тем, отсутствие у китайских детей в вышеупомянутом фильме признаков жёлтой расы не может не вызывать законных нареканий. В связи с чем суд рекомендовал администрации киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького усилить работу по интернациональному воспитанию творческого коллектива вышеупомянутой киностудии.
Отдельное постановление суда назначало опекуна Рубинчику Марку Абрамовичу, 1948 года рождения, исполняющему обязанности бухгалтера на киностудии детских и юношеских имени Горького, в связи с наличием у него психического заболевания и его не способностью отвечать за свои действия. Опекуном была определена Ковальчук-Рубинчик Софья Ароновна, 1932 года рождения.
Своего лечащего врача в психиатрической больнице имени Кащенко Рубинчик обучил таким премудростям игры в преферанс, что через два месяца после начала принудительной госпитализации он был выписан под наблюдение врача психоневрологического диспансера по месту жительства как не представляющий социальной опасности.
Я встретил Рубинчика через много лет, когда приезжал в Москву в гости к своей сестре. Куренной атаман, под руководством мамы и опекуна, занимался отправкой своих многочисленных жён и детей в Израиль.
— Вы понимаете, Михаил, — говорил мне заметно прибавивший в весе Марк Абрамович, — тех жён, на которых я женился по первому паспорту, где графу национальность украшала запись «еврей», мне удалось отправить в Израиль относительно безболезненно. Но отправить туда же тех моих жён, которые вышли за меня замуж как за эвенка, оказалось почти невозможно. Трудности, которые я преодолел, беспрецедентны в истории сионизма. Но ничего, последняя супруга через полгода отправляется в Израиль, на историческую Родину своего супруга-эвенка. А там и я с Наташей начну собираться в дорогу.
Наташа, атлетического сложения немолодая мулатка, которую Рубинчик привёз в Москву с Ярославского вокзала, утвердительно кивнула головой, покачивая при этом похожего Марка Абрамовича грудного ребёнка. Ребёнок сопел во сне на мулатском языке.
— И Вам не жалко покидать такую замечательную многонациональную страну, каковой является Российская Федерация? — спросил я, — Мне кажется, в Израиле Вас будет беспокоить ностальгия.
— Посмотрите на эти руки, Михаил, — возбудился Рубинчик, суя мне под нос свои ничем не примечательные ладони, — Посмотрите на эти руки! Эти руки никогда не поднимали ничего тяжелее рюмки водки. Человек с такими руками не может врать.
— Может, — возразил я. Марк Абрамович не стал со мной спорить и продолжил:
— Моя мама считает, что в своих любовных пристрастиях я излишне многонационален. Но, будучи человеком тонкой душевной организации, она винит в этом только себя.
Прибыв на свою историческую родину, Марк Абрамович продолжил плодотворно трудиться на ниве кинематографа. Он организовал киностудию по производству порнографических фильмов ориентированных на арабского зрителя. Дело в том, что в любой арабской стране с мастерами кинематографа, работающими в жанре жесткой порнографии, жестоко борются. Структуры, призванные заботиться об общественной нравственности, при поимке такого мастера кино, быстро и неизбежно проведут с ним процедуры, после которых интерес к порнографии пропадет у любого. В Израиле же производство фильмов острой эротической направленности не является правонарушением, если в них не участвуют дети. Предприимчивый и всесторонне одаренный Марк Абрамович брал за основу высоко моральные, но популярные египетские фильмы, и перерабатывал их таким образом, что от высокой морали там не оставалось и следа. Все бы было хорошо, но многоженец-интернационалист физически не мог не нарушать действующее законодательство. Что и привело его вновь в лоно судебно-психиатрической экспертизы, в этот раз израильской. Увидев меня, он был тронут. Потом мы вместе вспоминали его покойную маму. Марк утверждал, что был к ней не справедлив, при этом на его глазах блестели слезы. Израильские психиатры сошли не коллегиальным отменять диагноз, выставленным в таком авторитетном учреждении, как институт судебной психиатрии имени Сербского, тем более что Рубинчика обвиняли в какой-то ерунде, за которую все равно в тюрьму бы не сажают. То, что этот яркий кинематографист тесно связан с миром продажной любви, сомнений у меня нет. И сейчас мы это проверим.
Рабинович набрал номер телефона и задал вопрос:
— Как прошла полярная ночь у иерусалимских оленеводов, Марк Абрамович?
— А, это вы, Мишенька, — ответили в трубке, — рад вас слышать. Как ваше психическое здоровье?
— Спасибо, на прежнем уровне, — отрапортовал Рабинович, — я, собственно, беспокою вас по делу.
— На старости лет решили исполнить главную роль в арабском порнографическом фильме, Мишенька? — раздалось из трубки.
— Спасибо, меня пока устраивают порно спектакли, в которых я систематически участвую вместе со своей женой-украинкой, — уклонился от заманчивого предложения Рабинович, — дело в другом. Где-то месяц-полтора в Израиль была достелена девушка двадцати лет, которую зовут Наташа Пятоева. Видимо, она находиться в одном из публичных домов. Один мой хороший знакомый очень хочет знать, где она находиться.
— Найдем, Мишенька, найдем, — обнадежил голос в трубке, — кстати, а как у вашего знакомого с презренным металлом. Ему, по всей видимости, придется расплатиться с теперешними хозяевами девушки.
— Если презренным металлом вы, Марк Абрамович, называете свинец, то с нынешними хозяевами девушки мой знакомый расплатиться в полной мере. Можете быть спокойны.
— Хоть и признан официально ненормальным, но не дурак, понял, — раздалось в трубке, — Я перезвоню вам завтра, Мишенька.
— Он действительно ненормальный? — переспросил Пятоев.
— Он такой же ненормальный, как чижик-пыжик трезвенник, — ответил Рабинович, — он позвонит завтра. А сейчас мы поедем спать. На сегодня впечатлений достаточно.
Иерусалимский эвенк позвонил на следующий день ближе к вечеру. Этот день показался Пятоеву вечностью.
— Я нашел вашу девушку, — сообщил эвенк, — ее передали в «Алые паруса». Вы знаете, где это?
— Найдем, — громко пообещал Пятоев.
— Как я понял, Мишенька, по поводу девушки к вам обратился мужчина с командирским голосом? Я чувствую сердцем, что мужчина только что из России? — продолжил Эвенк, — на родине нас не забывают. Это приятно. Вот и ко мне обратился один россиянин. И просьба у него пустяковая, даже вы без труда ее сможете выполнить. А мне, в силу ряда обстоятельств, не хотелось бы засвечивать крепкую дружбу между мной и моим гостем.
— Сделаем, — тоном Пятоева громко пообещал Рабинович.
— Вот и договорились, — обрадовались в телефонной трубке, — а если нужда в девушке не отпадет, обращайтесь. Старый добрый эвенк всегда к вашим услугам. Так я дам моему гостю ваш телефон, Мишенька?
— Конечно, — отозвался на зов Рабинович, — только когда позвонит, пусть спросит Ларису Ивановну. Моей супруге будет приятно.
Ларисой Ивановной заинтересовались минут через десять. Встречу назначили на вечер в ресторане. После довольно вкусной торжественной части — подали плов из баранины, который едят только руками, смачивая их в пиале, и запивают зеленым чаем. Традиционная еврейская пища, бухарский вариант, который плавно перешел в традиционно еврейский ужин — блины с икрой под «Очи черные» в ресторане «Сибирь» города Тель-Авива. Далее официальная часть естественным путем перешла в деловую. В теплой (+31 °C) и располагающей к откровенности атмосфере тель-авивского пляжа. Кроме Рабиновича здесь присутствовали Пятоев, Шпрехшталмейстер, представительный мужчина, назвавшийся Глебом Петровичем, и менее представительный, хотя и очень нехрупкого телосложения, молодой человек. Молчаливый, но изредка и неохотно отзывавшийся на имя Саша. По словам Рабиновича, когда он выслушав эти сказки тысячи и одной безлунной ночи и понял, что ему предлагают, у него дыхание спёрло не только в зобу, но и в том месте, которым испытывают глубокое внутреннее удовлетворение.
