Вскоре они вновь окажутся на месте ужасной сцены убийства!
– Я лишила жизни человека, – сдавленно прошептала она, когда экипаж приблизился к роковому повороту, – и никогда себе этого не прощу.
– А я никогда не простил бы, поступи вы иначе, – шутливо возразил Джордан. При свете зажженных фонарей кареты он увидел, как огромные зеленовато-голубые, полные слез глаза умоляюще смотрят на него, словно прося защиты и утешения. Джордан мгновенно отозвался на призыв и не задумываясь приподнял девушку и посадил себе на колени, как обиженного испуганного ребенка.
– Вы совершили мужественный поступок, – пробормотал он, зарывшись лицом в мягкие темные локоны.
Александра прерывисто вздохнула и покачала головой, бессознательно потираясь щекой о его грудь.
– Я вовсе не такая храбрая, просто очень испугалась, чтобы бежать, как всякий разумный человек.
Джордана, державшего в объятиях доверчивое дитя, неожиданно потрясла мысль о том, что когда- нибудь он вот так же будет прижимать к себе собственного ребенка. Было что-то бесконечно трогательное в этой девочке, прижавшейся к нему так безыскусно. Но, вспомнив, что милые маленькие девочки неизменно превращаются в капризных молодых дам, он постарался побыстрее отделаться от неуместных мыслей.
– Так почему на вас были эти ржавые доспехи? – снова поинтересовался он.
Александра рассказала о турнирах, ставших уже ритуалом в семье О'Тул, и Джордан не сдержал смеха при описании особенно забавных проделок.
– Разве нигде больше не бывает подобных состязаний? Только у нас в Моршеме? Я всегда считала, что люди повсюду одинаковы, хотя точно не знала, конечно! Я ни разу никуда не уезжала из Моршема…
Джордан на мгновение потерял дар речи. В его кругу любой был волен отправиться куда угодно. Неужели это умное, одаренное дитя не видело ни одного города, кроме этой забытой Богом крохотной деревушки?
Лицо девушки чуть светилось в полумраке, и Джордан заметил, что она наблюдает за ним скорее с дружелюбным интересом, чем с обычным почтительным ужасом, к которому он так привык. Неожиданно герцог позавидовал ничем не стесненным крестьянским ребятишкам, забавлявшимся турнирами. Как, должно быть, отличается их детство от детства маленьких аристократов, выросших среди гувернанток и наставников, в строгих рамках и правилах этикета! Им постоянно напоминали о необходимости вести себя как подобает высшим созданиям, которым выпало счастье родиться в богатых и знатных семьях. Но возможно, дети, появившиеся на свет в таких отдаленных местах, от природы гораздо лучше – бесхитростные, искренние и мужественные, совсем как Александра. Что, если эти маленькие крестьяне по- своему счастливы? Крестьяне?
До Джордана только сейчас дошло, что в правильной литературной речи этой девочки, ее безупречном произношении нет ничего от грубой крестьянки.
– Почему кучер обращается к вам «ваша светлость»? – поинтересовалась она, улыбаясь и лучась ямочками на щечках.
Джордан с трудом отвел глаза от соблазнительного зрелища.
– Именно так обычно обращаются к герцогам.
– Герцогам? – эхом откликнулась потрясенная Александра. Так, значит, этот красивый незнакомец, очевидно, вращается в другом, недосягаемом мире и вскоре исчезнет из ее жизни навсегда? – Вы в самом деле герцог?
– Увы, – кивнул Джордан, заметив ее помрачневшее личико. – Вы разочарованы?
– Немного, – окончательно добила его девушка. – А как вас называют в жизни? Кроме «ваша светлость», конечно.
– У меня по крайней мере дюжина имен, – ответил он, удивленный и несколько смущенный ее прямыми вопросами. – Большинство людей зовут меня Хоторном или Хоком. Близкие друзья называют Джордан.
– Прозвище Хок [2] вам идет, – заметила Александра, но с присущей ей сообразительностью уже пришла к выводам:
– Как считаете, эти двое напали на вас потому, что вы герцог? Я хочу сказать, они ужасно рисковали, останавливая вас так близко от гостиницы.
– Жадность иногда бывает самой сильной движущей силой риска, – покачал головой Джордан.
Александра согласно кивнула и тихо процитировала:
– «На свете не существует пожара более сильного, чем страсть, акулы более свирепой, чем ненависть, и урагана более опустошительного, чем жадность».
– Что вы сказали? – ошеломленно пробормотал Джордан.
– Это не я. Будда, – пояснила девушка.
– Я знаком с этим изречением, – откликнулся Джордан, с усилием взяв себя в руки. – Просто удивлен, что вы его знаете.
Заметив слабый свет, лившийся на дорогу из окон дома, стоявшего впереди, он предположил, что они наконец добрались до места.
– Александра, – поспешно и строго предупредил ее герцог, – вы никогда не должны испытывать чувство вины из-за того, что случилось сегодня. Поверьте, вы вели себя как настоящая героиня.
Она взглянула на Джордана с мягкой улыбкой, но, когда колеса экипажа загремели по изрытой выбоинами подъездной аллее большого обветшалого дома, внезапно воскликнула:
– О нет!
Сердце девушки упало при виде блестящего экипажа сквайра, запряженного породистой кобылкой. Она надеялась, что почтенное семейство уже распрощалось с матерью.
Кучер распахнул дверцу. Герцог соскочил на землю, но, когда Александра попыталась последовать за ним, Джордан подхватил ее на руки.
– Я могу идти, – запротестовала она, но, перехватив ленивую усмешку, затаила дыхание.
– Поверьте, любому мужчине моего роста и сложения было бы чрезвычайно стыдно сознавать, что его жизнь спасла такая малышка, пусть даже и в доспехах. Позвольте мне ради моего раненого самолюбия проявить возможно больше галантности.
– Хорошо, – покорно вздохнула Александра. – Кто я такая, чтобы окончательно раздавить самолюбие благородного герцога?
Но Джордан уже почти не слышал ее, разглядывая неухоженные газоны, окружающие дом, сломанные, полуоторванные ставни, висящие на одной петле, и прочие признаки жилища, крайне нуждающегося в ремонте. Такого он не ожидал – его глазам предстало старое, заброшенное, разваливающееся здание, обитатели которого, очевидно, не имели средств содержать его в порядке. Высвободив правую руку, он постучал в дверь, отмечая облупившуюся краску.
Видя, что никто не отвечает, Алекс робко пояснила:
– Боюсь, вам придется постучать громче. Видите ли, Пенроуз почти глух, но непомерная гордыня не позволяет ему в этом признаться.
– Пенроуз? – удивился Джордан. – Кто это?
– Наш дворецкий. После смерти папы пришлось уволить всех слуг, но Пенроуз и Филберт слишком старые и дряхлые, поэтому они остались здесь и согласились работать за еду и крышу над головой. Пенроуз, кроме того, готовит и помогает с уборкой.
– Как странно, – вырвалось у Джордана. В глазах, устремленных на него, светилось веселое любопытство.
– Что вы находите странным?
– Глухого дворецкого.
– В таком случае вы, конечно, посчитаете Филберта еще большей странностью.
– Сомневаюсь, – сухо ответствовал Джордан. – Кто это Филберт?
– Наш лакей.
– Осмелюсь спросить: в чем заключаются его хвори и немощи?
– Он близорук, – без обиняков объявила девушка, – настолько, что на прошлой неделе принял стену за дверь и уперся в нее лбом.
К своему ужасу, Джордан почувствовал, что сейчас расхохочется, и, пытаясь пощадить гордость Алекс,
