произойдет.
Застигнутая врасплох мечтательным голосом и непривычным спокойствием девушки, пребывавшей обычно в состоянии лихорадочной деятельности, Сара подозрительно уставилась на нее:
– И что же, по-вашему, должно случиться?
– Нечто чудесное! – объявила Александра, почти задрожав от непонятного восторга, и уже хотела добавить еще что-то, но громкий женский вопль, донесшийся из спальни дядюшки Монти и сопровождаемый стуком захлопнувшейся двери и шлепаньем босых ног, перебил ее на полуслове. Александра села и одним грациозным энергичным движением, гораздо больше соответствующим ее природе, чем дремотная неподвижность, сорвалась с постели – как раз в ту минуту, когда в спальню с разъяренным видом влетела Мэри, молодая крестьянская девушка, помогавшая Саре стирать белье.
– Клянусь, он треснул меня прямо по заднице! – вскричала Мэри, потирая вышеупомянутую часть тела, отличавшуюся немалыми размерами и пышностью, и обвиняющим жестом показала на комнату дядюшки Монти. – Никто не смеет такое вытворять со мной, никто! Я честная, порядочная девушка, да-да, и…
– В таком случае веди себя как порядочная девушка и придержи язык! – резко перебила ее Сара.
Александра вздохнула, вспомнив о многочисленных обязанностях хозяйки дома, мгновенно затмивших все мечты об ужине из сорока пяти блюд.
– Я сейчас же поговорю с дядей Монти, – пообещала она. – Уверена, он больше никогда не станет этого делать. – И, весело улыбаясь, предупредила:
– Не станет, конечно, если ты не будешь нагибаться в пределах его досягаемости. Сэр Монтегю… он… как бы это сказать… ценитель женской красоты, и когда у дамы такой округлый… э-э-э… зад… не может устоять перед искушением похлопать по нему, в точности как знаток лошадей при виде чистокровной кобылы.
Эти дипломатические речи польстили и одновременно немного успокоили разгневанную девицу. К тому же, несмотря на столь не подобающее джентльмену поведение, сэр Монтегю тем не менее был возведен в рыцарское достоинство самим королем.
Оставшись одна, Сара медленно обвела взглядом пустую комнату.
– Нечто чудесное! – фыркнула она, с тоской и горечью думая о семнадцатилетней девочке, пытавшейся без жалоб и упреков нести бремя находящегося в упадке хозяйства с помощью совершенно оглохшего престарелого дворецкого, слишком гордого, чтобы признаться в собственной глухоте, и полуслепого лакея. Выдержать милую семейку было столь же непосильной задачей. Двоюродный дедушка Алекс, сэр Монтегю Марш, которого все звали дядюшкой Монти, хотя и добродушный старик, весьма редко бывал трезвым; впрочем, он напивался ровно настолько, чтобы не обделить вниманием ни одной юбки. Миссис Лоренс, мать Александры, которая должна была взять в свои руки бразды правления после кончины мистера Лоренса, с радостью передоверила все обязанности дочери и стала самым тяжелым испытанием для девочки.
– Дядя Монти, – с легким укором начала Александра, грозя пальцем отцовскому дядюшке, приехавшему к ним жить два года назад, когда все остальные родственники от него отказались.
Дородный джентльмен сидел у камина перед почти угасшим пламенем: подагрическая нога заботливо покоится на стуле, выражение лица ангельски-невинное.
– Пришла отчитывать меня за девчонку? – пробормотал он, оглядывая ее злобными покрасневшими глазками. В это мгновение он был так похож на провинившегося ребенка, что Александра невольно улыбнулась.
– Да, – призналась она, – а заодно выяснить, где ты прячешь бутылку контрабандной мадеры, которую принес вчера твой друг мистер Уотерли.
Дядюшка Монти безуспешно попытался воспылать праведным негодованием:
– И кто, позвольте спросить, утверждает, что подобная бутылка находится а моей комнате?
Однако старик тут же осекся, искоса взглянув, как Александра быстро и привычно обыскивает все давно знакомые тайники – под подушкой дивана, под матрасом и в дымоходе. Заглянув в еще с полдюжины укромных местечек, девушка подошла к стулу и протянула руку.
– Немедленно отдай, дядюшка Монти.
– Что? – непонимающе переспросил он, неловко ерзая – из-под его обширного зада показалось горлышко бутылки.
Девушка, заметив это, весело хмыкнула:
– Бутылку мадеры, на которой ты восседаешь!
– Хочешь сказать – мое лекарство, – поправил ее Монти. – Доктор Битл велел мне пить мадеру в лечебных целях, когда заноет старая рана.
Алекс всмотрелась в налитые кровью глаза и розовые щеки, оценивая степень его опьянения с точностью, приобретенной двумя годами общения с бесшабашным, безрассудным, но милым и добрым стариком. Подступив ближе, она настоятельно повторила:
– Немедленно отдай, дядя. Мама ожидает к ужину сквайра с женой и хочет, чтобы ты тоже спустился. Нужно быть трезвым, как…
– Чтобы вынести эту чванную парочку, следует напиться до полусмерти! Говорю тебе, Алекс, меня от них лихорадит! Благочестие подобает святым, а святые – неподходящая компания для Мужчины из плоти и крови.
Но, видя, что девушка не отступает, старик покорно вздохнул, приподнялся и вытащил из-под себя полупустую бутылку.
– Вот и хорошо, – похвалила Александра, дружески похлопав его по плечу. – Если ты еще не уснешь к тому времени, когда я вернусь, мы сможем поиграть в вист и…
– Когда вернешься? – встревоженно охнул сэр Монтегю. – Не хочешь же ты сказать, что исчезнешь и оставишь меня одного с твоей мамашей и ее невыносимыми гостями?
– Я приглашена к Мэри Эллен, – весело пояснила Александра, направляясь к порогу и посылая родственнику воздушный поцелуй. Она захлопнула дверь под аккомпанемент рассерженного бормотания насчет «погибели от скуки» и «тоски смертной».
Девушка как раз проходила мимо материнской спальни, когда Фелисия Лоренс окликнула ее слабым, но повелительным голосом:
– Александра! Александра, это ты?
Кажется, мать опять сердится!
Алекс мысленно собралась и приготовилась к очередной стычке с матерью из-за Уилла Хелмсли. Расправив худенькие плечи, девушка ступила в комнату. Миссис Лоренс сидела перед туалетным столиком, одетая в старый заплатанный пеньюар, и хмурилась, глядя в зеркало. За эти три года прекрасное лицо Фелисии постарело на десять лет. Лукавые искорки, светившиеся в глазах, погасли, волосы цвета красного дерева поблекли, превратились в тускло-каштановые, тронутые сединой. Но Алекс знала: не столько скорбь, сколько гнев и боль – причины разительных перемен. Три недели спустя после того, как Джорджа Лоренса опустили в могилу, перед их домом остановился великолепный экипаж, из которого вышли члены «второй семьи» ее любимого отца – жена и дочь, с которыми тот прожил в Лондоне свыше двенадцати лет. Его законная семья влачила едва ли не нищенское существование в маленькой деревушке, тогда как незаконную он содержал в роскоши. Даже сейчас Алекс корчилась от боли при воспоминании о том ужасном дне, когда ей пришлось неожиданно столкнуться лицом к лицу со сводной сестрой, необыкновенно хорошенькой девочкой по имени Роуз. Но самый жестокий удар был нанесен Алекс, когда она увидела великолепный золотой медальон на белой шейке Роуз, подарок отца. Он подарил точно такой же Алекс, только ее был оловянным.
Все это вместе взятое яснее слов говорило о том, какого мнения придерживался Джордж Лоренс об Алекс и Фелисии.
Впрочем, в одном он обошелся одинаково с обеими семьями – оставил их без гроша.
Алекс пришлось ради матери схоронить глубоко в сердце боль предательства и попытаться вести себя как обычно, но печаль Фелисии обернулась яростью. Миссис Лоренс почти не выходила из своей комнаты, бережно лелея оскорбленные чувства и предоставляя девочке вести дела. Два с половиной года Фелисия не проявляла ни малейшего интереса ни к хозяйству, ни к скорбящей дочери и открывала рот лишь затем, чтобы пожаловаться на несправедливость судьбы и измену мужа.
Однако шесть месяцев назад миссис Лоренс поняла, что положение не настолько безнадежно, как она
