— Так где же?
— У Арсена Люпена.
— У Арсена Люпена? Такое предположение равнозначно признанию его участия в краже.
— Я это допускаю. Более того, абсолютно уверен, что так и было.
— Послушайте, Ганимар, это же чушь какая-то. Арсен Люпен сидит в тюрьме.
— Арсен Люпен в тюрьме, допустим. За ним следят, согласен с вами. Но будь у него кандалы на ногах, веревки на руках и кляп во рту, я и тогда не изменил бы своего мнения.
— Но почему вы так упорно стоите на своем?
— Потому что один только Арсен Люпен способен разработать операцию такого размаха и провести ее так, чтобы она удалась… и удалась настолько, насколько… удалась.
— Это только слова, Ганимар!
— Не слова, а реальность. Ну так вот, надо прекратить поиски подземелья, вращающихся на оси камней и всякой другой чепухи того же порядка. Наш герой не пользуется такими устаревшими приемами. Он человек современный или, скорее, человек будущего.
— И что же вы намерены предпринять?
— Я намерен испросить у вас разрешения провести с ним час.
— В его камере?
— На обратном пути из Америки у нас сложились прекрасные отношения, и осмелюсь доложить, преступник питает теперь некоторую симпатию к тому, кто сумел его арестовать. Если он сможет разъяснить мне что-то, не выдавая себя, он сделает это без колебаний, дабы избавить меня от бессмысленного путешествия.
Почти сразу после полудня Ганимара впустили в камеру к Арсену Люпену. Вытянувшийся на кровати узник приподнял голову и радостно воскликнул:
— О! Вот это настоящий сюрприз. Вы здесь, мой дорогой Ганимар!
— Он самый.
— Я многого желал в избранном мною уединении… но ничего так страстно не хотелось мне, как увидеть вас здесь.
— Вы слишком любезны.
— О нет, нет, я испытываю к вам глубочайшее уважение.
— Я этим горжусь.
— А я всегда говорил: Ганимар — наш лучший сыщик. Он почти не уступает, — заметьте, как я откровенен! — он почти не уступает Шерлоку Холмсу. О, я искренне сожалею, что не могу предложить вам ничего, кроме этой табуретки. И никакого напитка! Даже пива! Извините меня, ведь это мое временное пристанище.
Ганимар улыбнулся и присел, а заключенный, обрадованный тем, что может поговорить, продолжал:
— Бог ты мой, как же приятно обратить свой взор на лицо порядочного человека! Мне так надоели рожи этих агентов и фискалов, которые по десять раз в день обшаривают мои карманы и эту скромную камеру, дабы удостовериться, что я не собираюсь бежать. Черт возьми, как же дорожит мною правительство!..
— И оно право.
— Ну что вы! Я был бы так счастлив, если б мне позволили жить в моей тихой обители!
— За счет других.
— Вы полагаете? Но это было бы так просто. Однако я заболтался, говорю глупости, а вы, наверное, торопитесь. Перейдем к делу, Ганимар! Чему я обязан честью вашего посещения?
— Делу Каорна, — без обиняков выпалил Ганимар.
— Стоп! Секундочку… У меня ведь столько этих дел! Прежде всего надо покопаться в памяти и найти досье по делу Каорна… А! Вот оно, нашел. Дело Каорна, замок Малаки, нижняя Сена… Два Рубенса, один Ватто и несколько незначащих вещей.
— Незначащих!
— О! Право же, особой ценности все это не представляет. Бывают вещи и получше! Но достаточно того, что это дело интересует вас… Итак, говорите, Ганимар!
— Надо ли рассказывать, как идет следствие?
— Незачем. Я прочел утренние газеты. И даже позволю себе заметить, что вы продвигаетесь довольно медленно.
— Именно по этой причине я и рассчитываю на вашу любезную помощь.
— Весь к вашим услугам.
— Прежде всего вопрос: вы действительно руководили операцией?
— От А до Я.
— Письменное уведомление? Телеграмма?
— От вашего покорного слуги. У меня даже где-то сохранились квитанции.
Арсен выдвинул ящик маленького столика из светлого дерева, вместе с кроватью и табуреткой составлявшего всю обстановку в камере, достал оттуда два клочка бумаги и протянул их Ганимару.
— Черт знает что, — воскликнул тот, — я полагал, что с вас не спускают глаз и чуть что — тщательно обыскивают. А вы читаете газеты, получаете почтовые квитанции…
— Ну и что! Эти люди так глупы! Они отпарывают подкладку моего пиджака, осматривают подошвы моих туфель, простукивают стены этой комнаты, но ни одному из них не приходит в голову, что Арсен Люпен не так прост и не станет ничего прятать в столь незатейливые тайники. Именно на это я и рассчитывал.
Рассмеявшись, Ганимар воскликнул:
— Ну и забавный же вы человек! Просто поразительно. Ну хорошо, расскажите мне всю эту историю.
— О-о! Как вы стремительны! Приобщить вас ко всем моим тайнам… открыть вам все мои маленькие хитрости… Это очень серьезно.
— Так я напрасно рассчитывал на вашу любезность?
— Нет, Ганимар, и если вы настаиваете…
Арсен Люпен два-три раза прошелся по камере, затем остановился и спросил:
— Что вы думаете о моем письме к барону?
— Полагаю, вы хотели развлечься, слегка эпатировать публику.
— О! Какое там эпатировать публику! Честно говоря, Ганимар, вы мне казались более прозорливым. Стану я, Арсен Люпен, тратить время на такие детские шалости! Ну зачем мне было писать это письмо, если бы я мог обчистить барона без этого? Поймите же вы, и другие тоже, что это письмо — необходимая отправная точка, рычаг, пустивший в ход весь механизм. Давайте пойдем по порядку и подготовим вместе, если желаете, ограбление Малаки.
— Слушаю вас.
— Итак, предположим, существует накрепко запертый, забаррикадированный замок, подобный замку барона Каорна. Мог ли я выйти из игры и отказаться от сокровищ, которых страстно желаю, по той причине, что замок, где они находятся, неприступен?
— Конечно, нет.
— Стал бы я, как в прежние времена, штурмовать его, возглавив отряд авантюристов?
— Ребячество!
— Пытался бы я хитростью проникнуть внутрь?
— Невозможно.
— Остается один-единственный, на мой взгляд, способ: устроить так, чтобы хозяин упомянутого замка сам пригласил меня к себе.
— Способ оригинальный.
— И какой простой! Предположим, что в один прекрасный день хозяин получает письмо, предупреждающее его о том, какую сеть плетет вокруг него некий Арсен Люпен, знаменитый грабитель. Как поступит хозяин?
— Напишет письмо прокурору…
— …который посмеется над ним, потому что названный Люпен в настоящее время находится в тюрьме.
