-- Раб, соглашайся со мной!
-- Да, господин мой, да!
-- Я желаю построить дом, я хочу завести семью.
-- Заведи, господин мой, заведи! Кто строит дом, оставляет по себе добрую память.
-- Нет, не желаю я заводить семью!
-- Не заводи, господин мой, не заводи! Семья - что скрипучая дверь, петля ей имя, из детей - треть здоровых, две трети убогих родятся!
-- Так создать мне семью?
-- Не создавай! Строящий свой дом отцовский дом разрушает!
Диалог о благе.
Он долго бродил по берегу, шепча горячие молитвы и вглядываясь в безоблачное небо. Но львиноголовый орёл не появлялся. В конце концов Гильгамешу пришлось смириться с тем, что божественный посланец бросил его. Не желая верить в это, он ещё некоторое время смотрел вдаль, потом грустно повернулся и побрёл в лес. Горечь переполняла его. Ему хотелось встать лицом к солнцу и закричать что есть силы: 'Где же твоя помощь? Отчего ты не поддержишь меня в беде?'. Но вместо этого он ругался сквозь зубы и яростно продирался сквозь колючий терновник. Внезапно лес кончился. Гильгамеш остановился как вкопанный и в изумлении уставился перед собой. То, что он считал лесом, оказалось жалкой рощицей, притиснутой к морю каменистой пустыней. За спиной его шумели пальмы, волнуемые морским бризом, стрекотали птицы, перелетая с лианы на лиану, звенела крыльями мошкара, а впереди тянулась бесконечная мёртвая степь. Ошарашенный этим фактом, Гильгамеш задумался. Он не знал, что предпринять. Идти через пустыню было нельзя - он мгновенно умер бы от жажды. Но оставаться на берегу, рискуя быть загрызенным кровососущими насекомыми, тоже не имело смысла. Раздираемый противоречиями, он плутал меж деревьев, пока неожиданно не наткнулся на источник. Открытие это несказанно обрадовало его. Он быстро отцепил от пояса небольшой бурдючок из бараньей шерсти и наполнил его водой. Затем подставил руки под ледяную струю, напился и умыл запылённое лицо. Свежая прохлада внесла некоторую ясность в его смятённые мысли. Успокоившись, он сел под дерево и прикрыл глаза, отдыхая от жары. Внезапно до его слуха донесся звук песни. Немолодой натруженный голос однообразно гудел под нос незамысловатые слова, постепенно приближаясь к Гильгамешу. Вождь вскочил и бросился навстречу певцу. Выскочив на опушку, он увидел едущего на осле старика. Судя по одежде и измождённому виду, это был коробейник, промышляющий всякой мелочью в отдалённых деревушках - за ним на поводке брёл другой осёл, тащивший на спине два больших узла. Увидев Гильгамеша, старик оборвал свою песню и остановился.
-- Привет тебе, уважаемый старец, - сказал вождь. - Дозволь спросить, куда ты направляешься?
-- В Эриду, - ответил путник, помедлив.
Гильгамеш изумлённо раскрыл глаза.
-- Значит, я в стране черноголовых? Вот странность!
-- Отчего ж? - настороженно вопросил старик.
-- Уж много дней хожу я по свету и не думал, что так скоро окажусь на земле предков. Скажи мне, почтенный странник, а далеко ли отсюда до великой обители Энки?
-- Полдня пути.
-- Как хорошо! Не позволишь ли мне присоединиться к твоему маленькому каравану? Клянусь, я не причиню вреда ни тебе, ни твоим славным ослам.
-- Что ж, садись, - милостиво согласился торговец, покосившись на его нож. - Вместе ехать будет веселее.
Гильгамеш взгромоздился на второго осла, и они двинулись в путь. Дорога их пролегала через песчаные барханы и солончаки. Над растрескавшейся землёй дрожал знойный воздух. Ветер доносил с моря слабый запах солёной влаги и водорослей. Над головой, исторгая громкие стоны, носились чайки. Иногда дорогу перебегали вараны. Они на миг замирали, вглядываясь в путников, затем стремглав исчезали в песках. Торговец бормотал что-то, разговаривая сам с собой, затягивал заунывную песню и, не доведя её до конца, засыпал. Пробудившись, опять начинал безостановочно бубнить, препираясь с кем-то, затем вдруг замолкал и опять принимался негромко петь. За всё время пути он так и не поинтересовался у Гильгамеша, как его зовут и что он делает в пустыне. Видно, постоянное одиночество научило его быть нелюбопытным. А может, он принимал вождя за лихого человека и не отваживался донимать его беседой. Так или иначе до самого Эриду они не промолвили ни слова.
Когда на горизонте показались верхушки храмовых башен города, вождь подъехал к старику и сказал:
-- Ты выручил меня из беды, почтенный старец. Я хочу отплатить тебе добром за добро. Возьми мой нож - он сделан из меди и стоит дороже, чем весь твой товар.
-- Благодарю тебя, незнакомец. Щедрость твоя обнаруживает в тебе достойного человека. Могу ли я узнать твоё имя?
-- Я - Гильгамеш, владыка Урука, города воинов и мастеров. Если судьба занесёт тебя к нам - загляни в Дом неба, там всегда тебя будет ждать стол и кров.
Торговец недоверчиво посмотрел на вождя.
-- Я вижу, ты шутник, незнакомец, - с обидой проговорил он. - Что ж, я тоже не прочь пошутить. Весёлая острота сокращает путь.
Гильгамеш захохотал и хлопнул старика по плечу.
-- Ни слова лжи нет в моих речах. Ты сам убедишься в этом, коль посетишь наш славный город. Теперь же прощай. Я покидаю тебя.
Он пожелал торговцу всех благ, отдал ему свой последний нож, и, соскочив с осла, бодрой походкой направился на север. До Урука ему оставалось сделать два перехода.
Он шёл без остановки целый день. Когда его одолевал голод, он залезал на пальму и срывал финики. Когда ему хотелось пить, он утолял жажду из ручьёв и колодцев. Места потянулись обжитые, то и дело попадались поселения земледельцев и воинские заставы. Мелкие речушки он переходил вброд, каналы переплывал. Ближе к вечеру он достиг Евфрата. Завидев издали его голубую гладь, Гильгамеш перешёл на бег, пронёсся через конопляное поле и, с разгона врезавшись в водную стихию, упал на колени. Никогда ещё прикосновение к реке не вызывало у него такого неописуемого наслаждения. Казалось, сама природа-мать приняла его в свои объятия и стала нежно ласкать, радуясь долгожданной встрече. Полный восторга, Гильгамеш опустил голову в воду, чтобы богиня реки омыла своим прохладным дыханием его разгорячённое лицо. Поднятые со дна песчинки ила хороводом закружились вокруг него. Сотни мальков прыснули в разные стороны, испугавшись нежданного пришельца. Невесомые водомерки закачались на волнах, укоризненно поглядывая на большое и грязное существо, замутившее кристальную прозрачность реки. Счастье охватило Гильгамеша. Вытащив голову из воды, он с наслаждением втянул в себя сырой воздух. Напряжение уходило из его одеревеневшего тела, тяжкие воспоминания блекли, сменяясь новыми надеждами. Вождь нехотя поднялся, вышел на берег и снял с себя одежду. Затем поднял руки и с громким воплем бухнулся обратно в реку. Одним махом он выгреб на середину Евфрата, перевернулся на спину. Здесь течение подхватило его и понесло. Волны то и дело накатывались на его лицо, вода заливалась в уши, солнце слепило глаза, но всё это были пустяки в сравнении с неповторимым блаженством, затопившим его. Впервые с начала своего путешествия он погрузился в полную безмятежность. Мягко поводя ладонями и чуть заметно подгребая ногами, он слушал звонкое пение птиц, шум листвы на деревьях, оживлённый говор людей, идущих по дороге. Всё это сливалось для него в чудесную музыку. Проплыв в совершенной расслабленности пару верёвок, он встрепенулся и погрёб обратно. Сильное течение норовило снести его к середине реки, но Гильгамеш справился с ним.
