их, но обещают вновь с ними встретиться в случае подачи заявления об изнасиловании.
— С детства мечтал сесть в израильскую тюрьмы за изнасилование, мать твою за ногу — сказал один из крепких молодых людей, обращаясь к другому — ну и что делать теперь будем?
— Не нуди, и без тебя тошно, — было ему ответом. Они сидели на скамейке около детской площадки, и настроение после беседы с сотрудниками правоохранительных органов у них было скверное.
— С детства тяготею к субтропическим военным тайнам, — обратился к ним нахально присевший рядом с ними рыжеволосый мужчина, — и кто же та дуреха, которая отказала таким орлам в любви?
— А если в пятак? — поинтересовался один из молодых людей. После чего, с выражением глубокой задумчивости на лице, добавил, — В пятак и сразу по уху.
— Высказывания сержанта Хомякова вновь подтверждают справедливость старой истины о том, что Хомяк в своей жизни должен сделать три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть, — резюмировал высказывания своего бывшего подчиненного.
Сержант Хомяков уже широко открыл рот с целью дать достойный отпор гнусному выпаду рыжеволосого нахала, но ее прервал возглас бывшего старшего лейтенанта Гришина:
— Верхнюю пуговицу расстегнуть! Приготовить к проверке подворотнички!
Хомяк поперхнулся.
— Товарищ старший лейтенант, а вы то как?.. — удивлению его не было предела.
— Отцы-командиры и в Израиле покоя не дают, — сказал второй плохо воспитанный молодой человек и смачно сплюнул, — ну, и как нам поступить в такой ситуации, товарищ старший лейтенант?
— Попавшему в беду товарищу нужно помогать, — заявил Гришин. — Помню ты, Сапог, во время ночного дежурства, когда хочется спать, любил пососать что-нибудь сладкое. А потому совершил покупку по объявлению «Продаю мёд в натуральной упаковке (улей, пчела)». Наверное, хотелось чего-то природного, без химии. Пчела ужалила тебя в язык, когда ты уже засыпал на боевом посту. Окончательно проснувшись, ты даже не смог испустить душераздирающий крик. Помню, рот тебе удалось закрыть только на третий день. А ведь ты ещё и свечи на меду от геморроя купил у них. Для страдающего геморроем прапорщика из второй роты. В натуральной упаковке. И тихо ждал, пока он ими воспользуется. Как прапор кричал, бедняга!
Сапог грустно усмехнулся. Служба в псковской дивизии ВДВ с ее милыми безобидными розыгрышами казалось ему бесконечно далекой. Хотя с того времени, как его с Хомяком хотели посадить за рэкет, но пожилой следователь замял дело и устроил им работу в Израиле, пошло не так уж много времени.
— А я, помню, в госпитале лежал, когда от суда хотел отмахаться — погрузился в армейские воспоминания Хомяк, — медсестра там одна была — зверь. Сижу я как-то, смотрю телевизор. Заходит она.
— Больной Хомяков, — говорит, — хватит смотреть телевизор. Пора в кровать.
— А нас не застукают? — с надеждой в голосе спрашиваю я.
— Об этом даже подумать страшно, — ответила медсестра, но, судя по всему, храбро подумала, — представляю, что будет твориться с товарищем подполковником.
Героическая медсестра была официальной любовницей заведующего этого отделения. Впрочем, как и почти всех его пациентов. Но заведующей умудрялся этого не знать.
— Ты должна попросить товарища подполковника перевести меня в другую палату, — капризно произнёс я. Я уже примирился с перспективой в очередной раз за эту смену отправится в кровать с медсестрой из народа, и теперь нагло требовал за свою маленькую любезность блага и привилегии.
— А чем тебя не устраивает твоя палата? — удивилась медсестра.
— У моих соседей по палате мания величия, дорогая, — говорю, — Один называет себя Молотовым, другой Берией. Но разве товарища Сталина обманешь?
— С кем мне приходиться иметь дело, — с грустью подумала ищущая любовных утех медсестра, но вслух сказала, — Ладно, товарищ Сталин, пошли в кровать. Сейчас я проверю, действительно ли ты лучший друг детей.
— У тебя все дороги ведут к кровати, — с горечью подумал я. В эту минуту я уже пожалел, что решил прикинуться сумасшедшим. Лучше бы в лагерь пошел.
— Это что, — поддержал его Сапог, — вот у меня в школе была учительница, у которой на уроке литературы спросили, как пишется слово «беременная». Классе в седьмом.
— Милочка, не пиши сочинение на тему «Как я провела лето», — строго сказала она, — Лучше раскрой образ Раскольникова.
— Ну, сел Иванушка-дурачок на коня-идиота, — сказал Гришин, — нашел что вспомнить. Вот у меня, помню, случай был.
Заказ у меня поступил из Америки. В Нью-йоркском аэропорту la Guardia довелось мне посетить туалет. После длительных поисков. Там я быстро снял брюки и решительно сел на унитаз. Неожиданно услышу голос, который говорит:
— Greetings (Привет).
— Greetings (Привет), — отвечаю, и инстинктивно попытался одеть брюки. Ни к чему хорошему это не привело.
— How are you doing? (Как дела?) — поинтересовался голос.
— Everything is all right (Всё в порядке), — отвечаю, безуспешно пытаясь понять, кто это разговаривает. Я сидел на унитазе в изолированной кабинке, в которой кроме него никого не было. Но полиции, в душе, я всегда опасаюсь.
— Than you are engaged? (Чем занимаешься?) — не унимался окончательно обнаглевший голос.
— And you guess (А ты угадай), — огрызнулся я. Беседа с непонятно кому принадлежащим голосом определённо действовала мне на нервы.
После моего грубого ответа повисла неловкая пауза, после чего голос сказал:
— You excuse, dear, I shall call back to you. Here any придурок behind a wall … (Ты извини, дорогая, я тебе перезвоню. Тут какой-то придурок за стеной…), — вот такие случаи в жизни бывают.
— А что за заказ у вас был, товарищ старший лейтенант, — поинтересовался Хомяк, — что вы должны были делать в Нью-Йорке?
— Да киллерствую я, ребята, помаленьку, — сказал Гришин, доставая из кармана сигареты и с достоинством прикуривая, — сейчас жизнь сами знаете какая.
— Это да, — с вздохом согласился Сапог. В псковской дивизии ВДВ старший лейтенант Гришин слыл интеллигентом, так как кончил спецшколу и говорил на иностранных языках. Впрочем, интеллигентские манеры на уровень его общефизической подготовки никак не влияли. И все его подчиненные, в том числе Хомяк и Сапог, искренне гордились своим командиром.
— Ну, а дальше что было, — спросил Хомяк, — кончилось то все чем?
— Да чем кончилось, — пожал плечами Гришин, — Дальше я слушать не стал, а вновь подтянул брюки и, не застёгивая ремня, перебежал в другую кабинку. Но и здесь мне не удалось полностью уединиться. Через короткий промежуток времени дверь кабинки неожиданно широко распахнулась и дородная негритянка, с криком «Be cleaned from here! It is a female toilet!» (Убирайся отсюда! Это женский туалет!), выставила меня наружу.
— Да, дела, — выслушав Гришина, посетовал Хомяк.
— Ну а поставленную боевую задачу, вы, товарищ старший лейтенант, выполнили? — поинтересовался Сапог, — Нью-Йорк все-таки, самое логово.
— Понятное дело, — ответил Гришин, глубоко затягивая дым сигареты, — Я благополучно встретился со своим деловым партнёром, и мы поехали в город. По дороге деловому партнёру позвонила супруга.
— Yes, I have already bought the machine, dear … Certainly, as you asked corporal color (Да, я уже купил машину, дорогая… Конечно, как ты просила, телесного цвета).
Для меня на сегодня это было уже чересчур. Мы ехали на абсолютно новой машине, где с сидений ещё не был снят целлофан. Автомобиль был чёрного цвета.
— Mine of the spouse the negress, that she was healthy (Моя супруга негритянка, чтоб она была здорова), — увидев мой недоумённый взгляд, сказал деловой партнёр, прикрыв трубку рукой, и продолжил телефонный разговор.
— No, do not worry dear, the big black diplomat was found. I have met this alcoholic at the airport. As it is
