ворохом запасных теплых сапог, рукавиц, шуб и белья, занимали гораздо больше места. Затем на борту оказалось много предметов, которых до сих пор не было. Здесь и «пемикан» — особая полярная пища, изобретенная самим Амундсеном. Для ее приготовления берут мясо, жир и зелень и три раза мелют и варят, пока не получается порошок, который вновь варят и перетирают. Полученный продукт кладут в консервные коробки, и им питаются полярные путешественники. Он лучше всякой другой пищи на севере, потому что очень питателен, занимает немного места и легок на вес. К сожалению, он достаточно невкусен, и долго питаться «пемиканом» чрезвычайно тяжело. Всего запас провизии взят был на пять-десять суток. Повсюду висят термосы с горячим кофе, смешанным с коньяком, тут же снаряжения для полярных полей, походные лодки и т. д., и т. д. Каюта набита до отказа, на каждой фермочке в длинном коридоре висит какой-нибудь тючок с предметами, необходимыми на случай спуска на льды.
Севернее Шпицбергена море затянулось полярными льдами. Скоро исчезают последние пики Шпицбергена, и, насколько хватает глаз, во все стороны видно только ледяное поле, ровное, как пустыня. Лед изборожден трещинами. Кое-где пятнышками синеют полыньи. Это следы весны. Скоро произойдет передвижка льда, и медленной массой все эти ледяные глыбы двинутся на север.
Для многих путешественников — во всяком случае, для всех норвежцев — это знакомая картина. Ларсен, Амундсен и Эльсворт уже видели эту картину в 1925 году с высоты, пролетая к полюсу на двух гидропланах.
Только итальянцы смотрят с любопытством на эту ледяную пустыню.
Кое-кто из путешественников мечтательно глядит вперед сквозь чистые стекла окон кабины и думает, что он совершает чудесное путешествие над освещенными солнцем льдами в замечательном воздушном экспрессе, который мчится вперед со скоростью ста километров в час. Солнце, хорошие шубы и кофе с коньяком согревают путешественников, и в первый день, пока еще есть яйца, пирожки и бутерброды, взятые в Кингсбэе, им не приходится прибегать к невкусному «пемикану» и сухому молоку.
Первые триста-четыреста километров путешественники наблюдали на льдах медведей и тюленей, но вот за восемьдесят четвертым градусом все живое исчезает. Ни одной точки не найти на белом фоне снежного поля, и только черная тень дирижабля движется внизу по замерзшей снежной равнине.
«Норвегия» над полюсом
Вот уже восемьдесят восьмой градус. Дальше, кроме Бирда, не забирался ни один человек. Но и сейчас можно сказать, что здесь не ступала человеческая нога. До сих пор «Норге» летела на высоте четырехсот-пятисот метров, но вот впереди поднимается туман, и дирижабль, для того чтобы не попасть в мокрое облако, поднимается на шестьсот метров. Этого оказывается мало, и «Норге» берет высоту в тысячу метров.
Туман неровный, местами разорванный, местами с просветами, и путешественники время от времени
