— Она работала притуалетной старухой.
— Что!?
— В общественном туалете она работала, на площади Славы. Убирала там, деньги за вход брала, туалетную бумагу продавала, если надо кому. Место там хорошее, даже мыло иногда покупали, а иногда и забывали что-нибудь. Или в парашу роняли. У одного однажды даже мобильник из кармана выпал, он и не заметил. Трубу забило, старая, когда расчищала, мобильник то и нашла. А Олигарх, когда мы переезжали, позвонил ее начальнику и сказал, что сегодня она на работу не выйдет, и вообще, она больше там работать не будет. Другого такого места моя старая никогда не найдет, как мы теперь жить будем — не представляю.
— Аня, а вы ей немного не поможете?
— Ага, держи внутренний карман шире! Я сама в долгах по самое нихочу, мне же квартиру отрабатывать надо. Да и на пожрать хоть что-то оставить.
— Олигарх, что вы скажите о переживаниях пионэрки.
— Гордые они. Неподкупные. Бабка ее, Богатырёшкина Анастасия Аполлинарьевна, заявила мне, что она уже не в том возрасте, чтобы находиться на содержании у мужчины. Рыжая замуж за меня пойти отказалась категорически. Согласна со мной спать только за деньги. И то, пока не отработает за квартиру, а потом она обещала поглядеть.
— Аня, и как долго вы должны квартиру отрабатывать? — Четыре с половиной года, я посчитала. Это если без выходных работать, но и без сверхурочных.
— Полных шесть лет пахать будешь.
— Олигарх, почему шесть? Мы же вместе с тобой считали!
— Считал я, ты считать не умеешь. А я забыл посчитал, сколько ты мне за крышу платить будешь. Крышевать то тебя должен кто-то?
— Ну да, в принципе.
— Вот я и буду тебя крышевать. А с крышеванием все шесть лет как одна копейка.
— Да-а, типа эпическое полотно. Трагедия рыжего ребёнка в период невиданных катаклизмов. Вы молодец Олигарх, своего не упускаете.
— Все по закону. Рыжая даже договор составила и собственнопальцево напечатала в двух экземплярах. Один экземпляр у меня, а второй Анастасия Аполлинарьевна взяла.
— Нет слов. Сентиментально. Мило и мерзко. Эта история по своей элегантности ни с чем не сравнима. Если бы я слушал ее пьяный, то заплакал бы обязательно. Размазывая мозолистой пятерней по небритой харе слезы.
— Я чувствую, что из-за этой истории я поседею раньше времени, но выхода другого нет. Наша комната совсем сырая была, штукатурка сыпалась. Мне то ничего, а моя старая в кашле уже заходится, сколько она там протянуть могла? Это еще мне повезло, честно сказать, что Олигарх подвернулся.
— А что сам Олигарх говорит по этому поводу?
— Говорит что-то, но впечатление тягостное от самого словесного набора. В любви признается. Говорит, что если я от него замуж не пойду, то он вскоре умрет от венерических болезней. Обещает немедленно мои стихи включить в школьную программу всех школ сковской области. Гарантирует честным словом рэкетира, что все дети Скова будут их изучать и конспектировать. Мол, детишки будут читать и плакать. А потом учить наизусть! Обещал при составлении договоров не искажать русский письменный язык до степени непонятности. В общем, Шарль Перро нервно курит. Якоб и Вильгельм Гримм берут у автора автографы. Ганс Христиан Андерсен уходит в запой. Учитесь писать сказки, дяденька пожилой следователь. Перед вами живой классик этого жанра.
— Рыжая вам еще не все сказала. Я, вместе с ее бабушкой, Анастасией Аполлинарьевной, буду издавать литературный журнал «Недуги Наши». Анастасия Аполлинарьевна любезно согласилась взвалить на свои плечи многотрудную работу редактора и вести рубрику «Литературная критика». В первом номере журнала будет начата публикация моей неизвестной ранее работы под названием «Истоки и смысл русского киллеризма», в которой автор подробно разбирает внутренний мир среднероссийского наемного убийцы и, естественно, приходит к выводу об уникальности российских киллеров. Рыжая, я правильно излагаю свою мысль?
— Понятно, по крайней мере. Старая начала редактировать его «Истоки русского киллеризма». Эпохальное полотно, почти три миллиона печатных знаков, так чего там только не наворочено. К примеру, он пишет «жалким высером» в смысле «мелким бисером». Старую, когда она это прочитала, чуть Кондратий не схватил. Впрочем, и там есть отдельные проблески, вселяющие надежду. О годах своего отрочества, когда юный и неспелый Олигарх еще проживал со своей маменькой в коммунальной квартире с удобствами во дворе, он сообщает, что отравил её любимого мраморного дога, лишив матушку последних радостей секса. Но таких ярких мест там не много. А с рифмой «буй-хуй» автор вообще был отправлен в клуб юных пушкинцев. Старая аж белая стала, так кричала. Олигарх от страха в шорты наложил и обещал «тренировацца».
— Понимаю, понимаю. Непотребство Олигарх совершил ужасное. Но, под влиянием рыжих мегаспецов пятнадцати лет от роду, он постепенно выпрямиться. Тем более время есть — шесть лет.
— Последние пять с половиной лет эти пятнадцатилетние мегаспецы будут уже не рыжими, а седыми.
— Ну не так все грустно, Анечка, все еще утрясется. И потом у меня к вам просьба. Можно я немного поговорю с вашим другом Олигархом на отвлеченные от литературного процесса темы?
— Он мне не друг, он мой клиент.
— Большое спасибо, Анечка. Скажите, Олигарх, так что у нас с больными СПИДом проститутками?
— Район возле пристани от них полностью очищен.
— Большой спасибо. До свидания. И непременно кланяйтесь от моего имени Анастасии Аполлинарьевне.
Доза 5
— Зина, вы оформили приказ о поощрении Капитана?
— Почти закончила. Вам только осталось сказать, за что его поощряют, и через пять минут приказ повиснет на доске объявлений.
— То есть как? Благодаря им разработанной и блестяще проведенной операции был задержан главарь банды сутенеров, которая держит под своим контролем все организованную проституцию Скова. В районе пристани, по крайней мере. Я расцениваю это как большой успех. Собрано на него столько, что срок ему светит более чем солидный, и, когда он поймет, что от нар ему не открутиться, он начнет сливать информацию. А знает он так много, что тут только подставляй. Эта неоднозначная ситуация рождает смешанное чувство страха, наглости и ожидание чего-то несбыточного.
— Угу, например полное искоренение института продажной любви на панелях нашего города.
— Мне всегда нравились правильно думающие девушки, Зиночка.
— Бред сивой кобылы в ясную лунную ночь. Я вовсе так не думаю. Наоборот, я панически боюсь свирепо онанирующих подростков. И, когда такой хлипкий на мозги молодец, озверевший от безответной любви к слабому полу, толпой появляется на плохо освещенных улицах нашего города… Это меня пугает гораздо больше, и чем местный крестный отец Олигарх, и чем спортсмены Шпалы, и чем ныне пребывающий на нарах идейный глава сковских сутенеров. Ведь секс — это первое, что приходит в голову, когда рукам нечем заняться. Более того, по моему мнению, борьба с проституцией на практике является скрытая пропагандой педерастии. А проститутка сможет, наконец, подарить ему, потенциальному хулигану, то, в чем тот так долго нуждались — радость сексуального общения с противоположным полом. Тем более летом, когда тепло, и женское тело видно на просвет. Хорошо это, или плохо, но продажная любовь уже на протяжении многих веков является неотъемлемой частью человеческого общества. И каждый решает для себя — пользоваться ей, или нет. Другое дело, что тех, кто занимается сексом без согласия второго
