Дима повернулся к Максу, у которого был такой вид, как будто внезапно наступил Новый год и к нему явился Дед Мороз.
— Ты нас не видел, ясно?
— Мы что, похожи на стукачей?
— Извини, не хотел обидеть.
— Ничего. Будьте осторожны. И вот еще, возьми. — Он открыл ящик. — Может пригодиться.
Он протянул Диме моток толстого кабеля.
64
У дверей стояли двое военных полицейских. «Напрасно тратите время», — подумал Блэкберн. Он едва держался на ногах и уж тем более не в силах был бежать, но ему все равно сковали ноги. Теперь он был заключенным — возможно, навсегда.
К Эндрюсу и Дершовицу присоединился третий человек — в боевой форме и футболке с Брюсом Спрингстином.[17] Блэкберну его не представили, но другие называли его Уэс. Он принес с собой небольшой ноутбук с экраном высокого разрешения.
Они в третий раз просматривали снимки со спутника и смонтированное из них видео. На снимках был изображен особняк и выход из туннеля, и с каждым разом Уэс увеличивал его все сильнее. И изображение, вместо того чтобы становиться размытым, делалось все четче.
— Так, смотрите, наши сурки опять вылезают из норы.
Уэс говорил как ковбой, с протяжным техасским акцентом, странно звучавшим в душном сарайчике, набитом потными людьми. Они просмотрели видео по новой. Сначала из туннеля вышел Дима, осмотрел гору, повернулся к двери, жестом поманил кого-то. Затем появился Блэкберн, закрывая глаза рукой от ослепительного солнечного света. Дима поднес к уху телефон.
— Левша. Интересно.
Двое других вопросительно взглянули на Уэса.
— В этих местах левой рукой только задницу подтирают.
Он промотал вперед спуск Димы и Блэкберна к остаткам сарая, укрытым камуфляжной сеткой.
— Как трогательно: прикрыли машину сеткой, как будто мы ее не разглядим.
Все трое умудрились выдавить улыбки.
На экране крупным планом появилось изображение Владимира и Кролля.
— Что-то они не спешат бросаться тебе на шею. Наверное, наш Дуфус говорит что-то типа: «Кого ты вытащил из этого коридора, парень? Мне вот кажется, что ты добыл себе американского морпеха».
Дима, быстро жестикулируя, объяснял:
— А Гуфи,[18] по-моему, отвечает: «Как же! Это предатель. Никакой это не американский морпех. На самом деле он даже не человек. Это же просто пес».
Уэс покосился на Блэкберна и довольно рассмеялся над собственной шуточкой.
— Да уж, нам сейчас столько всяких уродов попадается, работы невпроворот.
Он снова посмотрел на экран и покачал головой:
— Итак, сержант Блэкберн. Ты, конечно, если хочешь, можешь хранить молчание. Не уверен, что именно это тебе даст, потому что мои люди будут анализировать это видео до тех пор, пока мы точно не выясним, что ты там говорил.
У Блэкберна снова все перевернулось внутри, хотя его желудок был практически пуст. Он ничего не ел и не пил шесть часов.
Уэс закрыл ноутбук. Другие двое откинулись на спинки стульев. Дершовиц вытащил из носа козявку и принялся ее рассматривать.
— Какой позор, сержант Блэкберн, — произнес он. — Столько денег потрачено на твое обучение. Ты сын рядового Майкла Блэкберна, морпеха и ветерана вьетнамской войны, внук лейтенанта Джорджа Блэкберна, героя Второй мировой, из семьи приличных людей, посвятивших жизнь службе своей стране. Так что же произошло, Генри? Когда это началось?
65
— Как приятно снова оказаться на твердой земле, вернуться в Россию-матушку, — произнес Кролль.
Одной рукой он держал руль, другой сжимал банку кока-колы. Они проехали уже пятьсот километров, оставалось еще полторы тысячи.
— Знаешь, мне кажется, эти «мерседесы W220» — мои любимые. Ну или, может быть, «W126». А тот, который был между ними, мне не особенно нравится — ну, знаешь, на котором принцесса Ди…
Дима протянул руку и зажал ему рот:
— У меня есть две просьбы, дружище. Первая: помолчи. Вторая: сегодня или завтра тебе придется лететь в Париж, так что не настраивайся на Россию-матушку. Следи за дорогой и смотри не попадись полиции. Если увидят азербайджанские номера, еще подумают, что мы торговцы людьми.
Настало время Диме звонить в Париж. Россен сразу взял трубку. Дима попытался представить себе, где он сейчас: наверняка сидит за своим любимым столиком в «Кафе дез Артист» в Марэ, зажав между пальцами самокрутку, перед ним разложены «Пари матч» и «Экономист» — он был человеком разносторонних интересов.
— Bonjour. C’est Mayakovsky.[19]
Ему показалось, что он расслышал звон бьющейся кофейной чашки.
— Простите, это имя мне незнакомо.
— Хватит дурака валять, Россен.
Тот вздохнул:
— Твоя страшная русская рожа висит на всех полицейских сайтах и сайтах служб безопасности. По- видимому, ты украл какую-то бомбу и решил начать третью мировую войну — главным образом для того, чтобы опозорить Россию.
Дима постарался говорить пренебрежительным тоном:
— Небольшая ошибка вышла. На самом деле все это сотворил один наш с тобой старый друг.
— Кто именно?
— Если ты стоишь, то сядь. Это Соломон.
Он ожидал молчания. Это имя обычно вызывало молчание.
— До свидания, Дима.
— Погоди! Выслушай меня до конца.
— Я в отставке.
— Ты не можешь себе позволить уйти в отставку. Никто из нас не может.
— Я только что это сделал — полминуты назад.
— Прошу тебя о последнем одолжении, ради нашей старой дружбы. Ты никогда больше обо мне не услышишь. Обещаю, клянусь могилой матери.
— Твоя мать умерла в лагере. У нее нет могилы.
— Хоть кое-какую информацию. Денек наружного наблюдения. И больше ничего.
— Соломон мертв. Мы все это знаем.