учреждении самые тёплые воспоминания. Будучи в лейтенантском возрасте, он попал в хирургическом отделении главного клинического госпиталя имени Бурденко. Командованием была поставлена перед ним боевая задача вырезать нежданно возникшую у него во время выполнения ответственного задания паховую грыжу. В палате грыженосцев личный состав подобрался холостой и жизнерадостный. Санитарками в госпитале работали девушки-солдатки, имеющие лимитную московскую прописку и учившиеся в вечернем медучилище. Палату грыженосцев в качестве санитарки обслуживала девица удивительной красоты с явными садистскими наклонностями. Она кокетничала со всеми пациентами одновременно, но доступа к телу не позволяла. Госпиталь тогда являлся военным учреждением, и в нём соблюдался режим секретности. Поэтому никто не знал, когда его возьмут на операцию. График операций висел в комнате врачей. Садистка-санитарка подглядывала, когда кто идёт на операцию, и в ближайшую после операции ночь обещала отдаться. Будучи девушкой не только исключительно красивой, но и честной (такой её воспитал комсомол), она пребывала вечером в день операции в вызывающих одеждах. После операции по поводу грыжи, когда у человека разрезан живот, ему больно не только любить, но даже кашлять и глубоко дышать. Красотка-санитарка объяснений никаких не принимала, отсутствие взаимности связывала с недостатком любви и расставалась навсегда. Ослабленные потерей грыжи военнослужащие очень переживали, клялись в любви, и при воспоминании о ней им было мучительно больно. Горячий псковский парень, лейтенант Пятоев, не спал два дня и старался не смотреть на неё, пока не выписался из госпиталя. А снилась она ему, пока он не получил звание старшего лейтенанта.
Но эти опасные игры с офицерским составом элитных подразделений Советской Армии не могли продолжаться бесконечно долго. Однажды один старший лейтенант спецназа откликнулся на её зов. Она точно знала, что его операция закончилась два часа назад, и поэтому безбоязненно провела его в операционную и позволила себя раздеть, а так же положить на операционный стол. Разошедшиеся швы послеоперационной раны и обильная кровопотеря не помешали спецназовцу выполнить свой солдатский и человеческий долг.
Когда голая, залитая кровью с головы до ног, только что лишившаяся невинности, проживающая в столице своей родины по лимитной прописке, редкой красоты санитарка вбежала в комнату дежурного хирурга и сообщила ему, что ее суженый истекает кровью на операционном столе, у врача с двадцатилетним стажем выпала из руки уже поднесенная ко рту рюмка с неразбавленным спиртом. В главном лечебном учреждении Вооруженных Сил такого не случалось со дня его основания.
— А мы с Игорем Александровичем старые знакомые, — прервал воспоминания Пятоева начальник охраны, — вы, наверное, меня не помните, а я вас помню. Мы вместе учились в Рязанском училище ВДВ. Вы тогда еще заняли первое место в соревнованиях по военному многоборью, а я только пятое. Но я был только на первом курсе, а вы на третьем.
Потом были воспоминания, похлопывания по плечу, появился какой-то коньяк в странной по форме бутылке с надписью на французском языке. Рыжий попросил какого-то, чтобы Пятоеву дали ключи от соседней комнаты. Кто-то не только согласился, но и быстренько сбегал за телевизором и холодильником. Тогда же Пятоев обменялся телефонами с начальником охраны. Теперь, когда Наташа исчезла, Пятоев еще из Пскова позвонил по этому телефону. Начальник охраны обещал разузнать, что сможет.
Пятоев понимал, что визит в общежитие мало что даст, но пренебречь даже малым он не мог. Теперь, убедившись, что в общежитие он ничего не узнает, он позвонил начальнику охраны.
— Извини, майор, что встретиться не могу. Я с хозяином сейчас не в Питере. Но твою Наташу действительно увезли в Израиль проституцией заниматься, суки. Большего сказать не могу, но хочу сообщить тебе следующее — этих сук ты пойдешь мочить, тут вопросов нет, все правильно. Но будь осторожен. Запомни, тебе придется работать не по людям, а по организациям. И искать этих б… тебе нужно в Пскове. После этого повисла пауза. Начальник охраны явно пожалел, что употребил слово «б…».
— Да брось ты, Олег, — ответил Пятоев, — все будет в порядке, не волнуйся.
После этого разговора Игорь вернулся в Псков. Там его путь лежал к Штурмбанфюреру.
— Ну что, Володя, узнал что-нибудь? — спросил его Пятоев.
— Узнал кое-что, — почему-то невесело сообщил ему Штурмбанфюрер, — дело обстоит следующим образом. В Пскове существует одна бригада, которая клала болт с прибором даже на псковского олигарха. Занимается она, в том числе, следующим. Они вербуют девушек для работы в качестве проституток в Израиле. Причем происходит это таким образом. Находится симпатичная девица, которая не дружит с законом. Потом героические органы охраны правопорядка добросовестно собирают на опасную преступницу улики. При желании их можно собрать на любого, кто сам себе зарабатывает на жизнь. А когда улики собраны, приглашают злоумышленницу на беседу. Где ей, зареванной, говорят следующее. Ты, такая разэтакая, за свои художества посидишь в тюрьме лет пять-шесть. Это как минимум, а то и десять. Но, глядя на тебя, такую красивую, у меня сердце болит. Ты мне даже мою дочь напоминаешь. Есть одна возможность, правда устроить это будет не просто, чтобы ты, вместо ведения целомудренного образа жизни где-нибудь в тюрьме под Магаданом, поработала проституткой в Израиле. Не долго, год, от силы два. За это время мы и дело на тебя закроем, да и ты на квартиру в Пскове заработаешь. Сколько можно по углам ютится, а в Невеле, в глуши, кто такую красивую девушку оценит. Решать тебе конечно самой, никто тебя не принуждает. Ты пока в камере посиди, подумай. Ну а в камере, понятное дело, ей устраивают ночь любви. На следующее утро продолжение профилактической беседы, много теплых слов о евреях вообще и об Израиле в частности, и очередной работник панели готов заступить на трудовую вахту на Святой Земле. Так что и не знаешь, чего ждать, толи скоро всех преступниц переловят, толи в Пскове красивые девушки переведутся.
Суки, — сказал Пятоев, — начальник охраны Рыжего был прав, грязные суки. Только зря они думают, что за этих девчонок некому вступиться. Кстати, не мог бы ты устроить мне встречу с одной из них.
— Проблемы нет, — снова вздохнул Штурмбанфюрер, — устрою.
Глава 2
Святовство майора
— Когда ты улетаешь? — спросил Пятоев.
— Сегодня вечером, — ответила она. Перед Пятоевым сидела совсем молоденькая девушка. С ее румяной физиономии не сходила улыбка. Она явно с интересом относилась к неожиданной беседе с очень крутым братаном, с которым ее познакомил Штурмбанфюрер.
— Ну и на сколько лет тебя обещали посадить, — спросил Пятоев. Ему хотелось узнать, какой криминал можно приписать этому жизнерадостному ребенку.
— Должны были дать лет пятнадцать, — продолжая кокетливо улыбаться, ответила девушка, — спасибо следователю. Спас, благодетель.
— Откуда столько, — удивился Пятоев, — ты что, шоколадного зайца украла?
— Мне шоколад есть нельзя, — девушка перешла на серьезный тон и перестала улыбаться, — мне фигуру беречь надо. Работа у меня такая, — а обвиняюсь я в убийстве.
При упоминании об убийстве она снова улыбнулась. «Жизнерадостная какая, — подумал Пятоев, — и на такую хорошенькую дурочку повесили обвинение в убийстве. Ну, как они не суки после этого».
— Я с училкой по английскому двух лохов чуть не грохнули, — продолжила девушка, — как менты на нас вышли, ума не приложу. Вот волки позорные. Спасибо следователь хороший попался, дело закрыл. Он и в постели ничего, хотя и старый, еще старше тебя, да и не здоровый такой, как ты.
Пятоев невольно приблизился к ней, чтобы получше рассмотреть ее ангельское личико.
— Только не вздумай со мной что-нибудь сделать, — испугалась девушка, — в меня деньги вложены, меня за границу работать направляют. Если что-нибудь со мной случится, будешь ответ держать!
— Да не трону я тебя, — улыбнулся Пятоев, — хотя никого и не боюсь. Ты просто ответь на мои вопросы, а потом можешь сама ко мне за помощью обращаться.
— Правда? — улыбнулось девушка, — а я так испугалась! Ты такой здоровый, а мне много не надо. Ты ведь меня можешь щелбаном пришибить. У меня сердце больное, ревматизм. Это у нас семейное. Самое то, чтоб под Магаданом в тюрьме сидеть. Хорошо еще, что работу нашла в Израиле. Там тепло, подлечусь
