рассматривались как идущие для невоюющей страны. Норвежский тюлений промысел и ловля наваги в Северном Ледовитом океане, шедший на 9/10 в пользу Англии, считался неприкосновенным даже и в запрещенных зонах (приказ № 114 от 1 июня 1917 г.). С 13 июня[8] был допущен свободный вывоз датской рыбы в Англию. Голландским и испанским рыбакам отвели свободные районы в запрещенной зоне, хотя мы сами имели от первых минимальную пользу, а от вторых никакой (20 июня и 10 августа 1917 г.). Аргентинские суда не топились вовсе, что при вывозе зерна из этой страны облегчало положение наших врагов (23 августа 1917 г.). 12 декабря мы расширили свободную зону голландскому рыболовству. После введения пропусков (с визой германских консулов) шведские купцы, как с таковыми, так и без них плавали беспрепятственно (28 мая 1918 г.). При уничтожении испанских судов, лодкам предписывалась особая предупредительность и, как обязательство, спасение экипажа (5 марта 1918 г.). Грузы в Швейцарию пропускались даже на судах воюющих наций, не носивших надписи «Швейцария» (18 апреля 1918 г.), уступка нерациональная и рассматриваемая враждебной прессой как успех Антанты. Приведенными выше примерами далеко еще не исчерпывались все те отступления, необходимые по мнению «Вильгельмсштрассе», но подрывавшие основы неограниченной войны. Сюда же следует еще отнести пропуск английского тоннажа из шведских портов. Единственным театром военных действий, где работа лодок не была столь стеснена, как на остальных, было Средиземное море.
Из всего вышеизложенного с очевидностью выступает, как все уступки и льготы противоречили принципам подводной войны и невольно возникает вопрос, каким образом допускалось такое положение вещей. Основные причины к тому заключались, конечно, в желании сохранить дружественные отношения с нейтральными державами в надежде улучшить и укрепить при их помощи экономическое положение Германии. Нам кажется сомнительным, чтобы эти причины были достаточно веские для ослабления ведения войны, принимая во внимание, что в экономическом отношении сами нейтральные государства давно уже стояли под контролем и в подчинении Англии. Разумеется, все решения министерства иностранных дел и действия наших заграничных дипломатических представителей принимались и проводились в жизнь против воли и желаний морского командования; в большинстве случаев оно ставилось просто в известность о свершившихся фактах. Политика Германии этого периода войны была проникнута духом Бетмана Гольвега с его колебаниями, боязнью конфликтов и политикой примирения.
В противовес нашей дипломатии, военное командование всеми силами старалось усилить позицию лодок и крепче затянуть петлю, закинутую на шею Англии неограниченной подводной войной. Как только нейтральные державы несколько свыклись с неизбежностью существования подводной войны, лодки получили разрешение топить в запрещенных зонах и невооруженные коммерческие суда без каких-либо предупреждений, что до сего времени им не дозволялось (приказ № 89 от 27 февраля 1917 г.). По указаниям ставки, 28 февраля 1917 г. Северный Ледовитый океан был объявлен запрещенной зоной, что сильно повлияло на снабжение России военным снаряжением. Нейтральные купцы, плававшие в конвоях совместно с кораблями противника, были с 23 августа приравнены к последним.
С 19 ноября 1917 г. были расширены границы запрещенной зоны к западу от Англии, дабы воспрепятствовать прохождению зоны быстроходными кораблями за время одной зимней ночи; одновременно был установлен запретный район вокруг Азорских островов, так как противник избрал их одним из сборных пунктов конвоев. Нейтральная полоса с путями в Грецию на Средиземном море была отменена, вследствие перехода этой страны на сторону Антанты. 5 января 1918 г. район вокруг Дакара (западная Африка) был включен в запретный, так как этот порт, как и многие другие, например, Гибралтар, Галифакс, стал служить базой вооружения коммерческих судов и их сборным пунктом для отправки в Европу. Воздержание от установления запретной зоны у северо-американского побережья, после вступления в строй наших океанских подводных крейсеров, надо признать правильным, так как при их незначительном количестве блокада стала бы одной фикцией, не принося реальной пользы. Вообще надо сказать, что посылка в крейсерство к берегам Америки наших подводных крейсеров не соответствовала ни целям, ни средствам. Длительность переходов и капитальный ремонт после них весьма сокращали боевую деятельность этих лодок, а по результатам работы они сильно отставали от малых лодок, одновременно с этим требуя для обслуживания больше людей и денег.
При исследовании истории развития подводной войны следует отметить, что вскоре после объявления неограниченной подводной войны, Америка выступила на стороне наших врагов (апрель 1917 г.) и тем самым прекратился обмен бесконечных нот; к сожалению не надолго, и к концу войны вновь начался период дипломатических поражений, когда наше новое правительство понадеялось при помощи Вильсона добиться удовлетворительного мира. Нас эти унизительные переговоры могут интересовать постолько, посколько они касаются подводной войны.
9 января 1918 г. Вильсон прочел в парламенте свои знаменитые 14 пунктов мирной программы, из которых лишь один (пункт 8) — возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии был мало приемлем германскому народу. Эта программа, ничем не связывавшая Антанту, содержала также пояснение Вильсона, что он не стремится к изменению государственного строя Германии, а преследует исключительно цели восстановления справедливости для всех народов и наций. В Германии программа прямо-таки убийственно повлияла на волю народа к продолжению войны и его сопротивляемость. Нам кажется, что на это президент как раз и рассчитывал, так как вынесенная резолюция о мире в рейхстаге в 1917 г. и многие другие события в Германии укрепили его мнение в том, что широкие массы немецкого народа конечно пойдут на приманку; к сожалению он не ошибся. Все слои населения Германии прониклись убеждением, что перечисленные 14 пунктов — основные требования наших врагов, а так как они более или менее приемлемы, то теперь правительство должно идти навстречу и заключить мир.
Предложение Америки послужило основным толчком к ослаблению нашего сопротивления и в первую очередь к прекращению подводной войны.
5 октября 1918 г. правительство Макса Баденского, сменившего 3 октября канцлера графа Хертлинга, обратилось к Вильсону с просьбой стать посредником мира на основе его программы и с этого периода следуют быстро одна за другой дипломатические победы президента. Перемирие было отклонено до тех пор, пока германские войска не очистят занятые ими районы Франции, на что немецкое правительство согласилось 12 октября. Тогда Вильсон ответил, что условия перемирия будут выработаны союзным командованием, но что основным препятствием к переговорам служит подводная война. Требование было вновь принято и 21 октября германское правительство оповестило Вильсона, что отныне лодкам запрещено топить пассажирские пароходы. Это означало полнейшую капитуляцию и несмотря на предостережение военного командования Германия пошла и на этот шаг, прося только Вильсона сообщить все его условия (25 октября).
Вернемся, однако, к подводной войне и судьбе, постигшей ее. Армейское и морское командования понимали, какую угрозу представляет собой такая война и что враги больше всего боятся наших подводных лодок, так как, несмотря на очищение Фландрии (29 сентября) и потерю баз в Средиземном море после развала Австрии, громадное большинство лодок из этих пунктов смогли вернуться в Германию и быть использованы для непосредственной блокады Англии, а на заседании в Кельне 1 октября представители нашей индустрии признали возможным увеличить постройку лодок и выполнить «большую программу» (программу Шеера). Опираясь на эти факты, военное руководство настаивало на том, чтобы подводная война не была вовсе прекращена, а только приостановлена на время перемирия и смогла бы служить козырем в руках нашего правительства при переговорах. Еще 17 октября такая линия поведения была признана правильной, но уже 19-го вновь отставлена и, несмотря на все телеграммы ставки и личную просьбу кайзера, 21 октября была отправлена вышеуказанная нота в Вашингтон. Обещание не топить пассажирские суда означало, конечно, полное прекращение подводной войны, и нашей дипломатии это не могло не быть известно. Устанавливать лодкам теперь, когда 90 % всех пароходов имели вооружение, какое судно пассажирское и какое нет, было бы сплошным абсурдом и при непременном условии избегать ошибок, невыполнимо. Бесцельной жертвой от 21 октября, не получив ничего взамен, мы выпустили из рук наше надежнейшее оружие и защиту. Практически на этом подводная война закончилась и подводные лодки имели возможность действовать против неприятеля лишь на их обратном пути на родину.
Отдел III
